ИСКУССТВО ОСТРОВА ПАСХИ - Тур Хейердал

Также и Роггевен (1722, с. 15) записал: «Мы не смогли получить ясного представления о вероисповедании этих людей, так как пробыли среди них очень мало, заметили только, что они разжигают костры перед воздвигнутыми ими чрезвычайно высокими каменными фигурами, после чего, сидя на пятках и преклонив голову, они поднимают и опускают руки, сложенные ладонями вместе».

Очевидно, голландцы не видели ни дощечек с письменами, ни мелких резных изделий, которые тогда, наверно, существовали, но хранились в тайниках, возможно, там же, где во время этого неожиданного, первого визита европейцев пряталось большинство женщин. Вместе с тем отряд Роггевена успел заметить на Пасхе то, чего впоследствии уже не видел никто из посещавших остров. Как сообщает Беренс (там же, с. 16): «Они, подобно нам, используют для приготовления пищи глиняные горшки» [2].

Во второй половине для островитяне позволили женщинам выйти из укрытий, даже предложили гостям взять несколько женщин на корабли. «Тронутые этим знаком покорности и полного подчинения, мы не причинили им никакого зла», — говорит Беренс (1722а, с. 15), однако тут же добавляет, что, «стреляя в них, мы, к сожалению, многих убили, в том числе и первого гостя, поднявшегося на борт…».

После этого первого знакомства с европейцами пасхальцев почти полвека никто не беспокоил.

Повторное открытие острова Гонсалесом в 1770 году

Когда дои Фелипе Гонсалес де Хаедо, выйдя на двух кораблях из Перу, в 1770 году повторно обнаружил Пасху, испанцы тоже застали на острове смешанное

население; в их записях говорится о трех разных цветах кожи. Спутник Гонсалеса, Агуэра (1770, с. 96), пишет: «.. цвет кожи этих островитян различный, есть белые, есть смуглые, есть с красноватой кожей; губы у них не толстые, и нос не плоский; волосы каштановые, мягкие, но есть и черные, а у других— рыжие или цвета корицы». Смешанное происхождение пасхальцев отражалось тогда и в языке. Испанцы простояли на якоре у Пасхи шесть дней, и они составили первый краткий словарик местного языка (там же, 1770, с. 109–110), в котором мы видим как полинезийские, так и совершенно неизвестные слова. К ним можно отнести записанные испанцами числительные (в скобках те же числительные на современном пасхальском диалекте полинезийского языка): 1 — кояна (этахи), 2 — корена (эруа), 3 — когохуи (этору), 4 — кироки (эха), 5 — махала (эрима), 6 — феуто (эоно), 7 — фегеа (эхиту), 8—мороки (эва-ру), 9 — виховири (эива), 10 — керомата (этахи те ангухуру).

Ни в одном из полинезийских диалектов ныне нет подобных слов, будь то для обозначения числи-тельных или других понятий.

И еще Агуэра сообщает о местных жителях (1770, с. 98–99): «.. у них так сильна страсть присваивать чужое имущество, что если один что-то получил, другой забирает у него эту вещь, и владелец не возмущается, разве что сопротивляется немного, потом уступает, и они остаются друзьями. И я полагаю, что свое имущество они сохраняют под землей, так как мы не видели снова ничего из тех вещей, которые им давали».

Испанцы первыми более тщательно обследовали остров и заметили: «Большинство островитян обитает в подземельях и пещерах, причем входы настолько узки и неудобны, что я видел, как некоторые пасхальцы проникают в них необычным путем — вниз ногами и вверх головой» (там же, с. 102).

За все дни, проведенные на острове, испанцы не увидели каких-либо мобильных изделий искусства. И что важно отметить, их поразило отсутствие личной собственности у пасхальцев. Рыболовные лески, сети и маленькие костяные иглы — вот и все, что они видели. Тело мужчин ничем не было прикрыто, лишь немногие носили перьевые повязки на голове и цветные накидки «вроде пончо». Испанцам не показали даже украшенных великолепной резьбой палиц уа и паоа; из оружия они видели только заостренные камни, которые причиняли такие же рапы, как режущий инструмент из стали (там же, с. 99). Несомненно, подразумеваются обсидиановые матаа.

Хотя пасхальцы по-прежнему предусмотрительно хранили в тайниках все мелкие резные изделия из камня и дерева, их творческая активность наглядно проявилась, когда они выносили напоказ огромные паина. Речь идет о легких куклах выше человеческого роста, искусно сделанных из крашеной лубяной материи, набитой прутьями, травой, камышом. Процессии пасхальцев несли их к древним платформам и устанавливали возле аху, словно некий эрзац каменных исполинов Среднего периода, каких в Позднем периоде вытесывать и воздвигать не умели. Агуэра (там же, с. 95) после рассказа о древних каменных статуях, которые еще стояли на аху, так описывает паина: «Есть еще у них фигура или идол, обтянутый материей, переносной, высотой около четырех ярдов; это нечто вроде чучела Иуды, начиненного соломой или сухой травой. У него есть руки и ноги, на голове грубо обозначены глаза, ноздри, рот; есть черная бахрома свисающих на спину волос из тростника. В определенные дни этого идола несут туда, где собираются все люди, и по движениям и жестам некоторых из них мы поняли, что идол этот служит для увеселения…»

Кроме огромных кукол из тапы (лубяная материя), которые можно было показывать иноземцам, не боясь кражи, о художественных способностях пасхальцев гостям и на этот раз оставалось судить лишь по живописным узорам татуировки, надежно зафиксированной на коже островитян: «Их предводители или начальники расписывают все тело каким-то растением или жидкостью, дающей ярко-красный цвет; они рисуют множество линий, пирамид, закорючек и жутких личин, однако располагая все так упорядоченно и симметрично, что лишь очень искусная рука смогла бы их воспроизвести. Особенно спина расписывается всевозможными завитушками с мастерством, которое нас поразило; что справа, что слева все пятнышки, все линии расположены совершенно правильно. На животе они изображают два страшных чудовища, именуемых паре, и мне показалось, что изображения эти священны в их глазах; во всяком случае, они против того, чтобы к ним прикасались руками. Молодые люди не украшают тело такими узорами, лишь у некоторых на шее изображен воротник такого же цвета, с подвешенным к нему небольшим животным, похожим то ли на жабу, то ли на лягушку, которое они называют коге» (там же, с. 98).

В чрезвычайно скудной фауне острова Пасхи не было никаких чудовищ и ничего похожего на лягушку или жабу. Жабы и лягушки широко представлены в фауне и в искусстве Южной Америки, а в Полинезии они вообще не водятся. Так что приведенное наблюдение ранних путешественников особенно интересно для данного труда, ведь животные, напоминающие лягушку, — распространенный мотив каменной скульптуры, полученной нами из пещерных тайников (с. 140, 148; фото 172, 173, 216 а, 217, 238–241).