Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

норда. Тогда мужчина завалился на спину и начал кататься по полу, силясь с размаху придавить нападавшего.

Над ухом раздался приглушенный хруст, и хватка противника ослабла, движения стали медленными и неуклюжими. Еще раз прокатившись всем весом по напавшей на него твари, Снорре перевернулся на живот и поднялся на четвереньки, уже догадываясь, кого перед собой увидит.

Мужчине стоило больших усилий сфокусировать взгляд на лежащее изломанное тело одного из близнецов. Нежить, которая раньше была его ребёнком, силилась подняться и снова атаковать, но сильно пострадала под весом Снорре и не могла этого сделать.

Норд с трудом встал на колени, и, пошатываясь, выпрямился во весь свой могучий рост. Он снял с кольца в стене факел, чтобы лучше рассмотреть это порождение мрака.

При виде приближающегося живого огня на изуродованном смертью лице мелькнула новая эмоция, отличная от ненависти ко всему живому – страх.

– Папа… – прошептала-прошипела тварь, не отводя взгляда от факела. – Папа…

Снорре замешкался, сомневаясь в своих действиях. Этого мгновения второму бесенку хватило для того, чтобы подкрасться, и, словно белка по дереву, взобраться по его одежде на загривок норду. Маленькие острые зубы впились в открытую шею.

Свободной рукой Снорре извернулся и, схватив второго близнеца за лодыжку, оторвал его от себя.

Норд чувствовал, как кровь сильными толчками текла по шее и одежде. Он пошатнулся. Последней мыслью его было, что нужно не дать второму бесу уйти, и он в последний раз, нежно, по-отечески, прижал кусающуюся и брыкающуюся тварь к груди, прежде чем завалиться вниз лицом.

Факел упал на устланный соломой пол, и огонь благодарно затрещал. Разгораясь.

* * *

Дом Снорре потушили быстро. Огонь не успел переброситься на соседние крыши, благо, погода стояла безветренная. Толстые брёвна дверного косяка ещё потрескивали, остывая, когда Къелл прошёл сквозь них. Его взгляду открылась страшная картина. Вся семья была мертва, но все ли погибли от огня?

Он обернулся, услышав за спиной шаги.

Лекарь, опасливо морщась, пробирался по следам норда.

– Можешь не идти. Выживших нет, – Къелл зло посмотрел на доктруса, который под взглядом жёстких голубых глаз как-то съёжился, даже двигаться перестал, дабы не провоцировать этого дикаря.

– Мне нужно собрать анамнез, – наконец ожил он. В движениях снова появилась суетливая прерывистость. – И доложить о произошедшем конунгу.

– Так и доложи, – Къелл развернулся к лекарю грудью, закрывая ему обзор на развороченный труп Илвы. – Женщина не уследила за очагом, и на солому выпала окалина. Вернувшийся с охоты Снорре хотел вытащить из горящего дома жену и детей, но сам задохнулся. Все четверо погибли.

– Но я должен… – лекарь силился заглянуть за могучее плечо, а то и прошмыгнуть мимо.

– Людей ты должен лечить, а не нос куда не надо совать! – вызверился норд. – А ну брысь отсюда. Крыс-са.

Едва ли лекарь слышал последнее слово, брошенное ему в спину, но Къелл не сомневался, что он очень скоро вернётся вместе с ярлом, и тогда разборок не избежать.

– А вы чего встали, рты пораскрывали? – гаркнул он толпе собравшихся зевак. – А ну готовьте две лодки на погребальные костры. Закат уже скоро. Нечего им откладывать встречу с богами. Ульрик. Поди-ка сюда…

Нужно отдать людям должное – сработали они быстро.

Пока женщины собирали еловые лапы на последнее ложе для мертвецов, мужчины принесли с берега две лодки.

На одну уложили Снорре, на другую – Илву с детьми, как раз втроём уместились.

Своих вещей у покойников не осталось – все сгорело в огне пожара, а потому каждый, кто подходил попрощаться, стараясь не глядеть на обгоревшие тела, клал в лодку какую-то безделицу от себя.

Ярл с лекарем успели как раз к концу обряда, когда в отплывающие лодки полетели подожжённые стрелы.

– Ты что себе позволяешь? – взревел ярл, зло глядя на младшего брата снизу-вверх. Старость изъела его суставы и скрючила спину. – Почему не дал лекарю посмотреть на тела?

– А чего на них смотреть? – философски изрёк Къелл, устало потирая глаза. – Угорели. Мы их проводили как должно. До заката.

– Если лекарь хотел их посмотреть, значит… – Ярл ещё сильнее распалялся. Но он привык видеть брата с высоты своего импровизированного трона. Сейчас же, стоя с ним на равных, в окружении своих соплеменников, он чувствовал угрозу от внешне спокойного Къелла и оттого пасовал.

– А ничего это не значит, – отрезал тот. – Или ты хотел в угоду чужаку отказать Снорре и его семье во встрече с богами? Обычаи предков попрать захотел?!

Последняя фраза гремела, как гром. Къелл не зря пользовался авторитетом среди жителей селения. Он тоже умел играть на публику.

Люди вокруг согласно загомонили, осуждающе косясь на ярла, тому сказать было нечего. Но и отступить было нельзя.

– Хорошо брат, – прошипел он. – Твоя взяла. Но если я узнаю, что ты покрываешь эту ведьму… я точно её сожгу. Вместе с ученицей!

Как ни старался Къелл, а шила в мешке не утаишь. Кто-то что-то видел, слышал, придумал и передал дальше.

А потому к утру все четыре трупа оказались изуродованы. По одной из версий у Снорре вырос хвост, по другой – рог посреди лба. Кто-то даже утверждал, что видел Фрею, выходящую из его дома, прежде чем тот полыхнул.

Кроме того, снова начали болеть дети. Они засыпали, на их лицах выступали чёрные вены. Доктрус с умным видом ходил от одного дома к другому, обещая помочь, но Къелл по глазам видел: он не знает, что делать. Однако, лекарь с утра был особенно суетлив, щедро раздавал советы и инструкции всем желающим, а его взгляд всё чаще обращался к дороге.

Норд снова пошёл к брату, пытаясь того вразумить, но ярл был непреклонен в своём решении – ведьму в селение не пускать, и к ней за помощью не обращаться. Къелл разрывался между братом и людьми, всерьёз размышляя о том, что ему придётся сделать, когда придет время выбирать.

Люди же метались между реальной помощью, которую им уже оказала Агне, и страхом перед гневом ярла. К дому ведьмы снова было потек ручеёк страждущих, и перед единственными воротами в частоколе был выставлен караул, которому было запрещено выпускать любого, у кого был при себе ребёнок. Даже Ульрик с Нэл, которые стремились покинуть селение и переждать зиму в замке конунга, не смогли выйти за околицу.

Къелл корил себя за безделье, но на брата руку поднять не мог, хотя и понимал, что если дальше всё пойдет в том же русле, то придётся принимать решительные меры.

Два дня прошли для жителей селения как в тумане. Люди, чьи дети