Пятнадцатилетний чародей. Том I, часть I. - Олег Сергиенко

Я, снова поднялся со стула и поклонившись на корейский манер, проговорил: «Мама, прости, пожалуйста, своего непутёвого сына».

– Хорошо сынок, садись, в ногах правды нет. – Она улыбнулась и продолжила: «В Корее очень важен символизм, здесь отмечают важные даты по дням, парочка начинает считаться парочкой, если их отношения продлились сто дней, потом отмечается тысяча дней, молодые люди, когда они дружат, не выказывают это на показ, не обнимаются на улице и тем более не целуются, я уже говорила, что при старших это вообще не допустимо. Парочки стараются иметь парные вещи, одинаковые свитера, одинаковые телефоны. В твоём случае будет не просто парная вещь, а очень статусная парная вещь. Ты позволишь свой девушке носить свой Герб, это статус, очень высокий статус. Думаю, её отец встретится с папой в тот же день, когда увидит заколку, чтобы получить подтверждение легитимности. Пойми, в текущей ситуации, не важно, женишься ты на ней или нет. До её двадцатилетия достаточно далеко, и это ей нужно будет быть достойной, чтобы стать твоей женой. Но Александр Владимирович Ким для нас очень важен, это Друг. Это тот человек, который пойдёт за твоим отцом, и в огонь, и в воду. Будь это любая другая девочка, мы бы посмеялись над ситуацией и только».

Она замолчала, задумавшись, а я, воспользовавшись паузой, спросил.

– Мама, а четырнадцатое?

– А! Это! это праздник Белого дня, в этот день в Корее мужчины дарят своим девушкам, что-то белое, например шоколад, или бельё. О, чего ты это, ты, покраснел? Какой же ты милый, мой мальчик. – Мама улыбнулась, прикрыв рот ладошкой.

Ох тыж, я, и покраснел. Гормоны что ли. Да пятнадцать лет, это ещё тот геморой. Поймав мысль про гормоны, на ум явилась картинка, как медсестра Юри эротично моет полы, сменившись следущим не менее яркой с белой блузкой обтязивающей достоинства Со Хён третьего размера. Естественно, тут же моё естество вздыбилось не по детски. От такой полдяны я аж застонал, закрыв лицо руками. На что мама весело рассмеялась.

Закон великого гадства явил себя во всей своей красе с изощерённой подлостью хлопнув входной дверью. В коридоре раздалось, на два голоса, звонкое «Мы дома!!!». Я как представил, что сейчас нужно вставать на встречу к сёстрам с оттопыренными штанами, так и сполз под стол, сел на попу, обхватил коленки руками и замер. Тут же, под стол заглянула мама, с удивлённо распахнутыми глазами, я прижав большой палец к губам умоляюще помотал головой. Она кивнула и выпрямилась. Мне осталось с обречённостью загнанного зверя, рассматривать целых четыре ноги, длинных стройных, в телесного цвета колготках, белых тёплых гольфах, закрытых чуть выше колена светло зелёными, плиссированными, юбками в крупную клеточку. И эти самые ноги, подрагивая и топчась на месте, затарахтели на корейском, дуэтом в два голоса, повышаясь на одну октаву вверх после каждого вопроса: «Мама! Мы были в больнице! Мама! Юру-тонсэна, выписали из больницы! Мама! Госпожа старшая медсестра сказала, что мы плохо воспитываем нашего тонсэна, что мы плохие старшие сёстры! Мама, машина во дворе! Мама! А где Юра-тонсэн! Мама! Ему что плохо? Он у себя в комнате лежит? А-а-а-а-а, Юре нужна наша помощь! Мы отдадим ему всю нашу любовь!» так и не дожидаясь ответа, ноги рванули назад, показав мне нижние – девяносто? Не-е, девяносто перебор, поменьше будет, скорее на десяток сантиметров меньше, ну и спины соответственно показали. Молодыми коняшками протопотали по лестнице с криком, «Юрочка мы идём к тебе родненький», скрылись с монитора моего сонара.

А бедненьки больной, кряхтя старым дедом, выполз из-под стола. Посмотрел в смеющиеся глаза мамы пояснил.

– Они бы меня сейчас сначала катком переехали, потом бы отмыли, от очисток очистили, и начали бы меня строить на подоконнике в шеренгу по четыре в воспитательных целях. – Я заглянул в свою кружку. – Мамочка? А можно мне ещё чайку? Мы же тут с тобой сидим никого не трогаем, примус починяем, они же сквозь меня смотрели, и в своём искреннем порыве сестринской любви объект воспитания даже не заметили.

– Какой такой примус? – Засмеялась мама. Ты чего придумал?

– Ну так сейчас мы их ошарашим, они и забудут о нравственно-моральном облике своего младшего брата.

В этот момент сверху снова раздался топот кавалерийского эскадрона и расстроенные голоса «Мама младшего братика Юры нету в комнате, Мама, почему ты нам не сказала, что его там нет. Мама его и в туалете нет! Мама…». Голоса резко оборвались за моей спиной.

В повисшей тишине мы с мамой чинно пили чай, я ей увлекательно рассказывал, совсем не обращая внимания на то, что там у меня за спиной, рассказывал, что чай уж больно хорош, что это сбор прошлого лета, где липы напоены летним солнышком, в общем, умничал, а мама смотрела на меня серьёзными глазами и кивала мне. Потом перевела взгляд мне за спину и строго спросила:

— Девочки, а вы почему не стали здороваться с младшим братом, что за бег с препятствиями? – Мама показательно нахмурилась. – Давно по вашим попам ремень не гулял, недоглядела я что-то.

Я чинно встал, развернулся, и глядя в ошарашенные, но такие родные лица, чётко по военному выпрямив спину боднул подбородком грудь кивнул, и официальным, сухим голосом проговорил: «Лана-нуна, Лиина-нуна, ваш брат дома, и теперь я буду Вас защищать, любить, холить и лелеять»

– Къяяя!!! – Завизжав на два голоса, на мне повисли обе мои сёстры, они целовали меня в щеки, что-то говорили, плакали. А я стоял, счастливо улыбался и радовался тому счастью, что дал мне Бог, переместив мою душу сюда совместив меня здешнего с тамошним мною.

Глава 4

Оценочная

Утро началось… хотелось бы, чтобы, как обычно.

Но нет.

То, что мне снился сон, я понял лишь проснувшись. Да и какие сны бывают такие яркие, причём с началом и концом.

В какой момент, я ощутил себя стоящим посреди ратного поля лицом к ощетинившимся фалангам демонических легионов. Именно демонических, я это знал. Меня это не удивляло. Как в прочем и мой доспех, цвета зимнего снега, покрытого мерцающим в свете утреннего солнца морозным инеем.

Оглаживая латными перчатками навершие моего меча, воткнутого между металлических подносков моих же сапог, я удовлетворённо осматривал будущее поле брани. У