Росстань Таэраны - Тимофей Печёрин

— А теперь уберемся-ка поскорее отсюда, — сказал он, увлекая за собой принца.

— То есть как это? — возмутился тот, на ходу пытаясь сопротивляться, — а как же Йен? И вообще…

— Забудьте, — отрезал князь-наемник, — после того, что сталось с лагерем. Теперь нечего и думать, чтобы договориться — хоть с Йеном, хоть с кем-либо из… этих.

Или у вашего высочества заложило уши? Кого сейчас назначили в виновники, а? «Будьте вы прокляты, эльфы!» Тем более что, в отличие от остальных, Йен и Гуго точно знают, из-за кого заварилась вся каша. Так неужели думаете, ваше высочество, что они будут вас защищать? Помогать… Тут уж никакая награда делу не поможет. Особенно та, что существует лишь на словах.

— Мне нужно попасть в Вестфильд, — упрямо заявил Леандор, — все равно нужно.

— Так попадете, ваше высочество, попадете, — успокаивающим тоном отвечал Квендарон, — знаю я, что это за клан хтоников, с которым Йен якшается. Попробуем договориться. Они ведь, при всех своих ритуалах и любви к жертвоприношениям, все равно разума не лишились… до конца. А если разум есть, то и договориться можно.

— Но награда…

— Вот насчет этого не волнуйтесь, ваше высочество, — уверил князь, — клинок, что вы обещали Йену, отдайте лучше проводнику из Падших. Но только когда дойдем. А то ведь известное дело: с ними вперед расплачиваются только простофили. Или те, кто желает поскорее расстаться с жизнью.

Что до меня… то мне от вашего высочества ничего не надо. Ни монет, ни оружия. Ничего — кроме возможности встретиться с королем.

«Что ж, — с удовлетворением думал Салех, — по крайней мере, сноровки я не потерял!»

Первая вылазка в качестве члена фрейгольдской гильдии воров и впрямь прошла как нельзя лучше. Проникнуть в намеченный дом не составило труда. В этот двухэтажный особнячок, принадлежавший одному из городских торговцев средней руки. Правда, амбициозному, явно претендующему на большее.

Салех влез в его жилище через окно, легко отперев закрытые ставни. И даже нисколько не потревожил цепного пса. Влез ровно в ту ночь, когда из всех людей в доме оставался лишь сонный старичок-лакей. Молоденькая служанка упорхнула по делам сердечным… ну а сам хозяин с семьей находились в отъезде. Не иначе, за товаром каким, дабы закупить его подешевле, а в родном городе сбыть подороже.

Чтобы узнать об этой поездке, о торговце как таковом и о местоположении его дома Салеху пришлось целый день бродить по улицам Фрейгольда. Да по заведениям, всяко приличнее «Веселого людоеда». Бродить, вслушиваясь в разговоры горожан, и стараться выловить в них нужные сведения. А наметив подходящую жертву — прогуляться за нею до самого порога.

Впрочем, дело того стоило. Ибо деньги, полученные от Ансельма за украденные вещи, оказались вполне приличными. Как бы глава гильдии ни мухлевал с ценами. А в том, что Ансельм мухлевал, Салех почти не сомневался. Не то как иначе иметь навар, если сам в чужие карманы и дома не лезешь? А ведь добро, выкупленное у членов гильдии, надо еще тоже кому-то продать. И что добро нажито путем далеко не честным, этот «кто-то» непременно учтет. Про бургомистра и командира стражи вообще говорить излишне. И хорошие отношения с первым, и терпение второго тоже наверняка имели цену.

Впрочем, если Салех и досадовал на сей счет, то не сильно. Да, вольную жизнь вора-одиночки пришлось сменить на легкую, но кабалу. Но та была именно легкой: роскошествуя сам, Ансельм и рядовых членов гильдии не держал на голодном пайке. Заработок новичка за первую же вылазку был прямым тому свидетельством.

В общем, неприязни к предводителю фрейгольдских воров и заведенным им порядкам Салех почти не испытывал. Зато во время вылазки и после нее чувствовал банальную жажду. Скорее всего от волнения. От боязни потерпеть фиаско в первый раз и на новом месте. Все-таки скитания по пустыне, лесам, горам и проклятым землям на пользу воровским талантам отнюдь не идут. Про магическую силу, даром что уже потраченную, и говорить нечего.

Жажда требовала утоления. Вот потому, едва уладив дела с Ансельмом, Салех направился к «Веселому людоеду». Хмельного он, много лет проживший в Рах-Навазе, само собой, не употреблял. А вот от местного напитка, именуемого квасом, не отказался. И успел заказать оного уже третью кружку.

