Девчонки гуляют допоздна - Жаклин Уилсон

— Видишь! Я так и знала, что ты развеселишься, если пойдешь с нами, — говорит Магда. — Забудь про Рассела, не думай вообще о мальчишках. Они этого не стоят.

Ровно в этот момент ее взгляд неотрывно следует за тремя мальчишками в тесных джинсах, которые болтаются у входа в магазин «MNV». Мальчишки заходят внутрь.

— Я все думаю, не купить ли новый альбом — сборник «Лучшие песни о любви», — говорит Магда. — Может, зайдем, я послушаю еще раз?

Надин перехватывает мой взгляд, и мы обе хихикаем.

Мы не спеша входим в магазин, и Магда глазеет на мальчишек, а мы с Надин тем временем перебираем любимые — на сегодняшний день — диски и играем в игру «Если бы у меня была при себе сотня фунтов». Одно из первых мест в наших списках занимает Клоди Коулмен.

— Ой, смотри! — Надин показывает афишу Клоди Коулмен над прилавком. — Она в будущем месяце выступает в Альберт-Холле!

— Ой, клево, пойдем! — Магда даже отвлеклась от парней. — Так здорово было бы увидеть ее живьем, правда?

— Ну, билеты, наверное, очень дорогие, — говорю я осторожно, жалея о том, что у меня вечно не хватает денег. — Но, может, Анна мне подкинет немножко.

— Знаешь, я тебе могу добавить, если нужно — и тебе тоже, Надин, — говорит Магда. — Мы втроем просто обязаны поехать посмотреть Клоди, правда же? — Она быстро записывает телефон заказа билетов. — Я попрошу папу заказать их на свою кредитную карточку — сразу, как только вернусь домой, о'кей?

Мы по очереди подпеваем Клоди, прослушивая ее диск. Особенно одну песню я могу слушать бесконечно. Клоди поет близко-близко, негромко, с придыханием, как будто шепчет мне на ухо:

Ты о нем не вспоминай,Он тебе совсем не нужен.Ты себя не потеряй.Без него гораздо лучше!

Я повторяю эти строки, пока не заучиваю наизусть, и мы распеваем их, гуляя по «Флауэрфилдсу». В автобусе мы поем то же самое дуэтом с Надин. Она купила альбом — вот ведь везучая! Но она обещала переписать его мне на кассету. Потом я напеваю соло по дороге от остановки домой.

Кому он вообще нужен, этот Рассел? Кто станет думать о Расселе?

«Без него гораздо лучше!»

— Элли, угадай, кто приходил к нам сегодня?

Я таращу глаза и молча жду.

— Угадай, — говорит папа.

— Не знаю, — пожимаю я плечами.

— Некий молодой человек.

Мое сердце делает перебой.

— Какой еще молодой человек?

— Довольно лохматый. Весьма высокого мнения о себе самом. С пижонским альбомом для эскизов под мышкой.

— Рассел!

— Он самый.

— Но откуда он узнал, где я живу?

— А, вот и я о том же спросил. Ответ был весьма впечатляющий. Он приблизительно знал, в каком районе находится твой дом, и обошел несколько улиц, расспрашивая всех подряд о юной леди по имени Элли; в конце концов кто-то узнал тебя по описанию и направил его к нам.

— Господи! Папа, ты не шутишь? Рассел правда приходил?

— Поистине, правда. Он очень волновался по поводу вчерашнего вечера. Папа Рассела устроил ему веселую жизнь из-за того, что он поздно вернулся домой в четверг. По-видимому, он не соизволил предупредить отца, что собирается идти гулять после школы, и когда явился домой в полночь, папочка рассвирепел и вчера весь день не выпускал сынка из дому, хотя юный Рассел просил и умолял, и плакал, и рыдал. Поэтому Рассел не смог встретиться с тобой в назначенном месте, да оно и к лучшему, ведь и ты сидела под замком по распоряжению своего собственного, не менее возмущенного родителя. Да?

— Да, да, правильно! А что еще сказал Рассел?

— Да он был не слишком разговорчив. Кажется, его несколько ошарашила моя реакция. Я был чрезвычайно сердит на этого юношу. Он не имел никакого права утаскивать тебя в парк.

— Но ты же на самом деле не сердился, папочка? Не могу поверить! Он меня не обманул? Он на самом деле не смог прийти? И ходил по домам, разыскивал меня, только чтобы объяснить?

— Только объяснить? — повторяет папа. — Ему пришлось объясняться до посинения. До оттенка насыщенного ультрамарина.

— Ой, папа, ты же не стал его ругать?

— Еще бы не стал! Этот молодой человек теперь не отважится даже моргнуть в твою сторону без моего разрешения. А я разрешения не дам!

