«Желтая смерть» - Герман Иванович Романов

по армейской кавалерии проходил, из полков по приказу вывели, впредь мы только на исключительно казаков рассчитывать можем, а они у нас храбрецы изрядные, в чины быстро выйдут.

Каледин внимательно посмотрел на проходящую мимо него полусотню, впереди которой ехал усатый зауряд-хорунжий, в офицерских серебряных погонах с одинокой звездочкой под нашитым поверху галуном вахмистра, на груди серебрились крест и две георгиевские медали. Они, как и зауряд-прапорщики, прошедшие войну с японцами, имели право на ношение офицерского обмундирования, с кокардами на фуражках и темляками на шашках. И пользовались соответствующими привилегиями, хотя формально офицерами не являлись, однако находились на их положении.

— Вон, зауряд-хорунжий сотню ведет, усища как у Ренненкампфа, грудь в наградах. Так что после первых боев подавайте представление на прапорщика, а там, глядишь, и в сотники выйдет, а то и в есаулы. Вид лихой — природный казак, бравый…

Краснов при этих словах хмыкнул, но кивнул головой, негромко заговорил, с ехидной усмешкой:

— Уникальный казак, да, теперь уже полноправный станичник. Семен сын Михайлов Буденный. Уроженец хутора Козюрин, из иногородних. В девятисотом году в станице Платовской показал военному министру генералу Куропаткину отличную джигитовку и рубку лозы, за что получил из его рук рубль в награду. А в войну с японцами сразу был направлен в Маньчжурию в 26-й Донской полк, на пополнение.

— Вон оно как, — задумчиво протянул Каледин, теперь пристально всматриваясь в Буденного. Это каким же надо быть лихим наездником и рубакой, чтобы сами казаки выставили его в показательном выступлении. Настоящий уникум — действительно казак. Одновременно с мыслями, Алексей Максимович продолжал слушать рассказ Краснова, который знал своих подчиненных чуть ли не поименно. Но так на то он и писатель, прозой балуется, к тому же путешественник — у абиссинского негуса в войсках служил, советником у эфиопского императора.

— После войны служил в Приморском драгунском полку, сам понимаешь, иногородним льгота не положена. Там попался на глаза великому князю Николаю Николаевичу — тот его сразу крестом наградил, в зауряды произвел, и в качестве наездника в Офицерской кавалерийской школе оставил. А как коренных крестьян Войска Донского в казачье сословие всем скопом записали, был сразу на Дон и отправлен. Я его субалтерном к сотнику Грекову поставил, так он полусотню в лучшие по всей дивизии вывел.

— Жаль, что таких среди бывших иногородних мало, конными на службу едва один из двадцати выходит, остальные в пластунах или саперах, да батарейцы с обозными — нестроевые. Понимаю, что землицы мало кому полный надел выделили, пешему и трети от оного вполне достаточно, расходы на службу маленькие выходят, в пять раз меньше.

Каледин отлично знал донские реалии, где вопрос о земле стоял очень остро. Казаки составляли меньшую половину населения, но владели тремя четвертями всей земли. Большая половина состояла из крестьян, разделяясь примерно поровну. «Коренными» считали тех, кто издревле жил на Дону рядом с казаками, прекрасно зная уклад их жизни и подражая — но казачьих прав, значит, земельных паев, прижимистые станичники не давали. «Пришлыми» именовали тех крестьян, что пришли на юг после отмены крепостного права — они вообще наделов не имели и трудились издольщиками или батраками. Именно они составляли самый взрывоопасный элемент, но теперь восстание вряд ли стоит опасаться — казачьего сословия стало намного больше за счет приписки в него всех «коренных» крестьян поголовно и зажиточных хозяев из «пришлых», что вполне охотно перешли в казачество, хотя прекрасно понимали что предстоит нести все тяготы службы.

Все дело в налогах — казаки их не платили, зато были обязаны самостоятельно снаряжаться на службу, а это требовало огромных расходов — до двухсот пятидесяти целковых приходилось выкладывать за коня и справу, совершенно неподъемные для крестьян деньги. Но пеший казак выкладывал в пять раз меньше — и вполне без забот снаряжался. Так поступали на Кубани, где треть казаков выходила на службу на своих двоих. Теперь этот порядок пришел и на Дон, зато впервые появившиеся пластунские батальоны, да вдвое увеличившаяся артиллерия укомплектованы по полному штату.

Хотя земли действительно недоставало, но раз открылись офицерские вакансии в полках, можно было урезать офицерские паи, и увеличить наделы «новым» казакам, таким как этот Буденный…

Молодой Семен Михайлович Буденный — бравый вахмистр Императорской армии.

Глава 12

— Аут бене, аут нихиль! Про покойных говорят или хорошо, либо молчат, — негромко произнес командующий Черноморским флотом адмирал Эссен, и посмотрел в окно на раскинувшуюся перед глазами Ахтиарскую бухту, которая напоминала ему внутреннюю гавань Порт-Артура, хотя была совершенно непохожа на нее, ни размерами, ни видом.

Главное место занимал стоявший на якорях новейший линкор «Севастополь», корабль вдвое большего водоизмещения, чем тот, что нашел свою погибель у берега Квантуна. Он сам отдал приказ затопить поврежденный торпедой броненосец, чтобы тот не достался японцам в качестве трофея, как произошло с «Ретвизаном», «Пересветом», «Победой», «Полтавой», «Баяном» и «Палладой». Их японцы подняли, как «Варяг» и любимый «Новик», отремонтировали и сразу ввели в состав своего флота, дав новые имена.

— Я такого и представить не мог…

Николай Оттович нахмурился, вспоминая те дни. Казалось, что горькая чаша позора испита до конца, но то, что произошло со 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского, потрясло всю Россию. В страшном бою погибли семь броненосцев и три броненосных крейсера, а четыре броненосца спустили флаги, вместе с ними сдалось в плен два адмирала, включая самого командующего.

Позор?! Еще какой!

Но в тоже время героизм — новые броненосцы дрались до конца, и гибли один за другим, уходя в черные волны Цусимы! Вот это следует навсегда запомнить, и никогда не забывать!

— Всего один линкор, а у турок в Англии два почти готовых дредноута. Каждый из них сильнее моего флагмана, — Эссен покачал головой, продолжая хмуриться. «Решадие» строился по образцу британских «орионов», и был вооружен десятью 343 мм пушками. Перекупленный османами у Бразилии второй линкор вообще имел семь башен с 12-ти дюймовыми орудиями, по паре стволов в каждой. У «Севастополя» только дюжина таких пушек, по три в каждой из четырех массивных башен. «Султану» отпор можно дать, но «Решадие» слишком серьезный противник, да и его снаряды, что весят на треть больше, смертельно опасны для девяти дюймов бортовой брони, а башни с их 8-ю дюймами вообще проломят, как мокрый картон брошенный сильной рукою тяжелый камень. Единственное спасение в скорости — 24 узла, на три больше, чем у неприятеля, благодаря мощным турбинам и котлам с полностью нефтяным отоплением.

Два точно таких же линкора, также названных в честь погибших порт-артурских броненосцев — «Петропавловск» и «Полтава» уже вошли в состав Балтийского флота — успели все