За поглощением кваса новичка и застигла Ванда. Рыжеволосая девушка, что вместе с напарником-карликом выследила Салеха во время праздника на городской площади. Собственно, площади и другие людные места служили этой парочке охотничьими угодьями. Ванда отвлекала кого-то из прохожих болтовней, просьбами о помощи или легким флиртом. А карлик тем временем завладевал его кошелем либо содержимым карманов.

Еще, как успел узнать Салех, за Вандой в гильдии закрепилось прозвище Белка. За юркость, не иначе. А может, за рыжие волосы.

Осмотревшись в таверне, Ванда сразу приметила стол, за которым в одиночестве сидел новичок. Направилась к нему. А подойдя вплотную, невзначай положила руку на плечо Салеха. Тот оглянулся — не выказывая ни враждебности, ни, впрочем, дружелюбия. Все-таки знакомство с рыжеволосой Белкой произошло отнюдь не при самых приятных обстоятельствах.

— Уж скоро рассвет, — слегка игривым тоном произнесла Ванда, — а ты такой одинокий… Может, пойдем ко мне?

Уж о чем-чем, а о времени суток Салех волновался в последнюю очередь. Все-таки промышляет вор, как правило, ночью. А значит отоспаться можно и днем… да и вообще, когда угодно. Было бы где. И лучше, если при этом в карманах твоих не дует ветер.

Ну, на содержимое карманов-то как раз Салех не жаловался. Уже не жаловался. А вот на вопрос «где» ответить сколь-либо определенно, увы, не мог. Постоянного жилища он как не имел в Рах-Навазе, так и не обрел его теперь. Так не на улице же ночевать — среди крыс и бродячих собак.

Само собой, предоставить ночлег готов был хозяин «Веселого людоеда». И даже в долг. Причем Салех уже успел принять от него помощь. Да только за комнатушку, обильно населенную клопами и тараканами, запросил тот жирный хряк, прямо скажем, многовато. Отчего возвращаться в нее как-то не хотелось. И потому нежданное предложение Ванды пришлось как раз кстати. Другой вопрос, что едва ли ей двигало одно лишь гостеприимство да желание помочь ближнему.

Простая нравом, Белка не преминула подтвердить это подозрение.

— А правду ли говорят, — поинтересовалась она, когда Салех уже допил квас и вышел из-за стола, — что вы, южане, в любовных делах как огонь? Горячи и неудержимы?

Вор едва сдержал ухмылку — так поразила его наивность подобных предположений. Уж чего, а горячей неудержимости в соплеменниках Салех не заметил. Не предполагал даже. Лично ему жители Рах-Наваза и окрестной пустыни казались вялыми лентяями, разваренными солнцем и размокшими от собственного пота. Такие и работать-то станут только из-под палки. И с непременным двухчасовым отдыхом после полудня. Когда зной становится совсем уж нестерпимым.

А иначе и быть не могло. В том краю, куда дожди приходят только по воле магов, а солнце порой способно даже убить. До «огненной» ли страсти тамошним людям? Нет, отнюдь. Куда как больше мечтают они о прохладе.

А если где и надлежало людям быть горячими и неудержимыми, то по мнению Салеха, как раз в землях похолоднее. Где бывает так называя зима, выпадает снег и застывает вода. Вот здесь и впрямь востребован пресловутый огонь. Во всех проявлениях — начиная с костра и горящего очага и заканчивая внутренним пламенем страсти. Ну а на юге тепла хватало и без него.

Несмотря на все это Салех и не думал отнекиваться.

— Вот и проверишь, — отвечал он на очевидно риторический вопрос Белки. Ни опровергать, ни подтверждать словами ее заблужденья вор не собирался. А что касается дел, то в любом случае в проигрыше он не оказывался.

— Уж проверю, не сомневайся, — хихикнув, молвила Ванда.

А напоследок очень внимательно посмотрела на стол, за которым сидел Салех. Вернее, даже не на сам стол, а на шрам, оставленный на столешнице чьим-то огромным ножом. Шрам и впрямь вышел знатный: обладатель ножа, не иначе, пытался даже вывести какой-то узор. На спор или еще для чего-то. И вывел бы — не будь доски, слагавшие столешницу, столь неровны и грубы. А собственные руки кривыми, не приспособленными ни к какой тонкой работе.

— Сам заметил, — как бы невзначай сказал Салех по поводу шрама, — в ком-то, видать, художник пропадает. А он вором стал. Или кем похуже.

— А… да, да, — рассеянно пробормотала Ванда, отходя от стола. После чего, взявшись за локоть Салеха, направилась к выходу из таверны.

Рассвет еще не пришел во Фрейгольд. Но был на подходе — и потому снаружи было особенно темно. Лишь редкими светлыми пятнами нарушали черноту ночи то фонарь у чьей-то двери, то факел патруля городской стражи, то окно в доме, чей хозяин страдал бессонницей. Самое время для темных дел. И самое неподходящее для той части людей, что живет честным трудом.