Игры виновных: сезон первый - Р. С. Кириченко

Смена кадра.

Сначала чёрный фон. Затем, спустя мгновение, на чёрном фоне образовались белые буквы:

Продолжение следует…

5

— Тебе всё так же смешно? — спросил офицер.

— Нет, — ответил Саша. Голос стал хриплым, сухим и словно доносился откуда-то издалека. Саша не пребывал в этот момент в шоке — он пребывал в ужасе.

— Ты что-то знаешь об этом?

— Нет! — он замотал головой из стороны в сторону, но не отрывал взгляда от экрана и не спешил возвращать телефон владельцу. Потому что он увидел ещё один кадр. Длина видео резко увеличилась на три секунды, проявляя следующую картинку, как будто кадр после титров:

НЕ ВРИ — ТЫ ВСЁ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ.

ЗДРАВСТВУЙ, САША.

Он швырнул телефон офицеру:

— Какого хрена? Что за подстава?

— Эй! Эй! — офицер схватил его за плечи. — Ты чё творишь?

— Мы же уехали оттуда раньше! Зачем здесь моё имя?! — Саша начал заикаться, сердце колотилось в бешеном ритме.

— Какое имя? Ты о чём?

— Мы ведь уехали раньше, вы же знаете!

— Ладно-ладно, верю. По какой причине вы уехали?

На этот вопрос Саша начал отвечать мгновенно, заикаясь на словах. Он рассказал о том, как случайно зашёл в комнату к девушкам, как Румина запустила в него бутылкой, как он оказался в отключке.

Видимо, остальные рассказали то же самое, потому что офицер после всего рассказа уныло опустил голову. Он приказал каждому из них не выезжать из города, на случай если они понадобятся следствию, и распустил по домам.

Все втроем они сели в машину к Паше. Но никто так и не сказал ни слова.

Глава 4

1

Только проснувшись, Саша почувствовал себя измотавшимся, раздражённым, сонливым. Если бы из двух последних факторов можно было произвести вакцину, то создалось бы чувство, что ему поставили пять, а то и все шесть капельниц во время его сна. Который, кстати говоря, был коротким, всего каких-то шесть часов.

Прошла неделя с того момента, с того кошмарного случая в особняке, где они и те, другие выжившие, получили травмы — кто морально, а кто физически. Остальные же оставили всех, кто им дорог. С одной стороны, они оставили себя в красивом месте с отличной музыкой, красивыми и не очень красивыми людьми. С другой — таковым это место не являлось.

Он понял, что спал в одной позе, когда попробовал потянуться — тело застонало, местами затекло, а спина отдавала короткими порывами боли. Такое впечатление, будто он таскал тяжелые предметы по десять часов в день, с перерывом в полчаса на обед за всё рабочее время, в течение двух недель. Ужасное состояние.

После всех упражнений по физической зарядке, давшихся ему очень и очень тяжело, он подобрал с пола свой телефон, чтобы проверить на уведомления. Саша повторял этот жест по сто раз за день в течение прошедшей недели.

И на этот раз по-прежнему не было ни пропущенного звонка, ни эсэмэс — ни от Паши, ни от офицера полиции, ни от (с чего бы это!) Румины, чьи глаза пробивались у него в памяти каждую свободную минуту. Он положил телефон в то место, откуда его и поднял.

Каждый раз, когда Саша просыпался, у него болела голова. То ли от удара крепкой бутылкой из-под шампанского, то ли от того, что его отключило на тусовке.

Это не имело значения.

Он всё равно выпивал таблетку анальгина или найза, смотря что первым попадалось под руку.

Саша не стал умываться и пошёл прямиком на кухню. В доме царила тишина, но он знал, что не один здесь. Отец ещё рано утром уехал на работу. Да уж, Саша ему не завидовал: постоянный подъём по противному звуку будильника в пять утра, быстрые сборы, лёгкий и не менее быстрый завтрак, странное, постоянно втирающее какую-то ахинею и засоряющее бессмысленной информацией шоу на радио.

И всё это ради того, чтобы в пять сорок утра быть на остановке и ждать автобус — специально отведенный от организации, в которой он работал. Автобус, разводящий рабочих из дома на работу и обратно. Конечно же, если копнуть глубже, то не только ради этого. В первую очередь ради мамы, ради Саши, ради себя — ради семьи, если хотите. Многие позавидовали бы его упорству, физической силе, силе духа, выносливости, в числе многих был и сам Саша.

У Саши смешивались разные чувства — он был горд тем, что у него такой отец, в то же время ему было жаль его. Время и работа (в особенности работа!) не щадили отца. В молодости он был высокий, широкоплечий, с широченной улыбкой и отличным чувством юмора. Длинные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Яркие, полные амбиций и уверенности карие глаза. Видимо, всё это одни из причин, почему его полюбила мама. Сейчас же всё иначе, конечно. Осунувшийся, ворчливый, задумчивый. Волосы стали значительно короче, а седина охватила практически всю голову. Взгляд выглядел потускневшим, иногда грустным. Он заметно похудел — очень заметно, — и создавалось впечатление, что с каждым годом становится все худее и худее.

Но вы знаете, всё это отходит на второй план. Именно так и есть. Если просто посмотреть на него — он в какой-то степени остается прежним. Его улыбка — пусть уже и с меньшим количеством зубов — остаётся ослепительно-заразительной. Потому что великолепное чувство юмора осталось при нём. Потому что всё та же уверенность, что всё будет хорошо, не исчезает из его головы, и он делится ею со своей семьёй в каждый удобный момент. И это прекрасно. Это вдохновляет. Это заставляет не опускать руки.

* * *

Саша не удивился, когда застал маму на кухне. Она сидела, сложив руки и скрестив пальцы между собой, образовав замочек. Будто бы ждала, когда в стоящей рядом с её замочком кружечке остынет чай. Его мама молча смотрела в окно, выходящее на задний двор, где лёгкий, тёплый майский ветер колыхал бельё, которое она вывесила сушиться.

Она не обратила внимания на Сашу — не то чтобы не поздоровалась, даже не взглянула. Он, конечно, попробовал утешить себя той мыслью, что она просто хочет одиночества, побыть наедине со своими мыслями. Она же всё-таки женщина, такое у них периодически бывает, и к этому нужно относиться с уважением.

Однако он прекрасно понимал, в чём настоящая причина такого поведения. Нет, ей не всё равно, она любит