...из пены морской. Инверсионная тeория антропогенеза - Виктор Тен

Здесь бессильно и сознание, увы. Известно, что перед свиданием с девушкой некоторые юноши занимаются мастурбацией, чтобы избежать перевозбуждения во время полового контакта, потому что в период ювенильной гиперсексуальности можно опростоволоситься перед девушкой по причине перевозбуждения и заработать невроз. За неврозом, как правило, следует импотенция, когда молодой человек отказывается от секса, потому что слишком хочет.

Понятие о парабиозе ударило по доминанте, как автопробег по бездорожью. Встал вопрос, как та вообще возможна? Выходило, что она возможна только в самом начале. Чем сильнее возбуждение, тем быстрее оно вызовет адекватное по силе торможение. (Разовьем мысль: выходит, что физиология - такой же «поток», как и сознание, в ней нет субстантивов, одни транзитивы. Джемс, который противопоставлял сознание и физиологию на данной основе, мыслил узко).

Н. Введенский и А. Ухтомский употребляли термин «сопряженные торможения». Б. Поршнев заменил множественное число на единственное. «Не сопряженные торможения, а сопряженное торможение; не торможения в центральных областях, а торможение в некоторой центральной области; не торможение сопряженных с доминантным очагом (центром) других очагов (центров), но торможение сопряженного очага, или центра Эта перемена множественного числа на единственное помогает объяснить природу неадекватных рефлексов» (50, с.245).

Сверхзадача, которую поставил перед собой Поршнев, «барьер», который он брался осилить таким образом, - это объяснение происхождения сознания. Как мы видим, в качестве первичного условия зарождения сознания фигурируют два центра в одном мозге.

Психологи с разных сторон приходят к одному и тому же. Л. Шерток реконструирует палеопсихику, как дуальную, связанную через трансфер (перенос). У Шертока речь идет о субъектном двоецентрии, о двух «Я». Б. Поршнев исходит из наличия двух динамических доминант: возбуждения и торможения. Он переводит разговор в сферу реактивности. Идея двоецентрия носилась в воздухе до появления инверсионной теории антропогенеза и это лишний раз подтверждает ее правоту, ибо, как читатель увидит, я тоже исхожу из идеи двоецентрия.

Вопрос заключается в том, как интерпретировать двоецентрие первобытной проточеловеческой психики? Не смея выйти за пределы навязанной антропологами-дарвинистами «обезьяньей» теории, психологи вынуждены объяснять раздвоение патологией, хотя сами, как показывают труды того же Л. Шертока, понимают порочность и недостаточность такого объяснения. Более того, психологи указывают на некую древнюю тайну, заключенную в раздвоении личности; еще более того, они говорят о том, что истоки психических болезней заключены в филогенезе сознания, а именно в его изначальной раздвоенности, диссоциированности. Слово за палеоантропологами, которые молча разводят руками. В мозгах обезьян нет ничего, что могло бы соответствовать этим высоким требованиям реконструируемой палеопсихологии.

Данные антропологии и данные палеопсихологии расходятся в разные стороны. Б. Поршнев является единственным ученым, который, будучи специалистом в обеих науках (он доктор истнаук и доктор психологии), попытался соединить эти два расходящихся контакта. Мы видим, что за основу он взял психологическую идею «два динамических центра в одном мозге», а сейчас будет притягивать к ней обезьяну, ибо он — симиалист. Посмотрим, загорится ли лампочка.

Порочность его рассуждений заметна уже в том, как он волюнтаристски «сколотил» второй центр. С первым все ясно, - это доминанта Ухтомского, концентрирующая импульсы торможения и направляющая их «на работу» в один центр возбуждения. Она способна доминировать при условии, что все остальные очаги в период ее господства — пигмеи. Доминанта сгоняет все импульсы, исходящие от них, и загоняет все стадо в нужное ей «узкое горлышко». Предположение Поршнева (чисто голословное, ибо он — теоретик, не имевший собственной лаборатории), будто наряду с доминантой возбуждения возникает сильная доминанта торможения не является дополнением учения Ухтомского о доминанте, а дезавуирует его. Доминанта перестает быть доминантой, если очаги торможения не множественны и не мелки. Множественность и мелкость сателлитов является условием любого доминирования.

