Раскаянье дьявола - Фруде Гранхус

здесь больше ни секунды. Может быть, она сейчас откроет глаза и увидит в дверях маму, вдруг мама пришла ее забрать. Но она была совсем одна. Девочка попыталась еще раз, сжала руки так сильно, что ей стало больно, но ничего не произошло. Нижняя губа задрожала, она попыталась сдержать слезы, но все-таки заплакала снова. Всхлипы казались чужими, и она подумала, что, наверное, это оттого, что раньше ей никогда не было так страшно. Раньше, когда она плакала, то представляла себе стеклянный стакан, иногда полный, иногда не до конца — и плакала до тех пор, пока не выплакивала его целиком. В этот раз стакан был полон до краев, и она выплакала его до последней капли.

Живот сводило от спазмов, бутерброд притягивал взгляд. Мама говорила, что, возможно, когда-нибудь она перерастет свою аллергию, а ведь она очень выросла с тех пор, когда последний раз пробовала шоколадную пасту из магазина. Девочка провела пальцем по шоколаду и жадно посмотрела на ставший коричневым кончик пальца. Живот снова скрутило. Если она лизнет пасту, ничего ведь не случится? Как только она высунула язык, то увидела перед собой полный отчаянья взгляд матери. И быстро вытерла палец о платье.

Она встала и взглянула на единственное в комнате окно. Оно было узким и находилось под самой крышей. Ей удалось разглядеть только голубое небо. Она забралась на кресло, держась за стену. Ноги дрожали, но она вытянулась насколько могла и достала пальцами до окна. Ее роста не хватало для того, чтобы его открыть. Полки над диваном доходили до короткой стены. Если у нее получится залезть на среднюю, она сможет дотянуться до окна. Она откроет его и убежит, и попросит помощи у первого встречного. Девочка пододвинула кресло поближе и встала на подлокотник. Ноги все еще дрожали, но кресло казалось устойчивым. Она попыталась встать на спинку. Стоя так, лицом к стене, она почувствовала, что больше не одна в комнате. Он что, стоял в дверях и наблюдал? Ей показалось, что она чувствует его запах, и она замерла в ожидании, когда его рука опустится на ее спину. Она забралась на полку и наконец оглянулась. Его не было.

Между полками было достаточно места, чтобы встать на колени, теперь она забралась достаточно высоко, чтобы увидеть что-то еще, кроме неба. Но легче от этого не стало. Вокруг были только деревья, ничего кроме деревьев.

Она снова услышала мяуканье, подползла поближе к окну и увидела маленькие пушистые тельца. Под окном была небольшая яма, сверху затянутая сеткой. И там были котята — по крайней мере, она решила, что это котята, потому что ей удалось разглядеть только маленький кусочек шерсти. То есть она все-таки была не одна — от этого стало немного легче.

Она осторожно слезла с полки. Еще раз голодным взглядом посмотрела на бутерброд и вдруг снова услышала скрип. Она остановилась и прислушалась. Неужели звук раздается из соседней комнаты? Она встала на колени в углу. Сквозь стену она услышала, как что-то бьется и крутится, к этому звуку примешивался стон. По бедрам снова побежала жидкость. Она задрожала и бросилась к другой стене. Здесь была еще одна девочка, и в данный момент она металась, пытаясь выбраться из веревок, которыми была связана.

Воскресенье, 1 сентября

Глава 16

Эмилия Санде чувствовала себя ссохшейся. Как и земля вокруг. Листья на деревьях сморщились, редкие травинки ломались при малейшем прикосновении. Фермеры жаловались на ущерб. Некоторые привозили воду в больших автоцистернах для удобрений, остальные удовлетворялись составлением требований о компенсации, словно деньгами можно было подкупить природу.

Эмилия сидела и смотрела на то, что лежало на дне лесного озера. То, что произошло, изменило ее как человека. Но не только это. То, что случилось через год, также наложило свой отпечаток.

Она была одета в легкое летнее платье, едва ощущавшееся на теле. И она представляла себе, как парит над землей, голая, сливающаяся с природой.

