Армия шутит. Антология военного юмора - Валерий Шамбаров

И что бы вы думали? Когда взгромоздили ее на стол и с помощью лазеров проверили оптические оси наших окошек, все три идеально сошлись в одной точке! Вот это было действительно на уровне «подковывания блохи»! Работала камера, изготовленная подобным образом, хоть куда. Запланированные испытания с ее помощью мы провели успешно. А потом смежный гражданский НИИ у нас эту камеру для своих работ одалживал. Тот самый НИИ, где нам доказали полную невозможность ее изготовить.

Боевая единица

Когда говорят «войсковая часть», обычно подразумевается полк, отдельный батальон или другой контингент, соответствующий им по рангу. В начале 1980-х годов в Советском Союзе создавался новый вид боевой техники, и в составе войск ПВО было решено сформировать отдельную часть, которая будет оснащена этим вооружением. Создавать ее стали заранее, чтобы офицеры изучали и осваивали новинку уже в ходе испытаний. Командиром назначили подполковника Поварешкина, для начала ему дали две машины, восемь офицеров и двоих солдат-шоферов. В дальнейшем предполагалось развернуть это ядрышко до нормального состава. Части из 13 человек присвоили соответствующие номер, выдали печать. Хотя часть еще не имела ни своей территории, ни помещения, была прикомандирована к нашей испытательной базе, и Поварешкин носил печать в кармане.

Однако тот самый образец техники, для которого их сформировали, как раз из-за своей новизны надолго застрял на этапе испытаний, доводок, доработок. Соответственно, и воинская часть зависла в составе 9 офицеров, 2 солдат и 2 автомашин. Но как только она получила номер, вышестоящие штабы принялись слать ей все бумаги, которые рассылались в настоящие воинские части. Со всех уровней, от министра обороны до начальника гарнизона, на нее хлынул поток приказов, директив, инструкций, наставлений, указаний. А в результате 9 офицерам пришлось с головой зарыться в этой макулатуре. Едва успевали получать спускаемые документы, отвечать на них требуемыми рапортами, донесениями, докладами, да еще и вести отчетность – в том же объеме, как полагалось полноценной воинской части. В общем, не позавидуешь.

Такая нелегкая служба продолжалась у них лет пять или шесть. А потом грянули «перестроечные» сокращения армии, и для вышестоящего руководства эта часть оказалась очень кстати. Ее расформировали без всяких трудностей, одним росчерком пера – и в вооруженных силах на целую войсковую часть стало меньше!

Парашютисты

В госпиталях самыми жизнерадостными и дружными пациентами были парашютисты. Для них госпиталь был – как дом родной. Помните, как в фильме «Джентльмены удачи»: «Украл – выпил – в тюрьму, украл – выпил – в тюрьму… Романтика!» Точно так же для парашютистов считался вполне нормальным цикл: «Попрыгал – поломался – в госпиталь, вышел – попрыгал – в госпиталь…» Конечно, поломаться любому неприятно. Но для них подобные происшествия были нередкими. В центральных госпиталях они прекрасно знали все ходы и выходы, всех врачей и медсестер, к кому из них и как подъехать.

Да и в палатах они бывали центром «общества». Стоило попасть в палату одному парашютисту, как к нему начиналось паломничество друзей. Парашютисты-профессионалы, к какому бы ведомству они ни принадлежали – ВВС, ВДВ, ПВО, морфлот, пограничники, хорошо знали друг друга по всяким соревнованиям, и спайка у них была железная. Каждый ведь знал, что завтра может и сам на той же койке очутиться. В гости приходили с угощениями, из сумок появлялись запретные в госпитале напитки. Ну а соседей звали – присоединяйтесь.

У парашютистов была выработана даже собственная методика, как выходить из послеоперационного состояния. Когда очередному поломанному предстояла операция, друзья приносили бутылку водки и передавали соседям по палате. В первый-то день прооперированному ничего не нужно, он спит еще в дурняке от наркоза. А вот на второй день ему хуже всего: и боль просыпается, и наркотическое «похмелье». Вот в этот момент полагалось поднести ему граммов 100–150. Больше не надо, он и с этого количества «поплывет», так что остальное допивали товарищи по палате. Но действие получалось чрезвычайно эффективным. Угнетенное состояние быстро проходит, лицо прямо на глазах из зеленоватого приобретает розовый цвет, дыхание становится ровным, и человек засыпает – уже нормальным, здоровым сном.

Когда я валялся в ЦНИАГе, туда поочередно поступали несколько парашютистов. Их коллеги с каждым проделывали подобную процедуру, а попутно внедрили это способ и для других больных, ждавших операции. Врачи даже поражались и обсуждали между собой – почему в нашей палате пациенты стали так быстро идти на поправку?

