Уха в Пицунде - Алесь Кожедуб

— Куда направляетесь?

— В станице Алексеевской находилась моя спецгруппа. Ищу… — объяснил Василь, уже ни на что не надеясь.

— Ефрейтор с вами?

— Так точно, со мной.

— Ладно, сержант, на первый раз отпускаю. Скажи спасибо фамилии.

— Спасибо, товарищ капитан!

— Хорошо-хорошо. Как добираться будешь?

— На попутке…

— Выходите за город вон по той дороге, а там как повезет.

И капитан с двумя бойцами медленно пошагал по площади, не оглядываясь.

— А вы правда земляк? — во все глаза смотрел на Василя Корневич. — Из одной деревни?

— Тот же с Украины, а я белорус, дурило! — с облегчением захохотал Василь. — Давай быстрей, пока нас опять не заловили…

До станицы они добрались поздним утром.

Пыльный шлях с высоченными тополями лежал пустой, ни человека на нем, ни собаки. В прореженных садах кое-где сожженные хаты, но запах гари на пепелищах уже выветрился.

— Ишь, тишина какая! — кивнул на станицу Василь. — Будто и войны нет, а, Ванька? Будто не было ничего.

— А что здесь было? — спросил тот.

— Скоро узнаешь.

И уверенно направился в тот край станицы, где и мост, и хата бабы Натальи, и Мельниченко с помощниками.

Шел по станице, ничего не узнавая, ни старых верб, ни мосточка через яр, ни двухэтажного здания сельсовета, еще недавно с него свешивался флаг со свастикой, теперь трепещется наш.

— Глянь, Ванька, наше знамя прицепили, советское. Во, гады…

— Ну правильно, — едва поспевал за ним Корневич. — Наше, какое же еще…

— А где они моих ребят закопали? Ничего, сейчас расскажут…

Сильно припекало, Василь раздраженно отмахивался от слепней, вытирал с глаз пот, ругался.

Вот и хата. Сейчас она совсем не такая, какой ее помнил Василь. Конечно, из кучи навоза обзор не тот.

Вошли во двор. Василь едва сдержался, чтобы не заглянуть сначала в хлев. Нет, надо в хату. А ведь он ни разу и не был в ней, не довелось погостить. По-хозяйски распахнул дверь, только на мгновение остановился на пороге — и в темную прохладу жилья.

Баба Наталья доставала из печи чугунок с варевом, оглянулась на стук двери — и ахнула, выпустив из рук ухват.

— Добрый день в хату, — скинул Василь с плеча мешок, лямки которого изрядно натерли плечи за дорогу. — Узнаешь, бабка?

— А бо-о… — закрыла Наталья рот уголком платка. — Откуль это ты?

— Нечистая принесла, — криво усмехнулся Василь. — Горилка есть? Тащи, баба Наталья, на стол. Нам сейчас без горилки не обойтись.

— Дак, это, с похорон осталась…

— С похорон? А дед Михайло где?

— Сорок дней как поховали. Не выдержал мой дед, в ту же ночь, как вы уехали, лег вот так на кровать и больше не поднялся. Сразу после вас… — Наталья вытерла рукой глаза.

— В ту же ночь, говоришь? — придвинул к столу табуретку Василь. — Проходи, Иван, помянем человека.

— А где твой чернявый? — вглядывалась бабка в Ивана. — Тот был как цыган.

— Отрезали ноги цыгану.

Василь достал из мешка консервы, сахар, хлеб.

— Обе ноги до колена. Сына нету?

Баба Наталья, будто не расслышав, бегом кинулась в сени.

— Боится про сына, — подмигнул Василь Ивану. — Ничего, нам ее сын не нужен.

Иван, мало что понимая, пожал плечами.

Баба Наталья принесла наполовину заполненную кварту, кусок пожелтевшего сала, три луковицы:

— Голодно у нас…

— Ничего, все, что на столе, тебе останется, — налил в два стакана мутную самогонку Василь. — Ну, нехай ему земля пухом…

Торопливо закусили, Василь налил еще раз:

— У православных три чарки надо.

Баба Наталья дрожащими руками поправляла черный платок, все пыталась что-то сказать — и не решалась. Выпили по третьему разу, Василь закурил, стараясь не смотреть на хозяйку. Корневич встал и открыл окно, высунулся из него, наверно, запьянел.

— Ну, баба, — поднялся Василь, — докладывай.

— Шо?! — испугалась та.

— Называй, кто выдавал наших.

— То я ж не знаю… Мало шо люди языками мололи…

— И Мельниченки не знаешь? Того самого, что в хлев приходил?

— Чому, знаю… — опустила глаза баба Наталья. — Его сын старший был в полиции. И сам…

— Где живет?

— За сельсоветом третья хата, рядом две спаленные, а его уцелела… Кинь, на шо он тебе! Сын с немцами утек, то он с невесткой остался. Кинь, нехай его совесть заедает…

— Такого заест… — Василь завязал пустой мешок, взял в руки автомат. — Ладно, баба Наталья, не поминай лихом. За старика своего прости. Это ж из-за нас он…

— Все там будем.