Она шла босиком случайными тропинками и вдруг поняла, что окружена болотом. В густом неподвижном воздухе чувствовался резкий запах. Она подняла ногу и увидела, что та по колено испачкана в грязи. В этот момент она почувствовала укол в шею. Она хлопнула себя ладонью, но поняла, что было слишком поздно, уже начало чесаться. Если раньше платье игриво касалось обнаженной кожи, то теперь оно слиплось от соленого пота, от подмышек разило кислым.

Она собралась было вернуться, но оступилась и упала на спину. Последним, что она почувствовала, прежде чем потерять сознание, была резкая боль в затылке. Ей снилось, как что-то пронзает кожу, будто бы какое-то чужое существо проникло в нее и начало циркулировать по сосудам. Не веря самой себе, она наблюдала за тем, как оно пульсировало в такт с сердцем, перемещаясь из одной части тела в другую.

Когда она пришла в себя, то не чувствовала одну ногу. Ноющая боль распространилась по бедрам и спине. Она лежала в тени, то есть прошло несколько часов.

Постепенно Эмилия заметила едва слышимое жужжание, а потом почувствовала нарастающий зуд. Чесалось под платьем, но почесать она не могла — руки не слушались. Трава потонула в облаке насекомых. С того места, где она лежала, казалось, что они падают прямо с неба. Она с отвращением наблюдала за тем, как нарастал рой. Эти гады ползали повсюду, забирались в нос и глаза, она пыталась стряхнуть их, моргая, но они цеплялись за веки. Она открыла рот и закричала, но каждый раз, вдыхая, она заглатывала насекомых. Ее стошнило, и она увидела кишащих в зеленой рвотной массе гадов. Она задышала чаще и снова потеряла сознание.

Эмилия очнулась оттого, что замерзла. Она почувствовала, как дрожат руки и ноги, и поняла, что чувствительность вернулась. Открыла один глаз, осторожно, ожидая нападения насекомых. Стемнело. Был вечер или даже ночь, ведь в это время года полная темнота не наступала.

Насекомых не было. Она попыталась подвигаться. Тело реагировало, хоть и с трудом, сопротивляясь. Она осторожно повернула голову и открыла второй глаз. Вокруг были следы борьбы. Она боролась до последнего.

Глава 17

Рино повернулся в постели и достал мобильный телефон. 2:15. Он знал, что уснуть все равно не получится, так что вполне можно было вставать.

Рино поплелся в гостиную в одних трусах и налил стакан кока-колы. Вчера вечером он вполне убедительно доказывал Иоакиму, что напиток наполовину состоит из сахара и наполовину из сомнительных добавок.

Прошло ровно двенадцать часов с момента исчезновения Иды Халворсен. По словам Гюру, критическая граница проходила на рубеже шести часов, согласно статистике, после первых суток оставалась лишь пятипроцентная вероятность найти похищенного ребенка живым. Жива ли Ида? Или ее где-то бросили, убитую и изнасилованную? А если она жива, в сознании ли она в этот самый момент? Или лежит где-то перепуганная до смерти?

Он вдруг подумал, что огромным упущением было вести расследование вполсилы.

Рино поставил стакан на стол. Можно было просто глотнуть сахарного сиропа. Все три девочки светловолосые. Гюру считала это совпадением, но он все больше убеж­дался в обратном. Иду выбрали не случайно. Существовала какая-то причина. Но было ли ее исчезновение связано со случаями из восьмидесятых? Двадцать семь лет паузы для заложенных в человеке страстей — слишком долго, с этим он согласен, но что, если Ярле Утне что-то мешало? Например, длительная болезнь? Все равно не сходится, если учитывать временной аспект, так что Рино скорее склонялся к версии о смене личности и новой жизни в облике раскаявшегося грешника. Грешника-рецидивиста.

Рино стоял посреди гостиной, пытаясь выстроить взаимосвязи, от которых, как он сам прекрасно знал, завтра же откажется, и вдруг заметил какое-то движение в одном из соседних домов. Ну, конечно, это она, увядающая деревенская красотка, посылавшая ему взгляды, которые трудно было неверно