Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - Леонид Горизонтов

Сходными соображениями власти руководствовались в сфере просвещения. «Святая истина, и я совершенно с сим согласен», — откликнулся в 1835 г. Николай I на мнение о преждевременности открытия высших учебных заведений в Царстве Польском и желательности получения молодыми поляками образования в России. В начале 40‑х гг. в двух столичных университетах учреждаются стипендии для молодежи из Царства Польского. Император требовал регулярно доставлять ему сведения о поведении поляков, окончивших русские университеты 12.

Параллельно с предписаниями, регулировавшими службу и высшее образование жителей Царства Польского, в чем–то сходные, но далеко не идентичные правила складывались в отношении западных губерний. Набор рекрутов из числа западных граждан и однодворцев составлял отдельную строку в комплектовании армии и проводился по повышенным квотам (в 1849 г. рекордная — 22 человека с каждой тысячи). Предусматривались отдача в рекруты в зачет жителей других губерний и определенные льготы в прохождении службы 13. Однако численность малоимущей шляхты была столь велика, что правительство решило прибегнуть к мере еще более радикальной, нежели чрезвычайные рекрутские наборы, а именно к массовому ее переселению.

Обращение к теме «николаевской депортации» шляхты Западного края — заслуга Д. Бовуа. Опираясь на киевские архивные материалы, французский исследователь показал несостоятельность бытовавшего в польской историографии убеждения в широкомас–штабности высылки шляхтичей на Кавказ. Он справедливо указывал на гуманитарные мотивы как одну из причин, побудивших власти воздержаться от применения насилия и отдать предпочтение добровольным началам. Вместе с тем, говоря о полном крахе замыслов правительства, Бовуа невольно приблизился к другой крайно-Запрет определять уроженцев западных губерний на службу в Петербург без личного соизволения царя действовал уже в 1831 г. и потом неоднократно подтверждался 24. Как следует из позднейшего его разъяснения, одна лишь монаршая воля могла являться препятствием к положительному рассмотрению ходатайств: остальные инстанции не должны были чинить никаких дополнительных затруднений. Первоначально этот особый порядок распространялся на выходцев из Виленской, Гродненской, Минской, Волынской и Подольской губерний, а также Белостокской области. В 1833 г., несмотря на курьезное распоряжение Николая «губернии Витебскую и Могилевскую не считать в числе губерний, возвращенных от Польши», обе они, равно как и Киевская губерния, также попали под высочайший надзор. Разница заключалась в том, что для восточной части Западного края речь шла лишь о католиках и «удостоверения в неприкосновенности к мятежу» требовались не от самих просителей, а, в секретном порядке, от губернского начальства 25. Николай I не уклонялся от взятых на себя обременительных обязанностей, вникая в поступавшие дела. Так, на прошении уроженца Виленской губернии, желавшего занять должность квартального надзирателя в Петербурге, царь начертал: «может искать другого места» 2в.

Указ от 23 января 1837 г. «О поступлении в службу молодых людей из дворян» упорядочивал уже сложившуюся практику, делая ее при этом более жесткой. Имея общий характер, а не какую–либо определенную региональную, национальную или конфессиональную направленность, в целом документ был проникнут духом патерналистской опеки монарха над благородным сословием. Дабы оградить аппарат центральных ведомств от переизбытка кадров, всем без исключения молодым дворянам запрещалось первые три года службы занимать должности в департаментах и канцеляриях министерств и отдельных управлений. Заметим, что это правило вовсе не препятствовало зачислению в менее престижные столичные учреждения. Однако в отношении поляков закон содержал специальную норму: «уроженцев западных губерний, кроме… исповедующих грекороссийскую веру и греко–унитов, для доставления им большей удобности обучаться русскому языку не определять в министерства и главные управления и по присутственным местам С. — Петербургской губернии, доколе они не прослужат пяти лет в губерниях великороссийских». Вводимый для польских подданных особый режим, таким образом, заключался в полном запрете на столичную губернию и большем сроке его действия (5 лет вместо 3).