Военная хитрость

Лежали со мной в госпитале два пожилых офицера – Тимофеич и Федорыч. Федорыч – разбитной и шустрый, а Тимофеич очень уж любил о политике порассуждать. Всю палату замучил! Ему принадлежал и единственный телевизор, принесенный родными. Однако он включал только политические передачи, принимался долго и нудно пережевывать услышанную информацию.

И вот Тимофеичу операцию сделали (он в госпиталь попал после автомобильной аварии). Целых два дня мы от политики отдыхали. Такая благодать! Но едва начал в себя приходить – снова завел то же самое. Тогда Федорыч не выдержал. Вечером, когда врачей уже нет, побежал к дежурной медсестре. Изобразил соответствующую физиономию и зовет ее:

– Ой, сестра! Там Тимофеичу совсем худо! С кровати упал и бредит! Я его обратно поднял – он лежит сейчас, мечется и чепуху какую-то бормочет!

Сестра, понятное дело, перепугалась. Ей-то зачем лишние проблемы? Хватает шприц с промедолом и несется в палату. А Тимофеич лежит, и можно понять, что действительно бредит – широко жестикулирует руками и рассуждает о политике. Сестричка с ходу ласковым голосочком начинает его убаюкивать:

– Успокойтесь, успокойтесь, пожалуйста, сейчас вам укольчик сделаем, вот и хорошо будет, вот и ладненько…

Тимофеич дисциплинированно заднюю часть подставляет – он-то ведь думает, что так и надо, врач прописал. Сестра вкатывает ему наркотическую дрянь, которая в критических случаях положена для послеоперационных. В итоге Тимофеич через несколько минут блаженно вырубается, политическая тематика заканчивается, и мы включаем по ящику фильм или концерт… Такую штуку Федорыч ухитрился с ним проделать трижды! Пока не прошли за трое суток все смены дежурных сестер.

Товарищи по оружию

Когда мне пришлось лежать в ЦНИАГе, туда поступил негр. Естественно, он притягивал всеобщее внимание, однако удовлетворить любопытство удалось далеко не сразу. Потому что по-русски он почти не понимал. И английского тоже не знал. Но потом в госпиталь поступил упоминавшийся Федорыч, немножко знавший французский. На чудовищной смеси французского и русского с добавлением английских слов им кое-как удалось наладить диалог.

Выяснилось, что негра зовут Франсуа. Что он заместитель главнокомандующего ВВС Республики Конго. По званию – капитан. Но у них там вообще самое высокое звание – подполковник. А ВВС у них состоят из двух эскадрилий, одна истребительная, другая транспортная. Заместитель главкома Франсуа одновременно командовал истребительной эскадрильей. Очень, кстати, жалел, что он летает не на транспортниках. Потому что истребители у них были советские, МиГ-21, пилоты учились в СССР и специализированное медицинское обслуживание тоже получали в СССР. А транспортники у них были французские. Их экипажи и учились, и лечились во Франции. Сами понимаете, условия были совершенно разные. Франсуа попал к нам из-за того, что проходил обследование после вынужденного катапультирования, пребывание в госпитале его правительство оплачивало в долларах. Но он, как и наши офицеры, пребывал в шестиместной палате и в столовой получал то же самое, что другие.

Ну о чем еще могли поговорить с ним советские «товарищи по оружию»? «А получаешь нормально?» – «Получаю нормально». – «А с жильем у вас как? Квартира есть?» – «Да, квартира есть. Два комната. Один этаж и два этаж». – «А жена есть?» – «Да, есть. Два раза жена есть. Хотел третий раз жена иметь, но этот авария помешал». Но особенно охотно он говорил о еде. Рассказывал о своих экзотических блюдах. «Питон – вкусно. Крокодил молодой. – он показывал длину вытянутой руки. – Вкусно. Крокодил большой – тьфу, невкусно». Оживлялся при таких разговорах, аж душой веселел. А потом как-то сникал, отправляясь в столовую, где приходилось ковырять вилкой синюю манную кашу.

Бдительность

Особисты, то есть офицеры особого отдела, были ребята умные, толковые. Других в их ведомстве не держали. Свои обязанности они выполняли тихо, спокойно, и жизнь нам никогда не портили. Другое дело – режимщики. Офицеры наших же штабов, следившие за соблюдением режима секретности. На этих должностях требовались самые твердокаменные, самые придирчивые педанты, и чем тупее, тем лучше. Чтобы личный состав не расслаблялся и чувствовал неусыпный контроль. Режимщики цеплялись по любым формальным мелочам, и по каждому пустяковому прегрешению против инструкций обязательно стучали командованию, чтобы подтвердить свою бдительность. А отдуваться после их докладов приходилось нелегко – по всем инстанциям просклоняют!