Я в отчаянии смотрю на папу и пытаюсь угадать, серьезно ли он говорит. По-моему, он меня дразнит, но полной уверенности нет. Хоть бы Анна была здесь, она бы мне помогла его утихомирить. Господи, ну почему Рассел пришел именно тогда, когда меня не было дома! Но ведь это же надо вообразить: ходил из дома в дом, расспрашивал обо мне! Похоже, я все-таки серьезно ему нравлюсь!

— Так что же он еще говорил, папа?

— Я тебе уже сказал, говорил в основном я.

— И на чем все закончилось?

Папа пожимает плечами:

— Думаю, он осознал всю глубину своих ошибок.

— Папа! Ну что ты такой вредный? Я тебя спрашиваю, Рассел ничего не говорил насчет того… чтобы нам с ним еще встретиться?

Папа качает головой:

— Разумеется, нет, ведь я это категорически запретил.

— Не может быть! Нет, правда, неужели ты сказал ему, что не разрешишь мне с ним видеться? — Я почти уверена, что он нарочно меня заводит, но все равно слышу, как мой голос срывается на визг.

— Правда, правда… может быть! — отвечает мой папуля.

— Он говорил, что хочет со мной встретиться, или не говорил?

— Ты же у нас такая современная дама, борец за равноправие женщин. Может быть, теперь тебе за ним побегать? Если я еще раз выпущу тебя из дому, в чем я сильно сомневаюсь.

— Да как же я смогу за ним бегать, папа? Он тебе адрес сказал?

— Нет.

— Правда не сказал?

Папа качает головой, но на лице у него все та же ехидная улыбочка.

— Так как же я его найду? Может, мне тоже пойти расспрашивать всех подряд в окрестностях Пембридж-Парка?

— Может, и пойти, — отвечает папа. — А может, он черкнул свой адрес в этом письме? — Папа вынимает из кармана конверт и помахивает им в воздухе.

Я хватаю письмо у него из рук, разрываю конверт. Пробегаю глазами страницу. «Увидимся — НАДЕЮСЬ! Рассел». И маленький рисуночек.

Сердце у меня гулко бьется.

— Ну, что? — спрашивает папа.

Ага! Теперь его очередь умирать от любопытства.

— Все хорошо, он прекрасно себя чувствует, — говорю я с улыбкой.

— Ты, как вижу, тоже теперь прекрасно себя чувствуешь, — говорит папа.

— Да-да-да!

Протанцевав на кухню, я готовлю себе чашку кофе, а пока закипает чайник, читаю письмо Рассела. Потом пью кофе и еще раз перечитываю письмо Рассела. И еще, и еще.

Дорогая Элли!

Мне ужасно, ужасно, ужасно совестно. Я страшно мучился из-за того, что не смог прийти в пятницу. К тому же это довольно унизительно. Дело в том, что папа совершенно соскочил с катушек и запретил мне выходить из дому только из-за того, что разозлился за вчерашнее.

Не понимаю я такого отношения, и вообще, это сплошное лицемерие — ко мне придирается, а сам целыми днями обнимается по углам со своей подружкой. Во всяком случае, он не может запереть меня на всю жизнь. Давай встретимся в понедельник после школы в «Макдоналдсе»? Я туда приду, как только смогу: примерно без двадцати четыре. Буду тебя ждать и очень надеюсь, что ты придешь. Ты меня узнаешь — я буду стоять с глупым видом и бесконечно извиняться.

Увидимся — НАДЕЮСЬ!

Он нарисовал самого себя: растрепанные волосы, серьезное выражение лица, в одной руке карандаш, в другой — альбом для эскизов. На альбоме выведены крошечные буквы, такие малюсенькие, что мне приходится поднести картинку к самым глазам и еще прищуриться. «Р», «Л», «Э». Роль? Ралли? Нет, Рассел. «Р» — Рассел, «Э» — Элли? «Л»?

«Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»? «Л»?

Рассел любит Элли.

Я словно взлетаю на гигантских качелях, все выше, выше, переворачиваясь вниз головой.

— Не сделаешь старенькому папочке чашечку кофе? — спрашивает папа, входя на кухню.

— Конечно. — Я быстро прячу письмо в карман.

— Приятное письмо?

— Угм.

— Хочет увидеться?

— Да, типа того.

— И как же ты будешь? Ведь папа тебе категорически запретил.

— Что? — Я выпучиваю на папу глаза. — Ты серьезно?

Папа старательно хмурится, но в глазах пляшут огоньки.

— Типа того, — отвечает он. — Слушай, Элли, я в четверг серьезно перепугался. Первый раз ты задержалась до темноты, и я не смог этого вынести.

— Спорим, ты в моем возрасте гулял с девочками.

— Может быть, именно поэтому я и испугался. Я слишком хорошо помню, каким я сам был в возрасте Рассела. Теперь как вспомню, так вздрогну. Для меня девочки были не люди. Я сидел в своей тухлой мужской школе, девчонок толком и не знал. Это были для нас некие удивительные, экзотические создания, в их присутствии мы теряли дар речи и только соревновались друг с другом, насколько далеко удастся зайти…