Соперница королевы - Виктория Холт

— Ну что ж, она католичка, так что Филиппу нечего волноваться на этот счет, — саркастически заметила Елизавета. — А кроме того, она не играет никакой роли во Франции, поэтому может спокойно сидеть в Испании и не беспокоиться о том, что он уедет от нее, беременной или нет.

— Ваше Величество решительно отвергло такого невоспитанного кавалера, — попыталась успокоить ее я.

Королева фыркнула. У нее порой проявлялись совсем не женские привычки. Она насмешливо на меня покосилась.

— Я желаю им взаимного удовольствия. Боюсь только, что как муж он не многое сможет дать ей. Впрочем, меня волнуют не их интимные отношения, а то, что это альянс двух врагов Англии.

— С тех пор как Ваше Величество взошли на трон, ваш народ перестал бояться внешних врагов.

— Вот и дураки, — отрезала королева. — Филипп очень могущественный король. Поэтому Англии следует опасаться Испании. А Франция… что ж, у них там новый король и новая королева… двое маленьких и ничтожных людишек, насколько мне известно, хотя королева моя родственница по шотландской линии и ее красоту воспевают поэты.

— Они и вас воспевают, Ваше Величество.

Елизавета опустила голову, но глаза ее яростно сверкнули.

— Она смеет называть себя королевой Англии! Эта шотландская девчонка, которая знать ничего не хочет, кроме танцев и поэтов, воспевающих ее красоту. И все твердят, что ее очарование и красота непревзойденны.

— Это только потому, что она королева.

Елизавета подняла на меня свирепый взгляд, и я похолодела. Я поскользнулась. Если красоту одной королевы воспевают только благодаря короне, что же говорить о другой?

— И ты полагаешь, Леттис, что ее воспевают только поэтому?

Нужно было выкручиваться, и я призвала на помощь спасительных анонимов, которые все знают и обо всем говорят.

— Ваше Величество, говорят, что Мария Стюарт — дама поверхностных привязанностей, окружающая себя любовниками, которые грызутся между собой и строчат ей оды. — Я должна проявить изобретательность и выкрутиться из этой опасной ситуации. — Говорят, мадам, что на самом деле, не такая уж она красивая, даже наоборот. Говорят, она долговязая, нескладная да еще и прыщавая.

— Правда? — просветлела королева.

Я вздохнула чуть свободнее и попыталась вспомнить, что плохого я слышала о королеве Франции и Шотландии. Но на ум приходила одна похвала.

Поэтому я решила поменять тему и произнесла:

— Говорят, жена лорда Роберта неизлечимо больна и больше года не протянет.

Королева на мгновение прикрыла глаза, а я нерешительно примолкла.

— Говорят! Говорят! — вдруг взорвалась она. — Кто говорит?

Елизавета вдруг придвинулась ко мне и так схватила ногтями за руку, что я чуть не вскрикнула от боли, потому что эти красивые тонкие пальцы были способны на весьма болезненные щипки.

— Я только повторила слухи, мадам, в надежде, что они заинтересуют Ваше Величество.

— Я желаю знать обо всем, что говорят.

— Я так и подумала, Ваше Величество.

— И что же еще говорят о жене лорда Роберта?

— Что она живет в деревне, что она ему совсем не пара и жаль, что он женился так рано.

Елизавета отпустила меня и медленно откинулась в кресле. На ее губах играла улыбка.

А вскоре после этого я узнала, что жена сэра Роберта умерла. Она упала с лестницы в своем поместье Камнор-плейс и сломала шею.

Двор бурлил, как потревоженный муравейник. Разумеется, в присутствии королевы никто не смел обсуждать эту новость, но зато когда она не слышала, придворные ни о чем другом и не говорили.

Что же все-таки случилось с Эми Дадли? Самоубийство? Несчастный случай? Или ее убили?

В свете слухов, порожденных за последние несколько месяцев, когда королева и Роберт Дадли вели себя как любовники, а Роберт, похоже, был уверен, что станет ее мужем, последнее предположение не выглядело таким уж невероятным.

Мы вовсю шептались об этом, и мне доставалось от родителей за длинный язык. Я видела, что отец очень обеспокоен.

Однажды я услышала, как он сказал маме:

— Такой брак может стоить Елизавете трона.

Еще бы ему не волноваться, ведь благополучие семьи Ноллис было тесно связано с процветанием нашей царственной родственницы.

Слухи ширились, и это были нехорошие слухи. Я слышала, что испанский посол, например, доложил в послании своему королю, что Елизавета сообщила ему о смерти леди Эми Дадли за несколько дней до того, как последнюю нашли у подножия лестницы. В это я не поверила, это уже слишком. Если бы Елизавета и Роберт планировали убийство Эми, то вряд ли королева брякнула такое испанскому послу. Де Куадра, посол Испании, был хитрый лис. В интересах его страны было скомпрометировать королеву Англии. Этого он и пытался добиться. Хотя, ради такого мужчины, как Роберт, женщина может пойти на многое. Я попыталась поставить себя на место Елизаветы. Решилась бы я? Мне оказалось совсем нетрудно представить, как мы с Робертом, в горячем любовном угаре, строим планы убийства.

Мы все напряженно ждали дальнейшего развития событий.

Лично я не верила, что королева рискнула бы короной ради какого бы то ни было мужчины и пошла на убийство. Даже если леди Эми убили, то королева ни за что не впуталась бы в это. Разумеется, она была способна на легкомысленное поведение. Известный случай с Томасом Сеймуром несколько лет назад — красноречивое тому подтверждение. Но тогда у нее не было короны. Ее единственной и неповторимой любви.

Самое главное, что Роберт был теперь свободен и мог жениться на ней. Весь двор, вся страна, да и вся Европа, затаив дыхание, ждали, как она поступит. Но одно было ясно. Если Елизавета вступит в брак с Робертом Дадли, ее сочтут виновной в убийстве. Вот этого и опасался мой отец.

И первое, что сделала королева, — это отослала Роберта Дадли подальше от двора. Это был мудрый шаг. Их не должны были видеть вместе, чтобы люди не связывали имя королевы с произошедшей трагедией.

Роберт был очень подавлен, а может, просто играл роль убитого горем мужа. Впрочем, он вполне мог переживать из-за случившегося, даже если он сам все устроил. Он направил в Камнор-плейс своего кузена Томаса Блаунта. Тот взял дело в свои руки и организовал расследование, которое вынесло вердикт — смерть в результате несчастного случая.

Последующие недели Елизавета была невыносима. Она стала раздражительна, щипалась, раздавала затрещины и при этом ругалась не хуже своего папаши Генриха Восьмого, а уж тот знал толк в проклятиях. Ее раздирали противоречивые чувства. Она страстно хотела получить Роберта, но вступить с ним в брак означало признать вину. Елизавета прекрасно понимала, что если даст людям повод для подозрения, то уже никогда не добьется их уважения. Королева должна быть выше обычных страстей. Иначе подданные будут видеть в ней лишь слабую грешную женщину. А чтобы удержать эту сверкающую корону, нужно не потерять преданности подданных.