По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев

останавливаться на полпути плохо. Он ничего не ответил, а когда я собрался покинуть его кабинет, неожиданно остановил меня:

— Минутку, товарищ Трапезников. Хотите работать в моем отделе?

— Это как понимать? — удивился я.

— А так: если согласитесь, я заберу вас к себе и дам второе отделение.

Слова «в моем», «заберу», «к себе», «дам» неприятно резанули слух.

Я ответил:

— Очень неумно заставлять барана выбирать себе мясника.

— Острить пытаетесь? С Брагина пример берете? — усмехнулся Безродный.

12 января 1939 г (четверг)

Позавчера вернулся из командировки Дим-Димыч. Он приехал ночным поездом и тотчас же позвонил мне. В третьем часу ночи я зашел к нему на квартиру.

Дим-Димыч лежал на диване с папиросой в зубах, закинув руки за голову, и глядел в потрескавшийся потолок.

— Как дела? — спросил я и подсел на край дивана.

— Разругался с начальством, — не меняя позы, ответил Дим-Димыч.

— Опять?

— Ну да…

— Когда же ты успел?

— Успел, сейчас же по приезде.

— А из-за чего?

— Все из-за этого работника военкомата. Представь себе такую историю…

— Дим-Димыч соскочил с дивана и заходил по комнате. — Ночь. Идет поезд. В тамбуре вагона стоит человек и курит. Кто-то из проходящих бьет его чем-то увесистым по башке, человек теряет сознание и падает. Приходит в себя уже в железнодорожной больнице. У него проломлен череп и отсутствует пистолет. А деньги, воинское удостоверение и все прочее — в порядке. Год спустя из его пистолета в Сибири неизвестный убивает члена крайисполкома, потом еще одного, двоих ранит, а затем пускает себе пулю в рот. Проходит немного времени, органы выясняют, кому принадлежал пистолет, и вот Безродный дает указание о возбуждении уголовного дела против работника военкомата. Ему предъявляют обвинение не больше, не меньше, как в соучастии в совершении террористического акта. Ясно?

— Боюсь, что да…

— Вот и все. С таким же успехом обвинение в соучастии можно пришить изобретателю пистолета. Я вынес постановление о прекращении уголовного преследования.

— Правильно поступил.

— А Геннадий другого мнения. Он встал на дыбы, назвал меня попиком, слюнтяем, упрекнул в том, что я умею только прекращать дела. Я, конечно, не смолчал… В общем, договорились до того, что он показал мне на дверь.

Дим-Димыч сел со мной рядом, закурил и спросил, имея в виду Кочергина:

— А как новенький?

— Пока ничего плохого сказать не могу.

— Ну и дай бог…

Поболтав еще с часок у Дим-Димыча, я ушел. Это было позавчера ночью. А сегодня утром по управлению прошла сногсшибательная новость: Безродный ушел от жены и перебрался на квартиру коменданта управления — холостяка. Мне эту новость сообщил на ходу все тот же Чередниченко. Безродный ночью явился на квартиру Дим-Димыча и якобы застал там свою жену Оксану.

— Сам понимаешь, — с усмешкой добавил Чередниченко. — Брагин зазвал ее не в шахматы играть.

Встревоженный, я бросился искать Дим-Димыча. Он в это время сидел у заместителя начальника управления с делом на сотрудника Свердловского военкомата. Надо было ждать, а ждать не хотелось. И я направился к Варе Кожевниковой. Мне подумалось, что коль скоро об этом скандале знает все управление, то и она должна быть в курсе событий. Однако Вари не оказалось на месте: она поехала на городскую телефонную станцию.

В мою голову лезли самые несуразные мысли. У меня давно были опасения, что неприязнь Геннадия к Дим-Димычу объясняется не только их стычками по работе. Тут примешивалось что-то личное, а конкретно — симпатии Оксаны к Дим-Димычу. Но я знал, как смотрит на Оксану Дим-Димыч. Я исключал всякую возможность близкой связи между ними. Но почему Оксана оказалась на квартире у Брагина, да еще ночью? Как узнал об этом Геннадий? Что произошло там? На эти вопросы мог ответить мне только Дим-Димыч.

Примерно через полчаса меня вызвал к себе секретарь парткома Фомичев. Я забыл сказать ранее, а поэтому скажу теперь, что я член парткома. У Фомичева уже сидели Безродный, Брагин, заместитель начальника управления по кадрам и начальник следственного отдела. Последние двое тоже были членами парткома.

Когда я сел, Фомичев пояснил:

— Созывать всех членов парткома, кажется, рановато. Вопрос не подготовлен и во многом неясен. Член партии Безродный ушел от жены и возбуждает дело о разводе. Виновником всей это истории он считает не только свою жену, но и члена партии Брагина. История довольно неприятная…

Я посмотрел на Геннадия. На лице его была озабоченность, но озабоченность не обычная, а какая-то нервозная, приподнятая, несвойственная ему. Я перевел взгляд на Дим-Димыча. Он был спокоен. На его лице нельзя было подметить даже намека на смущение, волнение или растерянность.

После короткого вступления Фомичев повернулся к Дим-Димычу:

— Расскажи, товарищ Брагин, что произошло?

— Пожалуйста, — изъявил готовность Дим-Димыч. — Около трех, а может быть, и в три часа ночи, точно не помню, я пришел домой. Входную дверь мне открыла хозяйка. Она предупредила, что меня уже с полчаса ждет какая-то женщина. «Интересно, кто же это?» — подумал я, а войдя, увидел жену Безродного. Она, с заплаканными глазами, сидела на диване. Пальто ее и платок лежали на стуле. Удивленный необычным визитом, я спросил: «Что случилось? Что тебя привело сюда?» Вместо ответа она уткнулась лицом в подушку и расплакалась. Скажу правду — я растерялся. Оксана никогда у меня не была, а тут вдруг пожаловала ночью… и слезы… Я подсел к ней, взял за руку и опять спросил: «Скажи, в чем дело?» В это время открылась настежь дверь и вошел Безродный. Приняв театральную позу, он как артист на сцене, сказал; «Не ожидали? Рассчитывали, что все будет шито-крыто? Думаете, что имеете дело с круглым дураком? Нет, не выйдет!» Затем он начал употреблять слова, которые часто можно встретить на заборах. Я дай