— Конечно, все, только одни раньше, другие позже. А кому и помочь надо. Пойдем, Ванька.

Корневич, уже кое-что поняв, качнул головой, будто отказываясь, — и потащился, нога за ногу, следом за Василем из хаты.

Чем ближе к сельсовету, тем больше Василь ускорял шаг. Горело лицо, не понять, от водки это или от жары. Сердце стучало в ушах, кипела в жилах кровь. Не шел — летел.

Где-то сзади спотыкался Иван. Василь ни разу не оглянулся, но знал: никуда Ванька не денется.

Да, все правильно: сельсовет, две сожженные хаты, одна уцелевшая. Вот и тетка навстречу.

— Хата Мельниченков? — не здороваясь, спросил Василь.

— Ихняя… — шарахнулась от него женщина.

Во дворе было пусто, откуда-то потягивало дымком. «Богатые, сволочи…» — охватил он взглядом широкий двор с хлевом и овином, над плетнем тяжело свисали головы подсолнечников, на сотках стена кукурузы.

Сильно прихрамывая от внезапной боли в раненой ноге, пролетел мимо пустых окон к двери хаты. Широко открыл — и кинулся, будто головой в прорубь. В темной хате сразу увидел, как метнулась за занавеску молодая женщина. Но не успел он оглядеться, как молодуха выскочила назад с ребенком в руках, заступила ему дорогу:

— Никого нет!

Ребенок, выхваченный из люльки, сучил руками и ногами, кричал.

Василь молча отодвинул ее, прошел к двери в чистую половину хаты. С кровати уже поднимался человек в армейских штанах и нательной рубахе, испуганно загораживаясь рукой от неожиданного гостя.

— Сиди-сиди, голубок, — стал в дверях Василь, уперся руками в косяки. — Не узнаешь, господин Мельниченко?

— Где-то виделись?.. — еще раз попытался тот подняться.

— Сидеть! — гаркнул Василь. — Можно сказать, что и виделись. Не помнишь, как в хлев к бабе Наталье забегал? Десантников ловил? С немцами ты тогда бегал, не помнишь?

И увидел, как задрожали руки Миколы Мельниченки, как побледнело лицо, как шаркнула по полу босая нога.

— Вспо-омнил!.. — удовлетворенно протянул Василь. — А я тогда в закутке прятался, под навозом. Ты вот так в воротах стоял, а я в говне. Не нашел ты тогда меня, Мельниченко.

— Д-дак я ж… не хотел н-найти…

— Дядько, дядько… — стучала Василя по спине молодуха, стараясь проскочить в комнату к свекру. — Пустите!..

— Корневич, убери женщину, — не поворачивая головы, приказал сержант.

Иван, которого не слыхать было, не видать, стал молча отжимать ее в угол. Заходилось в крике дитя, вопила женщина. Василь почувствовал: еще немного, и он не выдержит.

— Поднимайся, — ступил он в комнату. — Пойдем.

Микола послушно поднялся, споткнувшись о сапоги у кровати, оглянулся на Василя.

— Обуваться не надо.

В углу возились Иван с женщиной, но ребенок, как ни странно, вдруг затих.

— Давай-давай, за хлев, — подтолкнул Миколу в спину Василь.

— Я тебе денег дам, солдат, — заговорил во дворе Микола, — много денег! Иди себе своей дорогой, а я тебе золото… На шо тебе моя жизнь, возьми деньги. Чуешь, солдат, золото…

— Иди-иди, сука…

— Мы ж не на войне, солдат, — попытался повернуться лицом к Василю Микола. — Шо было, то было, давай полюбовно… Война кончится, а у тебя золото…

— Становись! — потемнело в глазах Василя. — А кто мне моих хлопцев вернет?!..

И хлестнул короткой очередью из автомата.

Микола, повернувшись боком, сделал маленький шажок — и повалился лицом вниз. Только теперь Василь разглядел, какой это был крепкий, несмотря на годы, мужчина. Желтели на солнце пятки, ветерок шевелил на затылке редкие волосы.

— Иуда… — плюнул себе под ноги Василь.

Не заходя в хату, он вышел на улицу, следом выкатился растрепанный, тяжело дышащий Корневич.

Василь, не оглядываясь, двинулся к мосту, фермы которого хорошо виднелись отсюда. Уже далеко отойдя от хаты Мельниченков, он вдруг притормозил, не слыша за собой шагов Корневича. Чуть повернул голову. Да, сзади никого не было.

— А, разведчик-диверсант?! — усмехнулся он. — Лежишь в канаве и не дышишь? Ну лежи-лежи.

Конечно, проверку на вшивость не все выдерживают. А он отомстил. Мертвые поблагодарят его, живые не осудят. Войны впереди еще черт знает сколько…