Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - Кристофер Бруард

Тот, кто любит мелочи ради них самих, сам человек мелкий; тот же, кто ценит их ради тех выводов, которые можно из них сделать, или ради тех целей, для которых они могут быть использованы, – философ[73].

После такого списка не покажется удивительным, что на карикатурах лондонского денди чаще всего изображали как молодого человека в комнате для одевания, которого готовила как на парад армия портных, парикмахеров, корсетников, обувщиков и слуг. Вывернув наизнанку картину Уильяма Хогарта «Будуар графини», входящую в цикл «Модный брак», художник Хит изобразил героев своей сатирической серии «Мода и безумства» (1822) Лубина и Дэшелла, которых посещают лучшие торговцы Мейфэра. Лубин сидит на стуле, по-мужски расставив ноги в центре своей гардеробной, в то время как брадобрей, в чьей собственной шевелюре качаются несколько гребней, ухаживает за его локонами. Справа от него портной перед ростовым зеркалом подгоняет линию пояса на его фраке, сзади слуга подносит сапоги для верховой езды, в то время как слева драпировщик предлагает образцы различных тканей. Его друг Дэшелл, великолепный в своих полосатых шароварах и подобранном под них жилете, вычитывает в газете последние скандалы, задрав свой узорчатый халат таким образом, чтобы получше погреть зад у огня. На следующем листе оба спускаются по ступеням дома в Мейфэре, одетые в дорогие туалеты и держа в руках кнуты, и направляются в Тэйтерсол, на модные лошадиные торги в Гайд-парк-корнере. Их внешний вид настолько великолепен, что проходящий мимо пекарь выпускает из рук свои товары, которые летят в лицо служанке, застывшей от мимолетного вида крайнего проявления модности[74]. Продолжив спускаться по социальной лестнице, мы обнаружим, что потенциал к превращению, заложенный в модной одежде, и необходимость следить за тем, чтобы ее детали соответствовали величию случая, были описаны в таких произведениях, как «Бал денди, или Светская жизнь в Сити» (1819), сатирической песенке с грубыми гравюрами и цветными иллюстрациями, показывающей, как городские служащие имитировали роскошь аристократических маскарадов и балов таких вест-эндских заведений, как Almack’s или Argyll Rooms, в более скромных и домашних гостиных Блумсберри или Клер-кенуэлла:

Мистер Пиллблистер и Бетси, сестрица, пригласили друзей веселиться;Званый ужин и бал важных денди собрал, где веселая пара ютится.Мистер Пэдам польщен, что он был приглашен, но наряда никак не найдет.Но проблема ясна, что рубашка грязна. Застирал ее: в общем, сойдет.Вот и слажен корсет, да почти что надет – зашнуруй его, Джеффри, потуже!Крепче столб обхвачу – если я захочу, знатных щеголей буду не хуже.Непременно на бал! – Мистер Палмер сказал. —Там с прелестницей буду кружиться.Отобедал я рыбой и посуду я вымыл, а теперь я изволю побриться[75].

Помимо очевидного использования стиля денди в одежде, которая посредством корсетов, подбивки и умелого кроя могла служить подмогой в любовных приключениях, которые становились возможными на подобных сборищах, где более свободно перемешивались представители разных полов (в первые десятилетия XIX века физически мужчины и женщины стали ближе благодаря популярности новых, более интимных танцев, а тенденция одежды того времени для обоих полов заключалась в том, чтобы подчеркивать эротический потенциал вторичных половых признаков), нарядное мужское тело также могло ассоциироваться с городскими занятиями, предназначенными исключительно для мужской компании. Тэйтерсол, о котором идет речь на карикатуре Хита, имел большое значение в примирении бонвиванов-мужчин, представляющих все социальные и культурные слои столицы. Пирс Иган описывал его как «самое цельное место в мегаполисе» и советовал обязательно его посетить, «если вы хотите взглянуть на „настоящую жизнь“ – понаблюдать за характерами – и увидеть любимые занятия сильной половины человечества». «Это место, где собираются сливки общества, главные модники, щеголеватые военные герои, делопроизводители – охотники на лис, юные отпрыски благородных родов, элегантные наездники, гвардейцы молодецкого вида, нарядные мясники, опрятные грумы, чистые помощники конюхов, знающие торговцы лошадьми, бьющиеся об заклад политики, изящные жокеи, самые разные мужчины, пришедшие сюда развлечься, а довершает картину некоторое количество настоящих джентльменов. Это самое главное развлечение Лондона»[76]. Более того, на гравюре, где показан туалет Лубина, Хит неслучайно изобразил, что стену будуара денди украшает картинка с двумя боксерами. Зрелищная фигура полуобнаженного участника кулачных боев позволяет легко примирить многие противоречия денди.

