Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 - Коллектив авторов

* * *

Скрипнула шаткая дверь,юркнула жизнь на свободу,суши подстреленный зверь,всхлипнув, уходит под воду.

Цепко гремят якоря, море корчуют угрюмо –душу подцепят багром, дернут, подбросят из трюма.Вот и лети, камикадзе, сквозь варево стужи,в мир, разодетый бедой, рваный, лукавый снаружи.Там скороходы спешат, сапоги обмотав облаками,весть запечатать, предать, тучи толкают боками.Что бы там ни было – Бог, пламя, путей перекрестье,сердце-сорвиголова в утлое мчится предместье,гроздья набухших планет хищным рывком раздвигая,смотрим гремучий балет, в точку нуля, не мигая…

Музыки взорванной, крови блудящей потокиливнем тугим зацепились о провод жестокий.Там, на равнинах, горючих, сквозных, безвоздушных,перед последним прыжком, долгожданным, пустым, простодушным,горькой пощадой пульсирует зернышко боли –власть возвращения, прореха в «ничто» поневоле.

* * *

Рассыпаясь на камешки, песчинки и крупинки пыли,мы теряем основу в словах, в понятиях, где мы плыли,вот воронье крыло, вот обломок вчерашней боязни,из расщелин зари – скарабеи стотысячной казни.Только что-то потрескивает, то ль головни остывают,то ль рассыпаются дровни,толь арестанты шагают, то ль деревья, попробуй, упомни.Может быть, зерна гнилые ложились в паленую жижу,вкрадчивый голос шептал про себя: ненавижу…Пустое все это – закон рассыпается древний,сруб по реке проплывет, превратится в приветствие кремний.Если б смог ты прознать, где же корни кустарника света,чей каприз полыхает, чей звон превращается в лето,то дожди расплелись бы, как косы, над жатвою пыльной,океанскою кровью наполнился воздух могильный.Но где слово блажит, на кислотном ветру остывая,осыпается жизнь, как сухая мука с каравая.

* * *

Послушай, дорога, которую можно найти,то град, то зерно рассыпает в слезах на пути:равновесие сердца, в котором расставлен капкан, –стрекозиною славой, буддийскою верностью пьян.Только вновь раскрываются створки морских путешествий,где голодные тучи клюют черепицы предместий,то акул плавники или чайки в пробитом закате,где мохнатое солнце танцует в медовом халате.Там зашторенный сад, шепоток в полутьме паутиннойи поношенный дождь, что висит на сосне гильотинной.Это глиняный шар, это ржавое зеркало мести,где ломаются копья в бермудском коричневом тесте…

Тлеет нить Ариадны, дымит на гудящем ветру,и труба урагана пропащую тешит сестру.

Порою, в периоды перехода, у нас портятся отношения со временем. Мы забываем свое умение полностью отдаваться настоящему, постоянно куда-то торопясь и чего-то ожидая. Иногда, в редкие моменты, когда удается расслабиться и растождествиться с желаниями, можно чувствовать себя счастливой. Хорошо, что хоть иногда, это сейчас уже не мало. Но хочется научиться, как в былые годы, рыть глубокие шахты-ходы в преходящем, что случалось когда-то постоянно, когда я смотрела на звезды, ранний весенний дождь или просто выглядывала в окно. Попытка цепко держаться за навязчивые желания никогда не ведет к добру.

Надо пробовать погружаться в настоящее, не мечтая ни о чем конкретном, распустить сознание, как туго стянутые на затылке волосы, и поплыть по реке перемен, благословляя происходящее и совершающееся. Если же продолжать думать по-прежнему, рискуешь вновь превратиться в жертву собственного целеполагания и ложного предпринимательства духа. Не просить, но восхвалять, не бояться, но славословить, не обижаться, не бояться, не просить, но сохранять радостный нейтралитет и спокойствие. Что может быть совершенней, чем невозмутимая душа и бесстрашное открытое сердце?

Мудрость ждет своего часа, она тычется в солнечное сплетение, она жаждет выхода и осуществления в нашем личном опыте и сознании, ей надоело быть запертой на ключ эмоций и пристрастных оценок происходящего. Стучите, да откроется, ищите, да обрящете… Псевдо-покорность, восприимчивость, нацеленная на ложные источники раздражения, смирение, которое паче гордыни, вожделение к пневмоистине, сосредоточенной на одном-единственном человеке, зацикленность и замученность, «фабрика грез», ограничительная территория блага, бунт против самости – и все это – под благовидными покровами любви и непререкаемого смысла. Но разве любовь может быть разрушительна? Нет. Так скажи спасибо любви, но не давайся врагу, который под личиною совести прячет раздражительность, нетерпимость, вздорность и рассыпающиеся в прах алмазы долгосрочной привязанности и первородства встреч и состояний.

