В лабиринтах правды - Рия Миллер

class="p1">Кровь рекой текла вокруг, а на ее поверхности плавали лепестки белых роз. Существо в алой мантии стояло в центре, напротив меня, по колено в кровавой реке, и монотонным, как у робота, голосом бубнило:

– Сердце лабиринта находится в тебе.

После этого воспоминание, подобно свече, угасло. Почувствовав, как кто-то бил меня по щекам, с усилием воли открыла глаза и увидела охотников – Тимофея с Александром. Они что-то спрашивали, но я не слышала их. Все вокруг поплыло, и я отключилась.

«Вернись к ним, иначе город утонет в крови!» – настойчиво просил женский голос. Я распахнула глаза и подорвалась, схватившись за грудь и восстанавливая сбившееся с ритма дыхание. Я не понимала, почему слышала голос Мары и что она, а вернее ее тень, делала в лабиринте?

Как-нибудь надо заняться поиском ответов на эти вопросы, но не сейчас, когда мозг отключился, а желудок просил накормить его, и желательно нормальной едой.

Оглядевшись по сторонам, я заметила, что находилась в просторной комнате в темных тонах с широким окном напротив, за которым властвовала ночь и светился огнями Бен-Йорк. Я встала с постели и попыталась мысленно разложить по полочкам последние события, случившиеся со мной. Мозг отказывался что-то вспоминать, поэтому некоторые моменты пришлось отложить на потом, а сейчас надо было кого-то найти и спросить насчет еды.

Обнаружив вдруг в комнате зеркало во весь рост и увидев свое отражение, я ужаснулась от собственного вида. Вроде бы и я, а вроде – нет. Синяки и черные круги под глазами, засохшая кровь вокруг рта, спутанные волосы, походившие больше на птичье гнездо, и порванное, с какими-то пятнами вдобавок, платье, которое, кстати говоря, я так и не снимала с момента судной ночи.

– Вид как у бомжа, который вдобавок несколько недель не расставался с бутылкой, – озвучила я мысли вслух, отвернулась и постаралась не смотреть больше на свое отражение дольше пяти секунд, чтобы не встретиться с тенью и не впасть в приступы прошлого.

Вдруг я поняла, что за раму зеркала была заткнута записка. Поморщившись, я снова повернулась к зеркалу, взяла листок и отошла к окну.

«Если вы пришли в себя – поздравляю, если нет – придется мне снова вмешаться в ваш сон. Я очень надеюсь, что вы поумнеете и прекратите пользоваться подобным способом убегать от меня и своих обязанностей. Мне пришлось нарушить собственные законы и стереть память о вас практически всем бессмертным из-за случившегося в суде и после него. Теперь никто не помнит о королеве ничего, кроме того, что она заперта в лабиринте. И еще: я внушил, что вы по-другому выглядите. Теперь будьте добры отплатить мне добром за добро и начните соблюдать свои же условия, которые выдвинули ранее.

С уважением, А.»

Прочитав записку вслух, я скривилась и смяла бумагу. Если до этого я чувствовала себя паршиво, то теперь мне стало еще ужаснее. Вступать в игру с его величеством и выдвигать новые условия было моей ошибкой, но тогда я не думала об этом. Все, чего я хотела на тот момент, – свободы. И за нее теперь приходилось расплачиваться.

Разочарование в самой себе хлестнуло меня такой болью, что захотелось завыть как волк. Я не стала сопротивляться, подошла к кровати, уткнулась лицом в подушку и исполнила свое желание. Не знаю, слышно ли было мой вой, но спустя пару секунд в окно кто-то постучал. Развернувшись к нему, я увидела ворона. Воспоминания, подобно пуле, пронзили голову. Я вскочила и подбежала к окну. Это была птица Лили. Ворон следил за мной и наверняка докладывал потом о каждом моем шаге и слове хозяйке, но сейчас Лили уже не было…

Отодвинув шторы, я открыла окно и впустила птицу. Ворон залетел и сел на спинку фиолетового кресла, стоявшего возле черного, во всю стену, шифоньера.

– Что ты здесь делаешь и как меня нашел? – спросила я, осторожно подойдя к птице. – Лили, твоей хозяйки, больше нет. Она мертва, – начала объяснять ему, как пятилетнему ребенку. – Ты теперь никому не служишь и можешь быть свободным.

После этих слов я ударила себя по лбу. Какая же я дура! Птицы ведь не могут разговаривать.

«Могут. Ну, по крайней мере, я могу», – резко прозвучал голос в сознании, из-за чего я вздрогнула и с подозрением прищурилась на ворона.

На несколько секунд в комнате повисла наэлектризованная тишина. Я внимательно изучала ворона, рассматривая каждое его черное перышко. В глазах птицы заметила что-то человеческое, что-то, что отличало его от остальных животных. На миг показалось, что ворон заглядывал мне прямо в душу. И это настораживало.

– Знаешь, я уже привыкла считать себя сумасшедшей, – нервно усмехнулась я и опустилась на пол, прислонившись спиной к шифоньеру. – Меня довели до этого, сделали такой, так что осталось лишь смириться с этим фактом.

«Вы не сумасшедшая, ваше величество, – продолжил голос птицы в голове. – Меня могут слышать те, кому я служил и кто был знаком со мной в прошлом».

– В прошлом?

«Да. Когда-то я был человеком, но что-то произошло, из-за чего кому-то пришлось переселить мою душу в птицу. Так же как и вы, я не сохранил большинство своих воспоминаний и даже имени. Лили звала меня тупой или дурацкой птицей». – Последние слова прозвучали грустно. Не знаю почему, но мне стало жалко ворона.

– Мне очень жаль, но больше ты этого не услышишь. Как я уже и говорила, Лили мертва.

«Знаю, теперь ее душа бродит в лабиринте и ищет дочь с мужем. Вы должны вернуть Камиллу в лабиринт и уничтожить его, иначе город погрузится в хаос».

Я вскочила и стала ходить кругами по комнате, схватившись за голову. Миллионы новых мыслей рождались в голове каждую секунду, они пожирали меня.

– Нет, это просто безумие! – замотала я головой, с ужасом глядя на ворона. – Такого не может быть! – Еще немного, и истерика точно вырвется из меня. – Так ты знаешь?! Что тебе известно о лабиринте и зачем ты нашел меня? – Я остановилась посреди комнаты.

«Спокойно, ваше величество. У меня не так много информации о лабиринте, но что-то я помню по словам Лили и с радостью поделюсь с вами. Теперь, когда Лили нет в живых, позвольте стать вашим слугой и помощником».

От его просьбы я впала в ступор и долго медлила с ответом. Конечно же, помощь в добыче информации не помешала бы, и вдобавок пригодился бы кто-то, кто помнил о прошлом, связанном со мной и лабиринтом, чтобы потом убедиться в некоторых деталях, когда я все, возможно,