Помимо обязательных воскресных гуляний в Гайд-парке, где породистые лошади, купленные в Тэйтерсоле, становились подходящей рамой для одежды, приобретенной на Бонд-стрит, денди могли выбирать из большого разнообразия контекстов для демонстрации своего тела и вкусов. Кроме вечерних балов по средам в Almack's и возможности часто посещать мужские клубы на Сент-Джеймс-стрит, альтернативу для рафинирования зарождающегося лондонского стиля представляли самые опасные улицы к востоку от Темпл-бар. И снова хронику модных устремлений за золотыми воротами Вест-Энда можно найти у Пирса Игана в произведении «Боксиана, или Очерки о древних и современных кулачных боях», где он воспевает отдельные характеры знаменитых чемпионов по боксу и смакует шумные эскапады болельщиков – поклонников боев, чья страсть к чистой романтике спорта была выше классовых границ. Интерес к мужественному искусству бокса служил оправданием и ответом на обвинения денди в изнеженности, позволяя ему еще больше сосредоточиться на прославлении идеальной мужской фигуры. Говоря о самой популярной аристократической ассоциации покровителей ринга, Иган утверждает, что «именно… в целях самого истинного патриотизма и государственной пользы было сформировано Общество кулачных боев… Главная его цель – сохранять принципы смелости и отваги, которые отличают британский характер, и сдерживать распространение той изнеженности, которую способно производить богатство»[77]. Его члены даже имели возможность выделиться, купив специальную униформу, состоявшую из синего фрака и желтого кашемирового жилета, прославленного Браммелом, на пуговицах которого были выгравированы буквы «P.C.»[78]. Поблизости от Вест-Энда, на Сент-Мартин-стрит, рядом с Лестерскими полями, корт для игры в «пятерки»[79] привлекал «самую респектабельную публику», служа местом, где «любители кулачных боев высокого класса» могли развивать свои навыки.

Еще восточнее в Холборне бывший кулачный боец Боб Грегсон в 1810 году открыл таверну Castle, которую часто посещали «спортивные франты» Вест-Энда. Иган заметил, что двухметровое тело хозяина весом почти сто килограммов было предметом восхищения. «Невозможно было найти более красивого и пропорционально сложенного мужчину… Знаменитый профессор анатомии Королевской академии счел его самым выдающимся объектом для научных рассуждений… В качестве красивого объекта для рисования его выбрал сэр Томас Лоуренс… его поведение было выше всякого абсурдного жеманства; в его манерах невозможно было найти ничего надменного… он всегда был хорошо, более того, модно одет»[80]. Этот образец бесклассовой лондонской моды, владельцем которого в 1814 году стал такой же «стройный» Том Белчер, слыл одним из лучших среди заведений, которые уверенно конкурировали с более центральными и избранными местами за привлечение модников. «Клиенты приходили толпами и оказывали ему поддержку, отчего это место стояло особняком для денди, щеголей, людей хорошего тона и тому подобных, составлявших круги поклонников спорта». Его успех был повторен бесконечное количество раз другими спортивными заведениями, многими из которых управляли призеры боев в Смитфилде, Мургейте или на Олд-Кент-роуд. То, что подобные пристанища можно было встретить на площадях Фитцрой и Гросвенор, на Бонд-стрит и Джермин-стрит, является еще одним подтверждением того, каким образом стиль денди захватывал столицу, питаясь тем и подпитывая то, что Питер Торольд назвал «обаянием Лондона 1800-х… его энергией, его размахом, разнообразием досуга, легкостью жизни, его шумом, истинным ощущением мегаполиса»[81]. Вот почему стиль денди начала XIX века, который связывал обнаженное тело рабочего-бойца с одетой в сшитый на заказ костюм фигурой аристократического фланера в эгалитарном прославлении мужского героизма, можно с полным правом назвать первой и, возможно, самой важной из числа модных идентичностей, глубинным образом связанных с развитием самого города. Тень денди ляжет на ближайшие два столетия как образец для одевания в соответствии с возможностями, на которые в определенном городском контексте создается спрос, бледнея по мере того, как в последующие десятилетия разница между Ист-Эндом и Вест-Эндом будет становиться все более резкой, а принципы производства и ношения одежды в Лондоне станут развиваться, более четко отражая разрыв между разными слоями населения и соревнующимися друг с другом культурами определенных районов монструозного викторианского мегаполиса, который начнут чаще описывать как антиутопию. Между тем по стандартам оптимистично настроенного мирового города 1820-х годов дендизм стал привлекательным и самоуверенным лицом цветущего городского общества: