Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс

«Метриха. Фракиянка, стучатся в дверь, поди, глянь-ка, / Не из деревни ли от нас пришли.

Фракиянка. Кто там за дверью?

Гиллис. Это я!

Фракиянка. А кто ты? Боишься / Поближе подойти!

Гиллис. Вот, подошла поближе!

Фракиянка. Да кто же ты, скажи?

Гиллис. Феленьи мать, Гиллис! / Метрихе доложи, что к ней пришла в гости.

Фракиянка. Зовут тебя.

Метриха. Кто?

Фракиянка. Гиллис!

Метриха. Мать моя, Гиллис! / Открой же дверь, раба! – Что за судьба, Гиллис, / Тебя к нам занесла? Совсем как бог к людям / Явилась ты! Пять месяцев прошло, право, / С тех пор – мойрами клянусь – во сне даже / Не видела, чтоб ты пришла к моей двери.

Гиллис. Ох, дитятко, живу я далеко, – грязь-то / На улицах почти что до колен, я же / Слабей последней мухи: книзу гнет старость, / Ну, да смерть не за горой стоит… близко.

Метриха. Помалкивай, на старость не пеняй даром, – / Еще любого можешь задушить, Гиллис!

Гиллис. Смеешься, – вам, молоденьким, к лицу это, / Быть может.

Метриха. Не смеюсь, – ты не серчай только!

Гиллис. Долгонько, дитятко, вдовеешь ты что-то, / На ложе на пустом… одна томяся ночью. / Ведь десять месяцев прошло, как твой Мандрис / В Египет укатил, и с той поры, ишь ты, / Ни строчки не прислал, – забыл тебя, видать, / И пьет из новой чарки… Там ведь рай чистый! / В Египте все то есть, что только есть в мире: / Богатство, власть, покой, палестра, блеск славы, / Театры, злато. Мудрецы, царя свита, / Владыко благостный, чертог богов-братьев, / Музей, вино, – ну, словом, все, что хочешь. / А женщин сколько! Я клянусь женой Ада, / Что столько звезд ты не найдешь в самом небе. / И все красавицы! С богинями схожи, / На суд к Парису что пришли, – мои речи / Да не дойдут до них! – Ну для чего ты сиднем / Сидишь, бедняжечка? Вмиг подойдет старость / И сгинет красота… Ну, стань другой… на день, / На два переменись и отведи душу / С иным дружком. Ведь и корабль, сама ты знаешь, / На якоре одном стоит куда как плохо! / Коль смерть незваная к нам в гости завернет, / Никто уж воскресить не сможет нас, мертвых. / Эх, часто непогодь сменяет вдруг ведро, / Грядущего не знаем мы… Ведь жизнь наша / То так, то сяк…

Метриха. Ты клонишь речь к чему?

Гиллис (оглядываясь). Близко / Чужого уха нет?

Метриха. Нет, мы одни!

Гиллис. С такой к тебе пришла сегодня вестью… / Грилл, Матакины сын, – Потекьи он внучок, – / Победу одержал он пять раз на играх: / В Пифоне мальчиком, в Коринфе два раза / Незрелым юношей, да раза два в Пизе, / В бою кулачном, где сломил мужчин зрелых, – / Богатый – страсть, добряк – не тронет он мухи, / В любви несведущий, алмаз, одно слово, / Как увидал тебя на празднике Мизы, / Так в сердце ранен был и запылал страстью. / И день и ночь он у меня сидит, ноет, / Ласкается ко мне, весь от любви тает… / Митриха, дитятко, ну раз один только / Попробуй согрешить… Пока тебе старость / В глаза не глянула, богине ты сдайся. / Двойной тут выигрыш: ты отведешь душу, / Да и подарочек дадут тебе славный. / Подумай-ка, послушайся меня, – право, / Клянуся мойрами, люблю тебя крепко!

Метриха. Седеет голова, тупеет ум, Гиллис… / Клянусь любезною Деметрой, и мужа / Возвратом, – от другой не вынесла б речи / Подобной, и иное мне бы петь стала, / И за врага б сочла порог моей двери! / Ты тоже, милая, подобных слов больше / Ко мне не заноси… Ту речь, что так к месту / Вам, старицам, с распутными веди, мне же / Метрихе, дочери Пифея, дай сиднем / Сидеть, как я сижу… Не будет мой Мандрис / Посмешищем для всех! Но соловья, Гиллис, / Не кормят баснями… Поди, раба, живо / Ты чашу оботри, да три шестых влей-ка / Туда вина… Теперь воды прибавь… Каплю, / И чарку полную подай…

Фракиянка. На, пей, Гиллис!

Гиллис. Давай! Я забрела не для того, чтобы / С пути тебя сбивать, – виною здесь праздник.

Метриха. На нем зато и покорила ты Грилла!