Отпусти любовь по рекам вавилонским, пусть она плывет легкой остроносой пирогой, не нарушая тишины и покоя соответствия природных стихий и ее элементов, пусть ее душа скользит над поверхностью вод, и музыка флейты сопровождает ее прежде бушующее, а теперь усмиренное и возрожденное естество. Лучшее дело – когда-нибудь стать в Поднебесной чистою песней, мельчайшею птахой чудесной… Но где есть сила, там всегда существует опасность неправильного перераспределения состояний. Не говоря уже о том, что для начала надо понять, что тебе дано. Если же действовать спонтанно, картина становится не менее запутанной и чреватой опасностями. Сила закручивается в спирали, вьется водоворотами снов и совпадений, свивается кольцами дракона, пышущего огнем и самолюбивыми решениями, взмывает в воздух фонтанами черной нефтяной речи, настигает отточенною стрелою те цели, которые ей приглянулись, грозит обратной связью на все твои неприглядные и слишком смелые поступки, а если перекрыть ей пути, она ринется вниз, и там, в подсознании, начнет вить темные гнезда, ввергая заточившего и обидевшего ее в омут душевредительства и сумасбродства.

Так что берегись и сохраняй невозмутимость – страсти опасны для тех, кому дано много – слишком близки крайности, слишком велика опасность подмены, чересчур реальна угроза отождествлений и сопряжений противоположностей.

Плюс ко всему к тем, кого Бог наградил силою или, иными словами, талантом, просто льнут сумасшедшие. Это заметил еще Сальвадор Дали, и он, конечно же, был прав. Эти люди чуют аромат крайностей, им импонируют сильные колебания и эмоциональные встряски, ведь для всех этих психов, недалеких и недальновидных, лучшая пища – дармовая энергия, к которой они присасываются, как фантастические пьявки к высоковольтным линиям, и отодрать их не так-то просто. Эти упыри пытаются жрать чужую жизнь, подкрадываясь исподтишка сзади и отламывая от тебя лакомые кусочки бытия и свободы. Конечно, своего-то у них нет как нет, вот и приходится пресмыкаться перед другими, лапать их своими грязными ручонками, просить милостыню или нагло вторгаться на чужую, запретную территорию, притворяясь невинными ягнятами в поисках овцы-мамки. И если распоряжаться данным тебе вяло, неаккуратно или слишком опрометчиво, эти присоски будут только рады – так ты становишься более уязвимым, а значит, и более съедобным.

* * *

Воздух соленый, как войлок промокший дымится,ртутным ознобом дорога все вьется за мною –кто там стучится, случится ли что или сочитсяэто из дупел медвяных тяжелыми каплями время земное?Душной корицею сыплется в ладанку сердцакровь костяная, играет ручная, ничья…В горле пульсирует черный канон иноверца –кокон земли раскрывается раной ручья.

Радуга над Симеизом

Бог опускается вместе с дождем в океан,стрелы его – отточены и струисты.Мы возвращаемся в логово жизни, падаем в водопад –губы прилива пористы и слоисты.

Дети индиго кувыркаются в водоворотах грозы,балансируя на высокой волне, несутся навстречу смерти.Они различают отражения людей, насекомых, лозы,минералов, ангелов в солнечной круговерти.Туннели реальности множатся в слоеной толпемоллюсков, медуз, крабов, скатов, скелетов…Толща воды выталкивает нас за пределы лунной тропына обочину радуги, прочь от земных предметов.

* * *

Ядро блаженства, сеть твоих интригковарно вьется, вкрадчиво, ажурно…Мерцанье светлячка сквозь матрицу огняв ней плещется то алчно, то фигурно.

…Фуга расстояний засыпана светящейся негой,под головою гудит, пульсирует атлас ковчега.В то утро пространство наполнила снежная мгла,цветущие числа чертила рассвета игла…Снежинки ручные клубились, как млечные мыши,и лопались с хрустом ноябрьские лопасти-крыши…

Бденье сирены над люлькою треснувшей мира,рокот прилива, где яростный Сириус дышит…

* * *

Куда ведут каналы света?Рисует дрожи остриётой девушки японские куплеты –где танец твой, отчаянье моё?

Я помню девочкой её желанный хвост,как ты входила в зал, сметая лица,и зайцы жались, жалкое зверьё,перед тобой, чья прихоть как лисица.

Из вихря северного над твоим танцполомнам радужные туфельки надуло,все дальше в лес от гнойничков раскола,к Парижу мечутся и балуют друг друга…

* * *