Третье яблоко Ньютона - Елена Котова

«Одна, это точно», — сказала она себе. Открыла шкаф, достала черный брючный костюм Gucci, строгий, узкий, очень старенький. Он всегда приносил ей удачу. Повесила на плечики бледно-розовую блузку в мелкую белую полоску. Выложила свои офисные часы — золотой Breguet, — нет, от одного этого следователь может осатанеть! Заменила на спортивные, на каучуковом ремешке Bvlgari — ничего проще у нее не было. «Действительно, совершенно нечего надеть». Выбрала черные туфли на каблуке, который нельзя было назвать совершенно вызывающим. Но, что поделаешь, Louboutin, других нет. Переложила документы, пропуск, очки и прочую женскую муру из Hermes в старенький, в шашечку, вполне деловой Louis Vuitton формата А4 — «ничего особенного, все так ходят». Вроде все. Легла в кровать, погасила свет. «Господи, помилуй, сделай так, чтобы я завтра проснулась, и все это оказалось просто страшным сном».

Глава 4

Lex Naturale (Естественное право)

Варя шла по коридору одиннадцатого этажа, где размещалось царство этой мымры Гонзалес — Департамент комплайенса. Войдя за пять минут до назначенного срока в комнату, она увидела, что ее уже поджидают. Ричард Шуберт — «Хорошо еще, что не Вагнер», — подумала Варя, когда он, протянув руку, представился, — был импозантным среднего роста и возраста мужчиной с внешностью киноактера: черные как смоль волосы и такие же глаза на загорелом лице. Выразительный мужчина. Дорогой темно-синий пиджак висел на спинке стула, Шуберт красовался в ослепительно-белой рубашке со слегка приспущенным гладким темно-синим галстуком. На рубашке были золотые запонки, а из-под манжет выглядывали золотые же, явно дорогие часы. Слева от Шуберта сидел насупленный афроамериканец, лет тридцати с хвостиком, тоже назвавший себя, и пил кофе из картонного стаканчика. Справа — щуплая, похожая на мышь, неопределенного возраста девица перед раскрытым лэптопом. Варя увидела, что вдоль стены стоит огромное количество непонятной аппаратуры, она даже и не представляла, что в Инвестбанке существуют такие комнаты. Ясное дело для допросов с пристрастием! Ей указали на стул напротив этих инквизиторов. В том, что это были инквизиторы, сомнения испарились в первую же минуту. Прав был Мартин.

— Мисс Барбара, мы здесь собрались, чтобы… будем руководствоваться презумпцией невиновности… принципами естественного права… правилами… — Шуберт бубнил под запись, а Варя слушала. — Начнем с вашей биографии. Расскажите о своей трудовой деятельности, об учебе. Вы не волнуйтесь, пожалуйста…

Варя рассказывала. Ей задавали уточняющие вопросы ни о чем, она не понимала, зачем им это нужно знать: ее резюме лежало у Шуберта перед носом. Потом завели разговор о проекте некоего Серикова, не упоминая ни о какой жалобе.

— Господин Шуберт, давайте уточним предмет разговора. Хотя бы для того, чтобы я понимала его временные рамки. У меня сегодня еще много дел, да и вы приехали издалека, у вас время, вероятно, тоже ограничено. В чем именно состоят мои возможные нарушения Правил внутренней этики банка?

— Это целый ряд нарушений…

— Конкретнее, я буду записывать.

— У нас есть основания предполагать, что вы нарушили правило один, которое гласит…; правило «два» о неразглашении конфиденциальной информации, затем… правило «три» — это конфликт интересов, правило «четыре» — возможное получение неправомерных платежей, правило «пять» — несоблюдение этики общения с клиентами, правило «шесть» — нераскрытие личных финансовых интересов, правило «семь»… правило «восемь»…

— Спасибо, что вы прочли мне все оглавление Правил. Можно попросить конкретно сформулировать возможное обвинение?

— По ходу нашей беседы это выявится само собой.

— Что значит «само собой»? Если вы говорите о принципе естественного права, то, хоть я и не очень подкована в терминологии, имею право хорошо понимать существо возможных обвинений. Чтобы рассказать историю с моей стороны и быть при этом услышанной, я должна знать, в чем состоит ваша история.

— Мы пойдем по плану, и вам — в соответствии с принципами естественного права, lex naturale, как вы совершенно правильно сформулировали, будет предоставлена возможность нам все рассказать. Но хочу подчеркнуть, что принципы lex naturale, если уж вы так любите латынь, предполагают не только ваше право рассказать свою версию всех историй, но и вашу обязанность это сделать. Но, может быть, хватит заниматься академической дискуссией. Вы встречались с акционером проекта господином Сериковым в мае сего года? Когда точно, где? При каких обстоятельствах?