Гиллис. Твоим бы быть ему! – Что за вино, детка! / Клянусь Деметрою, уж как оно вкусно! / Вкусней вина, чем здесь, и не пила, Гиллис, / Еще ни разу! – Ну, прощай, моя милка, / Блюди себя! Авось Миртала да Сима / Пребудут юными, пока жива Гиллис!»[28]

В этом случае старухе сводне не повезло, Метриха отослала ее обратно, однако по доброте своей предложила ей выпить; она ведь знает слабости подобных женщин; их любовь к вину все более подчеркивают авторы комедий, зная, что это всегда вызывает аплодисменты зрителей.

Если женщина была слишком осторожна, сводни (обоего пола) предлагали ей свои покои либо какое-либо любовное гнездышко на стороне.

Частое упоминание античными авторами подобных гнездышек для влюбленных говорит о том, насколько распространена была эта практика и насколько велик был на них спрос.

Какой-нибудь друг также мог предложить свой дом на время свидания; именно о таком случае читаем мы у Катулла, который благодарит приятеля за предоставленную возможность встретиться с возлюбленной:

Аллий бывал для меня, верный помощник в беде.Поприще он широко мне открыл, недоступное прежде,Он предоставил мне дом и даровал госпожу,Чтобы мы вольно могли там общей любви предаваться,Здесь богиня моя в светлой своей красотеНежной ногою, блестя сандалией с гладкой подошвой,Через лощеный порог преступила, входя[29].

Конечно, случалось и так, что женатый мужчина знал об амурных приключениях своей жены и молча их сносил, иногда получая от них материальную выгоду, как показывает речь против Неэры (ошибочно приписываемая Демосфену), где жена оплачивала своим телом расходы по домашнему хозяйству. Однако в случае неверности жены муж мог получить развод. Не наша задача здесь входить в подробное рассмотрение бракоразводного закона, однако следует заметить, что разрыв между супругами мог происходить и по иным причинам. Среди этих причин несовместимость характеров, для рассмотрения этого случая Платон предлагал создавать комиссию, подтверждавшую такое несходство; далее – бездетность, что вообще-то вполне логично, поскольку греки полагали, что рождение законных наследников – главная цель вступления в брак. По этой причине жены, которые не могли иметь детей, прибегали к подлогу детей, поскольку, как говорит Дион Хризостом: «Любая жена рада удержать своего мужа». Вполне естественно, что мысль об «испытательном сроке» в браке была не столь неожиданной. Кратет Киник пишет, что с его собственного согласия он разрешил своей дочери тридцатидневный испытательный срок в браке.

Все, о чем мы говорили ранее относительного греческого брака, было попыткой объединить в общую картину отрывочные сведения, приводимые разными авторами о браке и положении жены в Древней Греции. Эта картина может быть дополнена подробностями, содержащимися в анекдотах и коротких рассказах, сочиненных в древности и дошедших до наших дней.

Проблемы брака часто обсуждаются в философских произведениях Плутарха. Неисчерпаемым источником такой информации может служить также произведение «Пирующие софисты» в 15 книгах Афинея из Навкратиса в Египте, который жил во времена Марка Аврелия. Само застолье происходит в доме Ларенсия, известного и хорошо образованного римлянина; приглашены двадцать девять гостей, представители всех областей знаний – философы, риторы, поэты, музыканты, врачи и правоведы, среди них Афиней, который в своем произведении (полностью сохранившемся до наших дней) пересказывает своему другу Тимократу все разговоры, происходившие за столом. В начале 13-й книги разговор заходит о замужних женщинах и женатых мужчинах: «В Спарте был обычай закрывать в темной комнате неженатых юношей и незамужних девушек; каждый молодой человек брал в жены без приданого девушку, которую он ухватил в темноте». Согласно сведениям Клеарха из Сол, существовал праздник, где женщины обводили холостых мужчин вокруг алтаря, побивая их розгами, чтобы другие, во избежание такого унижения, могли изменить свой образ жизни и назначить день свадьбы до этого праздника. В Афинах Кекроп первым ввел практику моногамии, поскольку до того времени сексуальные отношения не были упорядочены и обычным делом были совместные браки. Согласно широко распространенному мнению, которое восходит еще к Аристотелю, Сократ также имел двух законных жен: Ксантиппу и некую Мирто, правнучку знаменитого Аристида. В этот период подобное, вероятно, не возбранялось законом, поскольку нужно было пополнять население. У персов особенным почтением пользовалась супруга царя, остальные же наложницы должны были падать перед ней ниц. У царя Приама также было несколько наложниц, что, по-видимому, ничуть не огорчало его супругу Гекубу. Он говорит о своих сыновьях: «Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской: / Их девятнадцать братьев от матери было единой; / Прочих родили другие любезные жены в чертогах»[30].