Теория и практика детского психоанализа - Анна Фрейд

Но тут возникло неожиданное затруднение. У гувернантки, кому, собственно, мальчик и был обязан своими успехами, стали возникать такие проблемы в общении с ним, что она разлюбила его. В конце концов ей пришлось покинуть дом, в котором так высоко ценились ее качества, из-за того самого ребенка, которого вначале она особенно выделяла из других.

Психоанализ, которому она подверглась примерно через пятнадцать лет, выявил истинные причины происшедшего. В своей собственной семье она ощущала себя нелюбимым ребенком, то есть находилась приблизительно в том же положении, в котором она застала мальчика в начале своей работы с ним. Благодаря этому сходству судеб она видела себя в этом мальчике, отождествляла себя с ним. Щедро расточаемые ею любовь и забота проистекали из того, что она говорила себе: «Так должны были обращаться со мной, чтобы из меня что-нибудь вышло». Успех, последовавший за ее опытом, нарушил это отождествление. Он превратил ее подопечного в человека, жизнь которого больше не могла ассоциироваться с ее жизнью. Враждебные чувства к нему возникли из зависти; она не могла не завидовать тому успеху, который так и не был достигнут ею самой.

Возможно, вы скажете: хорошо, что гувернантка не подверглась психоанализу в период своей работы с этим учеником, в этом случае она бы не достигла успеха в его воспитании. Но, на мой взгляд, этот успех обошелся слишком дорого. Он был достигнут ценой неудач в работе с теми детьми, страдания которых не напомнили воспитателям об их собственном детстве и потому не вызвали сочувствия. Я полагаю, что мы справедливы в том, что требуем от учителей и воспитателей перед началом своей педагогической деятельности разобраться в собственных проблемах и научиться избегать конфликтов. В противном случае дети будут служить просто более или менее подходящим материалом для решения собственных проблем воспитателя и проявления его бессознательного.

Но даже когда мы судим о детях, нам нужна помощь психоаналитика, чтобы понять причины их видимого поведения. Примером послужат следующие записи, продиктованные мальчиком в качестве введения в книгу, которую он собирался написать. Этот фрагмент он назвал следующим образом:

              Что взрослые делают не так

Послушайте меня, взрослые, если вы хотите хоть что-то знать! Не задирайте нос, что дети, дескать, не умеют делать всего, что делаете вы, взрослые. Они могут большую часть того, что можете вы. Но дети ни за что не станут вас слушаться, если вы будете приказывать им, например: «Ну-ка, марш в постель!». Тогда они ни за что не пойдут, даже не надейтесь. Но если вы скажете то же самое мягко, они тут же повинуются вам. Вам кажется, что вы можете делать все, что вам вздумается, но ведь такого не может быть. И перестаньте, наконец, твердить:

«Ты должен это, ты должен то...» Никто ничего не должен, и потому дети тоже не должны. Вы думаете, что дети должны мыться. Это, конечно же, не так. Тогда вы говорите: «Если ты не будешь мыться, люди скажут: фу, какой же он неряха! - и поэтому ты должен помыться». Нет, он не должен, но помоется, чтобы люди не называли его неряхой.

Достаточно сказать ребенку, что ему нужно сделать, и не надо рассуждать о том, как это делается, потому что они и так во всем повторяют за вами и сделают все так, как это делаете вы. И перестаньте без остановки повторять: «Не покупай это, не покупай то...», потому что они сами за это платят и поэтому могут покупать все, что им вздумается. И не говорите им: «У тебя это не получится», потому что они умеют многое лучше вас. Вы в это не поверите, но потом будете удивлены. И вообще, вы слишком много разговариваете, разрешите ребенку хоть раз вставить слово!

А теперь представим себе, что эти записи нашли в школе и отнесли директору. Он решит, что это опасный ребенок, за которым нужен глаз да глаз. Наведя справки, он бы обнаружил еще более тревожные известия: мальчик богохульствует, говорит о священниках в таких выражениях, которые едва ли можно повторить, подстрекает своих сверстников не мириться ни с каким вмешательством в их жизнь и даже собирается прийти в зоопарк и выпустить на волю всех животных, которые, как он считает, были по несправедливости заключены в клетки. Консервативный учитель из старой школы, конечно, сказал бы: бунтарские настроения этого мальчика должны быть подавлены, пока еще не поздно, иначе в будущем он будет представлять серьезную угрозу для общества. Современный преподаватель, напротив, возложил бы большие надежды на будущее этого ребенка и увидел бы в нем растущего лидера и проводника либеральных идей в массы.