Два мозговых центра действительно находятся у истоков сознания, но природа их совершенно иная. Она ближе к тому, о чем пишет Шерток, а не Поршнев. Именно для того, чтобы убедиться в этом, продолжим следить за тем, как Б. Поршнев «берет барьер» с обезьяной в руках.

Второй центр, который Поршнев назвал «тормозная доминанта», понадобился нашему симиалисту для того, чтобы объяснить «природу неадекватных рефлексов». О чем идет речь? В каждой лаборатории, изучающей рефлексы и проводящей опыты на животных, со временем накапливается корзина «отбросов». Их называют «рефлекторными извращениями», «неадекватными рефлексами», «экспериментальными неврозами», отмечают на полях дневников и забывают. Обезьяна, прежде чем подойти к кормушке, подбегает к двери. Собака отряхивается или чешется. Самец лягушки пытается «обнять» лапами воздух и т.д. и т.п. Поршнев провел опыты на двух своих собаках и одном гамадриле с целью добиться неадекватных рефлексов, что ему легко удалось. Собаку Ласку не выводили на прогулку то тех пор, пока она не начинала «энергично, быстро» топать передними лапами. Ее выводили. Когда данный рефлекс закрепился, на него перестали реагировать. Бедная Ласка топала напрасно и однажды, будучи в полном отчаянии, села на хвост и начала «передней правой лапой проводить себе по морде». Экспериментатор Поршнев предположил, что данное движение «является антагонистом первого» (вот оно — явление «тормозной доминанты»! — В.Т.) и начал закреплять его. Закрепил. Однако мучения собаки на этом не прекратились. «Однажды Ласка была озадачена, когда подошла ко мне, сделала «утирание носа», а я не шелохнулся» - пишет Поршнев (50, с.211). Ласка терпела-терпела, а потом начала «трюкачить». Сев, собака передними лапами накрест многократно взмахивала выше головы. Подобный опыт на гамадриле выявил и его способность на неадекватные реакции, только подкрепление в данном случае было другое, - еда. Мучить казенную обезьяну Поршневу не позволили.

Вопрос: насколько все эти реакции можно считать неадекватными, то есть противоестественными, то есть - переходными к реакциям, не являющимися чисто физиологическими?

Измученное позывами к дефекации животное всячески пытается обратить на себя внимание хозяина. Что в таком поведении неадекватно? Б. Поршнев считал, что каждый новый «трюк» представлял собой явление «тормозной доминанты», оттягивающей на себя «излишек возбуждения». Т.е. это следствие внутренней борьбы двух центров мозга собаки: центра возбуждения (на дефекацию) и центра торможения (табу «делать» на ковер), — считал Поршнев. К сожалению, все опыты проводились в присутствии экспериментатора и поэтому неизвестно: стала бы собака трюкачить, если б не пыталась привлечь внимание хозяина к себе и своей нужде, или просто наделала бы на ковер. Последнее вероятнее, учитывая мировой опыт содержания животных.

Впрочем, даже если считать подобные реакции неадекватными, дает ли это нам право выводить их за пределы физиологии животного? Всякая норма подразумевает и ненормальность. Физиологическая ненормальность сама по себе может и не быть истоком психической ненормальности и далее сознания. Вполне вероятно (и скорее всего), что разные реакции собаки объясняются быстрой сменой доминант, а не их борьбой. Ибо «трюки» разделены во времени, они не смешивались, а следовали один за другим.

Б.Поршнев считал, будто существует некое «депо неадекватных реакций», например, у горилл наиболее часто встречающейся реакцией на стресс является энергичное почесывание волос затылка (50, с.292); ниже я докажу, что данная реакция у горилл является адекватной и имеет свою первопричину, берущую начало в процессе антропогенеза. Благодаря способности животных к имитации, «неадекватные реакции» приобретают характер двигательных «архетипов» (определение мое, — В.Т.), то есть становятся как бы «видовым» явлением. Данный феномен Поршнев назвал «интердикцией». Далее слово ему:

«Вот на уровне троглодитид наступает час интердикции. Механизм «доминирования», полезный в стае, становится вредным и жизненно опасным в больших скоплениях; и его парирует интердикция. Какой-то главарь, пытающийся дать команду, вдруг принужден прервать ее: члены стада срывают этот акт тем, что в решающий момент дистантно вызывают у него, скажем, почесывание в затылке, или зевание, или засыпание, или еще какую-нибудь реакцию, которую в нем неодолимо провоцирует (как инверсию тормозной доминанты) закон имитации.