Указ отменял прежние постановления, обязывавшие казеннокоштных выпускников киевской, виленской и гродненской гимназий, а также университета св. Владимира прослужить несколько лет в Западном крае. Высочайше утвержденным положением Комитета министров от 13 июля 1837 г. отличившихся «в учении и поведении» выпускников местных гимназий было решено отныне направлять на юридические факультеты Московского, Киевского, Харьковского и Казанского университетов (характерно отсутствие в этом списке Петербургского и Дерптского университетов). Одновременно расширялся круг казеннокоштных учащихся западных губерний из числа детей «дворян и чиновников недостаточного состояния». По окончании гимназий или университетов всем облагодетельствованным правительством, за исключением опять–таки православных и униатов, вменялась в обязанность 8-летняя гражданская служба: первые 5 лет в великороссийских губерниях, а остальные 3 года «в тех губерниях, на счет коих они воспитывались»27. Новая формула 5+3 делала правительственный замысел предельно ясным. Помимо желания оградить от наплыва поляков столицу, определенно вырисовывался мотив приобщения шляхетской молодежи к российской жизни с помощью законодательных мер и материальных стимулов. Включение в перечень единственного в Западном крае Киевского университета отступлением от указанного намерения не являлось: его концепция, выработанная в начале 30‑х гт. при личном участии министра народного просвещения С. С.Уварова, специально предусматривала слияние «победителей с побежденными»28.

Когда в 1839 г. Комитет по делам западных губерний нашел принятые правила обременительными и ходатайствовал об отмене, император самым решительным образом высказался против послаблений. «Не отступлю от сей меры по весьма известным причинам, — гласила его резолюция. — Отнюдь не согласен и строго держаться прежнего порядка; там, где горячка, рано считать их здоровыми»29. В 1841 г. Комитет министров предложил снять ограничения с детей служащих в России выходцев кз Западного края. Николай I на это согласился, но только при непременном условии, чтобы молодые люди «получали воспитание в великороссийских губерниях»30. Зато принимаются меры, призванные облегчить поступление на военную и гражданскую службу, принимая во внимание акцию по разбору шляхты. Льготное определение к месту допускалось до решения Герольдией вопроса о дворянском происхождении. Дела поступающих в подчиненные Министерству народного просвещения учебные заведения следовало рассматривать вне очереди 31.

«Политическую цель» находящихся в западных губерниях кадетских корпусов виленский генерал–губернатор Ф. Я.Миркович вполне по–уваровски видел в «перегонке польских чувств в русские». После службы в России их воспитанники вернутся на родину «людьми обруселыми» и будут «рассказывать молодежи не о буйных сеймах старых лет, но уже о Святой Руси, о ее могуществе». В 1845 г. Миркович доносил об успехах избранной тактики среди дворян «второстепенных», среднего состояния, подтверждая свои реляции статистическими данными за последние пять лет. За указанный период в дислоцированные в Западном крае 2‑й и 3‑й пехотные корпуса определилось 440 человек, в Брестский и Полоцкий кадетские корпуса поступило 180 человек, и 505 человек оформили паспорта в Петербург (!) для службы и учебы. Зато среди «богатых владельцев» подобные проявления лояльности к режиму оставались весьма редкими 32.

Правительство всерьез озаботилось выяснением того, сколько поколений в каждом дворянском роду устранялось от несения государственной службы 33. В 1848 г., ознакомившись со списками дворян Киевской, Подольской и Волынской губерний (более 8 тысяч человек), которые в возрасте от 16 до 30 лет не служили, Николай I вынес проблему на обсуждение Комитета министров. Подобно Мирковичу, начальник Юго — Западного края Д. Г.Бибиков обратил внимание на необходимость различать бедных и богатых дворян. Первые в данном случае не вызывали беспокойства высшей бюрократии еще и потому, что неуклонно сближались с окружающим «простым русским народом». Основная озабоченность властей была связана с позицией составлявших меньшинство владельцев крепостных душ.

В 1852 г. при самом деятельном участии самодержца принимается целый пакет нормативных актов, ставших важной вехой в утверждении курса по отношению к польским подданным. В именном указе Сенату от 3 мая 1852 г. излагались мотивы законотворчества. Вопреки высочайшей воле приобщить «дворянство польского происхождения» к военной или гражданской службе, «большая… часть молодых дворян, принадлежащих зажиточным семействам, пребывает в праздности, чуждаясь всякой службы». Объявляя сложившееся положение вещей долее нетерпимым, указ вводил обязательное зачисление в армию сыновей «неправославных помещиков» по достижении ими 18-летнего возраста. Надо заметить, что убеждение в необходимости этого шага зрело в правительственных кругах давно. В 1831 г. нечто подобное предлагал в своей записке флигель–адъютант Опочинин 34. В том же духе, как мы видели, неоднократно высказывались западные генерал–губернаторы.