По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев

понять ему, что если он не заткнет свою глотку, то сделаю это я. Безродный выпустил еще один залп ругательств, хлопнул дверью и исчез. Следом за ним как сумасшедшая побежала его жена. Вот все, что было.

— Получается так, — произнес заместитель начальника управления, — что жена Безродного пришла к вам по собственной инициативе?

— Только так, — ответил Дим-Димыч.

— Ложь! — крикнул Безродный. Лицо его мгновенно переменило цвет и стало похоже на маску.

— Спокойнее! — предупредил его Фомичев.

— Это во-первых, — добавил Дим-Димыч. — А во-вторых, товарищ Безродный, запомните, что в серьезных вещах я никогда не лгу.

— Скажите, пожалуйста, какое совершенство! — с сарказмом воскликнул Безродный.

Фомичев нахмурился и постучал карандашом по столу.

— Вы хотите высказаться? — спросил он Геннадия.

— Я хочу, чтобы вопрос о Брагине, как о морально разложившемся субъекте, был вынесен на обсуждение общего собрания, — ответил Геннадий. — А пока у меня к нему есть несколько вопросов.

— Прошу, — наклонив голову, произнес Дим-Димыч.

— Вы заявляете, что никогда не лжете?

— Вас это удивляет? — огрызнулся Дим-Димыч.

— Я спрашиваю, а вы отвечайте, — повысил голос Безродный, и его тонкие губы сжались.

— Если вы будете разговаривать таким тоном, — пожал плечами Дим-Димыч, — то я предпочту вообще не отвечать. Вы же не у себя в кабинете, а в парткоме.

Безродный побагровел, но, пересилив себя, уже обычным своим тоном спросил:

— Если вы выдаете себя за кристально честного человека, то ответьте при членах парткома: вы знали о том, что моя жена была к вам неравнодушна?

— Да, знал, — очень спокойно, с этакой снисходительной улыбкой ответил Дим-Димыч.

— Быть может, вас не затруднит ответить, — продолжал Безродный, — как же вы узнали об этом?

— Нисколько не затруднит. Узнал об этом я от вас, товарищ Безродный.

— Ложь!

— Нет, это правда. Вы сказали мне об этом, будучи слегка под градусом, год с небольшим назад на моем дне рождения в квартире Курникова.

— Ложь! — уже менее горячо возразил Безродный.

Тут уж не сдержался и я:

— Не ложь, а правда! Я был свидетелем этого разговора. Больше того, я помню и то, что ответил Брагин. Он сказал: «Геннадий! Можешь спать спокойно:

Оксана для меня слишком хороша».

— Тогда зачем она оказалась в его доме? — изменил курс Безродный.

— Об этом, мне кажется, лучше всего спросить ее, — предложил я, обращаясь к Фомичеву.

— А вы жену спрашивали? — спросил Фомичев Безродного.

— Жена врет, — отрезал он. — Я не верю ни одному ее слову…

— Товарищ Фомичев, — заговорил Дим-Димыч, — если вы дали возможность Безродному задавать вопросы, то, надеюсь, такой же возможностью могу воспользоваться и я?

— Что у вас? Давайте! — разрешил Фомичев.

— У меня такой вопрос к товарищу Безродному, — начал Дим-Димыч. — Коль скоро он вошел в мою Комнату вслед за мной, с разницей на полминуты, то он, возможно, видел, когда я подходил к дому?

Все повернули головы в сторону Геннадия. Тот передернул плечами и, усмехнувшись, бросил:

— Уж не рассчитываете ли вы, что я вел за вами слежку?

— Я ни на что не рассчитываю. Я спрашиваю: возможно, вы видели меня?

— Нет, не видел.

— А как вы узнали, что ваша жена сидит у меня в комнате?

— Жена — другое дело, за вами же я не намерен следить.

— Допустим. Но вы учтите, что жена ваша ожидала меня полчаса, что, впрочем, известно вам лучше, нежели мне.

— И что же? — с вызовом ответил Безродный.

— Ничего. Больше вопросов у меня нет. Мне все ясно.

— Что вам ясно?

— Все!

— Вы намекаете на то, что я преувеличиваю?

— Преувеличиваете? Это не то слово. Для этого в нашем лексиконе можно будет отыскать, когда это понадобится, более точное определение.

— Хватит! — прервал Фомичев и встал. — Я предлагаю поручить товарищу Трапезникову побеседовать С женой Безродного и доложить о результатах беседы нам. Не возражаете?

На этом беседа окончилась. Все стали расходиться.

Идя с Дим-Димычем по коридору, я спросил его:

— Ты в самом деле не знаешь, зачем к тебе явилась Оксана?

Дим-Димыч покачал головой и сказал:

— Плохи мои дела, если даже ты мне не веришь.

— С ума спятил! Почему ты решил, что я тебе не верю?

— По твоему вопросу.

— Да ну тебя к черту! Не лови на слове! Я не то хотел спросить.

Дим-Димыч обнял меня за плечи:

— Шучу. Что тебя интересует?

— Меня? Мне хочется знать, как ты сам себе объясняешь визит Оксаны?

— Ума не приложу. Опоздай Геннадий на две-три минуты, она бы, конечно, все выложила, но он вошел почти следом.

— Странно! Очень странно…

На этом мы и расстались.

18 января 1939 г (среда)

Телефонный звонок поднял меня с кровати около шести часов утра. Звонила междугородная. Какой-то район вызывал меня к телефону, но какой именно — я не узнал до сих пор. Разговор не состоялся. Просидев у безмолвствующего аппарата с четверть часа, я выругался и лег в постель. Но склеить прерванный сон не удалось. Тогда я надел свой любимый теплый халат, включил настольную лампу и сел за стол.

Надо записать несколько слов о стеснительном поручении, данном мне Фомичевым. На другой день после совещания в парткоме я дозвонился до квартиры Безродного и условился с Оксаной о встрече.

Передо мной была поставлена ясная задача: узнать от Оксаны, что привело ее поздней