— Я встречалась с ним один раз, наверное, действительно в мае, когда точно, сказать не могу. Встречались в Москве. А в чем все-таки состоит его жалоба?

— По чьей инициативе произошла встреча?

— По его. Но вы мне не отве…

— И какое он произвел на вас впечатление?

— Достаточно негативное, о чем я поделилась с менеджером его проекта, поскольку полагала, что тому полезно будет знать своего клиента со всех сторон, даже если мое мнение неверно.

— Сериков предлагал вам деньги? За что?

— Он делал достаточно прозрачные намеки. Но я отнесла это к разряду странностей, потому что он был невнятен и не мог толком объяснить, что ему надо. Поэтому вопрос о деньгах повис в воздухе, и в целом встреча оставила неприятное впечатление, о чем я и…

— Значит, повис в воздухе? А вы хотели бы, чтобы разговор сложился иначе?

Только тут Варя вспомнила, что Мартин ей велел поменьше говорить, и решила поправиться:

— Я неправильно выразилась. Я хотела сказать, что незнакомый человек ни с того ни с сего делает намеки на деньги. Потом невнятно говорит про свой проект и какую-то помощь. Я пыталась ему объяснить, что наш офис будет ему помогать. Мы всем русским клиентам помогаем. Но чтобы помогать, надо понять, какого именно рода помощь ему нужна. Сериков, однако, либо не хотел, либо был не в состоянии это объяснить. Это было странно и подозрительно… — Варя говорила и говорила, понимая, что все делает неправильно, не так, как учил ее Мартин, но не могла остановиться. Она не могла смириться с тем, что ее объяснения тут никого не интересуют.

— Это я уже слышал. Значит, вы не получили достаточной информации, чтобы оценить, интересно ли вам его предложение?

— Да не делал он мне никаких предложений, не надо передергивать мои слова…

— Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся… А какие у ваших сотрудников отношения с господином Сериковым?

— Мои сотрудники вообще с ним не знакомы. Один из моих сотрудников сопровождал этот проект, ему постоянно звонили сотрудники Серикова, им все время нужны были наши консультации, но все делалось как-то сверх меры, крайне настырно. Мне просто было жаль времени.

— А зачем ваш сотрудник с ними столько разговаривал? Чтобы у вас были основания требовать от Серикова деньги?

— Мой сотрудник так же, как и весь наш офис, обязан помогать всем российским клиентам, которые обращаются к нам за консультациями. Меня именно для этого сюда направили — отстаивать интересы российского бизнеса и помогать банку делать больше проектов в России.

— Значит, вы лоббировали проект Серикова?

— Слово «лоббирование» совершенно неправильное. Наш офис просто открыт всем российским клиентам, если у них возникает потребность в консультациях, если у клиентов и менеджеров их проектов возникает взаимное непонимание. Менеджерам тоже иногда надо помогать понять своего клиента. Это же люди с разных планет, они не слышат друг друга, из-за чего хорошие проекты часто бывают под угрозой срыва.

— Мы ушли далеко от темы. Как вы объясните этот документ?

— Это мейл от другого клиента банка, и он просит меня в нем о вполне конкретных советах по своему проекту.

— А вы ему тоже советуете. Понятно. Вы, значит, помогаете ему в ущерб интересам банка.

— Почему в ущерб? Если банк и клиент лучше поймут друг друга, всем будет только польза: и банку, и клиенту, и проекту.

— И вы требуете за свои советы деньги?

— Это безосновательное и обвинительное предположение, прямое нарушение презумпции невиновности. Ни я, ни мои сотрудники никогда, повторяю, никогда ни с кого не требовали денег!

— Ну, не требовали, а просили. Хотя больше подходит слово «вымогали».

— Считаю это недопустимым. По правилам внутреннего расследования корпоративной этики я не могу пригласить сюда адвоката. Но, уверена, что если бы здесь был мой адвокат, он не допустил бы, чтобы вы меня допрашивали подобным образом.

— Значит, вы уже наняли адвоката? Вы считаете себя в чем-то виноватой?

— По-моему, вы оказываете на меня давление.

— На вас никто не оказывает давление, — в разговор вмешался сидящий с краю афроамериканец, насупленный до предела и просто-таки сверливший Варю глазами. — Мы просто ждем от вас внятных объяснений своих поступков, а вы все время путаетесь в показаниях. У вас есть счета в Швейцарии?