Русская революция глазами современников. Мемуары победителей и побежденных. 1905-1918 - Роджер Петибридж

Могучий коренастый крестьянин в рваном армяке деловито заметил:

– Да у нас слишком много народу. Не знаем, чем занять их. Слава богу, к работе относимся по-иному, чем немцы. Наше главное дело – сократить число людей в стране, чтобы у тех, кто останется, было больше места.

При этих словах он со вкусом зевнул. Я попытался было уловить какую-то иронию в его словах, но его лицо, казалось, было вырезано из камня, а в глазах стояло сонное спокойствие.

Подал писклявый голос седой сморщенный мужичок.

– Это верно, – сказал он. – Для этого и нужна война – или чтобы захватить чужие земли, или чтобы сократить число людей в своей собственной.

Солдат продолжил:

– Кроме того, уже сделали ошибку, отдав Польшу полякам. Они там повсюду. Одни достались гуннам, другие нам, а теперь там все перемешалось. Так они и продолжают убивать друг друга, их это не особенно волнует.

– Ну… если им это на роду написано, – со спокойной убежденностью предположил другой крестьянин, – пусть и убивают друг друга. Пока ими будет кто-то командовать, они и дальше будут убивать. Наш народ любит подраться».

В общем, я убедился, что народ на улицах говорит об этой отвратительной святотатственной бойне так, словно она их совершенно не касается, словно он наблюдает за ней, как зритель; порой он говорил о ней с неприкрытой враждебностью, хотя я так и не смог понять, против кого она направлена. Критическое отношение к властям оставалось на прежнем уровне, оппозиция, похоже, тоже не росла. Вот что замечалось – подъем отвратительного бытового анархизма. Противостояло ему мнение рабочих, и нельзя было не видеть, как несравнимо лучше развивается их понимание трагедии, их инстинкт государственности, даже их гуманизм. Это было заметно даже среди неорганизованных рабочих, не говоря уж о таких членах партии, как П. А. Скороходов.

Например, как стало известно, он недавно отпустил такое замечание: «Как класс, мы выиграем от военного поражения – что, конечно, является главным делом. Но, несмотря на это, всей душой сопротивляешься этой идее. Ничего не можешь поделать со стыдом перед этой дракой и все же переживаешь за тех, кто в ней участвует. Просто не могу сказать, как их жалко. Только представь себе: будут перебиты все самые здоровые и крепкие ребята, те, которым завтра надо было бы приступать к работе. Революции понадобятся самые здоровые. Хватит ли нас, оставшихся?»

В ноябре 1905 года царь сделал роковую запись в дневнике: «Мы познакомились с Божьим человеком Григорием из Тобольской губернии». Это был Распутин, невежественный, но хитрый и проницательный крестьянин, который скоро через свое влияние на императрицу обрел непредставимую власть в государственных делах. Упорными и настойчивыми стараниями Распутин проложил себе путь ко двору, утверждая, что обладает чудесными способностями к исцелению единственного сына императрицы. Наследник российского престола был слабым и болезненным мальчиком, который часто оказывался на грани смерти. Гипнотический взгляд Распутина и его внушительный внешний вид вносили смятение в среду чувствительных дам петроградского общества, которые, завидуя друг другу, добивались его расположения, не обращая внимания на его грубые манеры и неистребимую тягу к пьянству.

Если бы влияние Распутина ограничивалось лишь пределами домашних проблем царской семьи, может, оно и не оказало бы столь разрушительного влияния на ход российской истории, но довольно скоро он начал вмешиваться в большую политику. У царя был слабый характер, и во многих делах он подчинялся желаниям Александры; она же, в свою очередь, находилась под влиянием капризов и причуд Распутина. После того как в сентябре 1915 года Николай отбыл на фронт, Распутин буквально стал править Россией через императрицу, ставя и сбрасывая министров, как кегли, в соответствии со своими личными вкусами, симпатиями и антипатиями. В результате слабое правительство стало еще слабее. Александра, ранее не занимавшаяся делами государства, в силу своего немецкого происхождения никогда не пользовалась любовью русской аристократии, да и народа, из-за возвышения Распутина потеряла последние остатки популярности, а скандалы, связанные с личной жизнью Распутина, губительно сказывались на авторитете монархии в целом.

В начале 1915 года в Петроград пришло донесение о безобразном поведении Распутина в его родной Тобольской губернии.