Должна сказать, что оба одинаково ошибаются, и все их дальнейшие действия, основанные на таком понимании данной ситуации, будут ошибочными и неверными. На самом деле этот восьмилетний мальчик — просто безобидный маленький трус, который может испугаться лающей на него собаки и не решается вечером пройти по темного коридору, и, конечно, не способен и мухи обидеть. Его мятежные мысли имеют неожиданное объяснение. В раннем детстве он был страстно предан своим родителям и интенсивно занимался мастурбацией. Это было пресечено запретами и угрозами хирургического вмешательства, которые вызвали сильное потрясение. В результате в нем развились тревожность и опасения за сохранность его половых органов.

Как следствие, он начал протестовать против любой власти. Если кто-то обладает властью, рассуждал он, то он был властен также наказывать и кастрировать. А следовательно, надо уничтожить саму возможность существования земной или небесной власти. И чем сильнее был его страх, тем больше он пытался преодолеть его крикливыми и бессмысленными нападениями на власть имущих.

Впрочем, это был не единственный его способ защиты. Хотя он и строил из себя атеиста, страх каждый вечер заставлял его вставать на колени и молиться. Он рассуждал так: «Разумеется, Бога нет. Но все-таки он может существовать, и в любом случае не помешало бы слушаться Его».

Важно понять, что этот мальчик в будущем не станет ни инициатором либеральных идей, ни угрозой для общества и что в чем действительно нуждался, так это не в восхищении, не в суровых мерах и запретах, а в снятии страхов. Только это могло освободить его от невротического поведения и дать ему почувствовать, что во взрослой жизни он будет способен развлекаться и работать наравне со всеми.

Психоаналитический метод лечения, которым можно достигнуть этой цели, представляет собой третий способ содействия воспитанию детей. Но описание этого метода терапии, то есть детского психоанализа, увело бы нас далеко за пределы нашего курса.

2. ВВЕДЕНИЕ В ТЕХНИКУ ДЕТСКОГО ПСИХОАНАЛИЗА

Трудно сказать что-нибудь об анализе в детском возрасте, если предварительно не определить, в каких случаях имеется смысл проводить анализ ребенка и в каких лучше отказаться от него. Как известно, Мелани Кляйн подробно изучала эту проблему. Она придерживается того взгляда, что с помощью анализа можно устранить или, по крайней мере, оказать благотворное влияние на нарушение психического развития ребенка. При этом анализ может оказаться весьма полезным и для развития нормального ребенка, а с течением времени станет необходимым дополнением процесса воспитания. Однако большинство психоаналитиков отстаивает другую точку зрения: анализ ребенка уместен лишь в случае наличия реального инфантильного невроза.

Боюсь, что в своих лекциях я вряд ли смогу внести ясность в решение этого вопроса. Я смогу сообщить вам только, в каких случаях решение провести анализ оказывалось верным и когда его проведение терпело неудачу. Понятно, что успехи побуждали нас к дальнейшей работе по проведению анализа, а неудачи отпугивали от такого намерения. Таким образом, мы приходим к выводу, что в тех случаях, когда речь идет о ребенке, модель анализа нуждается в определенной модификации и изменениях либо может применяться лишь при соблюдении определенных предосторожностей. Тогда же, Когда нет технической возможности для соблюдения этих предосторожностей, следует, вероятно, даже отказаться от проведения анализа. На протяжении этого курса из многочисленных примеров вы узнаете, на чем основаны указанные выше сомнения. А пока я умышленно оставляю в стороне всякую попытку ответить на эти вопросы.

Начиная с прошлого года я неоднократно получала предложения изложить на техническом семинаре Ферейна течение детского случая и обсудить технику детского анализа. До сих пор я отклоняла эти предложения, боясь, что все, что можно сказать на эту тему, будет казаться чрезвычайно банальным и само собою разумеющимся. Специальная техника детского анализа, поскольку она вообще является специальной, вытекaeт из одного очень простого положения: в подавляющем большинстве случаев взрослый — зрелое и независимое Существо, а ребенок — незрелое и несамостоятельное. Разумеется, что при столь отличном объекте метод также не может оставаться неизменным. То, что в одном случае считается необходимым и безобидным действием, в другом становится скорее сомнительным мероприятием. Однако эти изменения вытекают из существующей ситуации и вряд ли нуждаются в особом теоретическом обосновании.