Стормберги - Лиза Марклунд

Непривычно было видеть в кухне Хильдинга. Он сделался шефом полиции и теперь занимал квартиру в Стентрэске в недавно построенном доме.

Вот он откашлялся, вылил в чашку остатки кофе и допил последний глоток.

– Вопрос в том, что делать с водопадом Тэльфаллет, – произнес он своим хрипловатым голосом, и все разговоры в кухне сразу прекратились.

– А что мы должны с ним сделать? – спросил Густав.

– Нильс Лонгстрём настаивает на своем праве владения, – сказал дядя Хильдинг. – Думает, что сможет продать водопад за большие деньги для производства электроэнергии, но это заблуждение. Этот водопад ничего не стоит. По мне, так пусть забирает его себе.

– Нет, – сказал Густав.

В кухне повисло тягостное молчание. Карин затаила дыхание.

– С каких это пор Тэльфаллет стал так для тебя важен? – спросил Хильдинг.

Густав, который стоял, прислонившись к железной печи, выпрямился.

– Нет никаких причин идти навстречу Большому Нильсу, – произнес он. – Никогда, ни по одному пункту.

– Проявить добрую волю, – предложил Хильдинг.

– Сам знаешь, чем все закончилось с Сарой, – сказал Густав. – И с Хильмой.

При этих словах Турд вскочил и вышел из домика, захлопнув за собой дверь. Эрлинг тоже поднялся, кивнул всем и вышел вслед за братом. Карин, сидевшая на ларе с дровами, вся сжалась.

– У нас позиция сильная, – проговорил Хильдинг. – Если мы будем настаивать, что водопад принадлежит нам, дело будет передано в суд.

– Если ты уступишь этому негодяю, мы уедем из Мессауре навсегда, – ответил Густав.

Карин не поняла причин такой неприязни. Большой Нильс был рослый и беззлобный мужик, работящий и трезвый. Он занимался своим делом и никому не мешал. «Если никому не нужен этот маленький водопад на горе, то пусть забирает его себе», – подумала она. Но вслух ничего не сказала.

То был последний раз, когда кто-либо из мужчин Стормбергов переступил порог дома в Лонгвикене.

В день Св. Люсии [4] в декабре 1960 года Хильдинг внезапно умер от инсульта. После похорон, на которые мало кто пришел, Агнес сложила в свой невестин сундук последнюю кухонную утварь и уехала на такси в Стентрэск, бросив двор на произвол судьбы – и жилой дом, и амбары, и пекарню. Пусть хоть разбирают, или смывают водой, или сжигают, ей все равно. Она вселилась в квартиру Хильдинга на Кварндаммсвеген – теперь она поживет с горячей водой и электричеством, с отоплением, будет ходить по мощеным улицам. Карин же она отправила на другой берег пересохшей реки в Мессауре, где нашла ей место помощницы повара в столовой при рабочем бараке номер 30.

Большой Нильс, когтями и зубами боровшийся за свои привилегии, покинул деревню последним. После того как переговоры раз за разом срывались, он в конце концов согласился на предложение, включавшее в себя денежную компенсацию, большой участок земли в Стентрэске, а также должность на строительстве гидроэлектростанции: а) не связанную с физическим трудом, б) предполагавшую работу в помещении, а также в) предоставление ему и его сыну Карлу, сварщику, квартиры в доме для служащих.

Пункт с работой не так просто было выполнить, ибо Большой Нильс никакого образования не имел, а всю жизнь прожил мелким крестьянином. В конце концов вопрос решил Хильдинг Стормберг, подобравший должность бывшему соседу. Это было его последнее благодеяние, подарок человечеству перед тем, как в мозгу у него разорвался сосуд. Все договоренности уже были подписаны, когда Большому Нильсу сообщили: он назначен на должность ночного сторожа. Большой Нильс ушам своим не поверил. Он пришел в полную ярость. Такого унижения он не допустит! Он сообщил руководству «Ваттенфаль», что желает разорвать контракт. Руководство не возражало. Тогда ни договоренности, ни работы в качестве ночного сторожа не будет. Денежная компенсация и участок в Стентрэске тоже аннулируются. Вместо этого ему предложат вернуться обратно в Лонгвикен, где почти все дома уже были снесены или вывезены.

Таким образом, Большой Нильс стал ночным сторожем, проживающим среди чиновников в Мессауре. Им с сыном выделили по отдельной комнате, но на душе у него росла и крепла обида.

Вот так ранней весной 1961 года все жители Лонгвикена оказались разметаны судьбой, но все же объединены вокруг пульсирующего центра – стройки века, где создавалось будущее благосостояние Швеции.

1961 год

Птичек бодрых и весёлых слышно трель-трель-трель,

И подснежниками луг белил апрель-прель-прель,

И девчонки шляпки новые надели…

Карин подпевала мелодии, доносившейся из радио. Постоянный водоворот звуков и огней, гул голосов и урчание машин, фонари на улице и неоновые вывески: «Тюло» – освещенные окна, разливавшие тепло и яркие краски по тротуару и парковкам. Бензозаправка «Нюнэс» с четырьмя колонками и мастерской. Универсам Вайно и Юханссона с привозными товарами на любой вкус. Карин покупала карамельки в киоске Калле Бумана, рядом с которым стоял большой пластмассовый рожок мороженого. В магазине тканей она проводила ладонью по отрезам, бродила по спортивному магазину и скобяной лавке, где продавали инструменты, гвозди, санки, червей для рыбалки, посуду и бытовую химию. С интересом заглядывала через большие окна в парикмахерскую, обувную мастерскую и телеграф. Полиция, почта, банк, библиотека! Кафе, церковь, а еще Народный дом – больше, чем церковь в Калтисе. Целый дом для народа, почти что дворец, все для развлечений и созидания. Кинотеатр, театр, танц-

площадка. Карин старалась ходить туда как можно чаще.

В последний год она часто бывала в Мессауре, о чем не знали ни тетя Агнес, ни другие Стормберги. У Карла появилась собственная комната в бараке для служащих, Карин помогала ему вешать занавески и раскладывать коврики, привинчивать вешалку для полотенец и перекрашивать буфет. Но самой перебраться сюда по-настоящему – совсем другое дело. Не прятаться, не красться, а смело идти по улице среди бела дня.

Ее собственная комната находилась в рабочем бараке номер 30 и не имела окон. Карин это не волновало. Зимой все равно всегда темно, а летом солнце светит день и ночь, приходится закрывать окна плотными занавесками, чтобы заснуть. Кухонные плиты за стеной согревали комнату, делая ее теплой и уютной. Вешалки у Карин не было, вместо этого она прибила на стене в ряд несколько гвоздей, куда вешала платья, пальто и юбки на плечиках. А о занавесках ей, стало быть, и беспокоиться не пришлось.

Наступила весна, дни становились все длиннее. У подножия горы Стормбергет по-прежнему лежал слой снега в метр толщиной, но солнце выпускало свои острые лучи и каждый день превращало наст в серую кашу. Как пела Сив Мальмквист:

Апрель, апрель, что нам теперь ушедшая зима,

Апрель, апрель, ведь ты пришёл и сводишь нас с