На пароходе Распутин в нетрезвом виде начал веселиться с рекрутами, пел и плясал с ними. Когда по требованию пассажиров, пожаловавшихся, что он досаждает им, капитан перевел его из первого класса во второй, Распутин потребовал, чтобы рекрутам подали обед тоже во втором классе; а когда стюард отказался накрывать стол и поставить ему вино, он нанес ему физическое оскорбление. По требованию публики капитан, который тоже был свидетелем этой сцены, несмотря на протесты Распутина, высадил его на ближайшей пристани, где капитан и стюард настояли, чтобы полиция написала соответствующий рапорт. Полиция, учитывая, что это был Распутин, и зная требование, которое циркулировало в то время, чтобы фактам о таком поведении Распутина не давать ходу, прежде чем отсылать дело в суд, адресовала рапорт губернатору, дабы избежать широкой публичности.

«Распутин объяснил эту историю А. Н. Хвостову и мне, представив ее в совершенно ином свете. Он заверил нас, что не был пьян, что не приставал к женщинам и пассажирам, а это они провоцировали его на скандал, что капитан судна взял их сторону из-за принципиальных соображений своего либерализма, зная, что имеет дело с Распутиным. Стюард же выдвинул против него официальную жалобу потому, что полностью находился под влиянием капитана; полиция не хотела ее принимать, но капитан настоял. Здесь не было пьяного хулиганства, а просто веселилась группа рекрутов, отправлявшихся на войну, и он, Распутин, действовал из сугубо патриотических побуждений. Кроме того, в разговорах с рекрутами он в исключительно патриотических выражениях подчеркивал отношение императора и императрицы к войне и что он был оскорблен поведением стюарда, который не пустил рекрутов, отправляющихся проливать свою кровь, в салон второго класса, хотя он сам убедился, что там была самая простая публика. Вот в таком свете Распутин и изложил эту историю, но, оценивая ее целиком, убеждаешься, что она не выдерживает проверки, ибо он боялся, что этот случай станет известен в обществе. Это же подтвердил мне и настоятель монастыря Мартемьян, один из церковных спутников Распутина, которого я опросил, когда позже он явился ко мне домой.

По словам Мартемьяна, не подлежало сомнению, что Распутин был очень пьян и мешал публике и, когда выяснилось, что никто не хочет выпивать с ним, он явился к рекрутам, с которыми стал пить и дебоширить. Для Мартемьяна явилось очень унизительным испытанием покидать судно вместе с Распутиным и испытывать град насмешек и на борту, и на берегу. Он, Мартемьян, просил не высаживать их и не писать рапорт, но его просьбы не возымели воздействия на капитана».

Личная жизнь Распутина стала предметом общественного скандала. Она представляла такую опасность для государства, что тайная полиция получила указание отслеживать все его передвижения. Вот выдержка из отчетов за 1915 год.

«9 июля. Распутин принял отца Сергия, назначенного священником в село Покровское, который целовал ему руки. В восемь вечера Распутин с сильно раскрасневшимся лицом вышел из своего дома в компании Соловьевой. Видно было, что он слегка пьян. Они сели в карету и поехали в отдаленный лес. Вернулись через час. Распутин выглядел очень бледным.

11 июля. Патушинская, жена офицера, прибыла из Ялуторовска, чтобы увидеть Распутина. Вскоре Соловьева и Патушинская вышли из дома, поддерживая между собой Распутина. Все шли вплотную друг к другу, и Распутин держал Патушинскую за нижнюю часть тела. Большую часть дня у них играл граммофон, Распутин был очень весел и потребил большое количество вина и пива.

12 июля. Соловьеву муж вызвал в Петроград. Распутин пошел к жене местного псаломщика Ермолая. Они явно договорились о встрече, потому что она ждала его у окна. Он навещает ее практически каждый день с намерениями интимного характера. В данном случае он оставался у нее полчаса. Патушинская вернулась в Ялуторовск, куда ее тоже вызвал муж. Ее расставание с Распутиным носило очень страстный характер, она покрывала поцелуями его лицо, руки и бороду.

14 июля. Распутин отправился в Тобольск для встречи с Варнавой; агенты следуют за ним».

Поведение Распутина вызывало в стране такой ропот возмущения, что в марте 1916 года Родзянко, председатель Думы, счел своей обязанностью представить все эти факты царю и потребовать отлучения Распутина от двора.

«Воспользовавшись прибытием государя в Царское Село, я попросил аудиенции и был принят им 8 марта. Аудиенция длилась полтора часа. Я рассказал ему все – об интригах министров, которые через Распутина действуют друг против друга, об отсутствии определенной политики, о повсеместных злоупотреблениях, о невозможности учитывать общественное мнение и о пределах терпения в обществе. Я напомнил ему о похождениях… героев тыла, об их контактах с Распутиным, об оргиях и беспутствах и что его отношения с царем и его семьей, его влияние на государственные дела в это военное время глубоко возмущает всех честных людей. Нет никаких сомнений, что Распутин является германским агентом и шпионом.