Флоренция и Генуя - Елена Грицак

Почитание семьи и благоговейное отношение к браку никогда не мешали тосканцам отдаваться любовной страсти со всем пылом южной души. Редкий горожанин довольствовался только женой и хотя бы раз не участвовал в оргиях, которые здесь, как, впрочем, всегда и всюду, подлежали запрету. Подобное развлечение приравнивалось к шабашу и соответственно каралось. Расплатой за слишком веселое пиршество были конфискованное имущество, тюрьма, пытки и костер, причем в огне погибал не только человек, но и дом, где он согрешил. С чуть меньшей суровостью флорентийский закон относился к любителям однополой любви: таких лишали соответствующего органа, дабы грех не повторился, и секли плетью на той же площади Синьории. Наказанию подлежала не только преступная пара, но и организаторы встреч, а также родители, если те знали о происходящем и не доложили куда следует. Все уличенные в злодействе посредники, подобно ворам, оставались без руки или ноги. Однако никакие наказания, уговоры и пугающие проповеди не могли искоренить зло, что заставило святого отца Джорджио, современника Данте, произнести горестную фразу: «Флоренция превратилась в Содому».

Средневековая женщина, за редким исключением, относилась к существам низшего порядка и практически была вещью, необходимой для удовлетворения мужских желаний. «Исчадия зла», «ворота, ведущие в ад», чье появление на свет сопровождалось проклятьями, видели мало хорошего в жизни земной и не имели надежд на блаженство небесное. Нежеланные, плохо одетые и часто недокормленные флорентийки жили в полном подчинении у мужчин: отцы часто возвращались домой в течение дня, проверяя, чем заняты дочери, и так же поступали мужья. Считалось, что безделье – грех, но, судя по словам отца Джорджио, меньший, чем любовные страсти на стороне. В женской среде, в отличие от мужской, проявление эмоций считалось недопустимым, как и образованность. Только богатые дамы, оставшись вдовами, имели право обучаться грамоте и счету, необходимым для того, чтобы вести хозяйство.

Добродетельные матроны, скромные девушки из приличных семей отличались от уличных женщин и одеждой, и манерами. Приличной даме полагалось говорить редко, спокойно и, вопреки итальянской традиции, не сопровождать речь жестами. Тем не менее именно такие женщины – скромные, тихие, по сути, ничем не интересные – царили во флорентийской лирике, стоит лишь вспомнить музу Данте Беатриче, платоническую любовь Петрарки Лауру или Фьямметту, благодаря которой сумел познать женскую душу Джованни Боккаччо.

Автору всем известного «Декамерона» довелось родиться и жить в трудное для Флоренции время, когда коммуна сражалась с многочисленными врагами; главным из них был император Генрих VII, а остальными – вся италийская знать. Сын флорентийского купца и француженки, он не мечтал о богатстве, засыпал над торговыми книгами, проводя ночи за чтением Данте. Такое же отвращение юный Боккаччо испытывал и к праву, которое по настоянию отца изучал в Неаполе. Природа наградила его живым умом, любопытством, наблюдательностью, что, в отличие от домашних, оценило окружение короля Роберта Анжуйского – монарха-книжника, охотно привлекавшего таланты к своему блестящему двору. Результаты наблюдений юноша изложил в ранних, не совсем приятных для покровителя вещах, проникнутых неприязнью к монархам-гибеллинам, которые грозили отнять свободы, с таким трудом завоеванные гвельфами.

Джованни Боккаччо на фреске 1450 года

При дворе Роберта нашелся еще один, более интимный повод для сочинительства: Джованни воспылал любовью к незаконной дочери короля, красавице Марии Аквино, вошедшей в его творчество под именем Фьямметты. Назвав ее именем роман, Боккаччо первым из итальянских литераторов раскрыл миру тайны женской души. Та же тематика, но в иной форме, была представлена в сочинениях «Филострато», где изображались муки отвергнутого любовника, и «Любовное видение», где автор использовал дантовские аллегории.

Расставшись с легкомысленной Марией Аквино и ее добрым родителем, в 1340 году поэт покинул Неаполь с израненной душой, надеясь обрести исцеление в тиши родного города. Лечение состоялось даже при отсутствии покоя, ведь Флоренция приближалась к самому критическому периоду своей истории. Вскоре ей предстояло испытать тиранию герцога Афинского (приглашенного на временное приорство французского графа Готье де Бриенна) и связанные с ним бунты, жестокие разборки народа и знати. Далее последовал политический переворот, который, по обыкновению, сопровождался потоками крови. Затем мир потрясло банкротство Перуцци и Барди, к тому времени успевших поймать в денежную сеть почти все царские дома Европы.

Иллюстрация к одному из любовных романов Боккаччо, 1460

Боккаччо видел ужас «черной смерти» 1348 года, до того успев насладиться жизнью. Писательская слава вкупе с хорошим, то есть купеческим, происхождением обеспечила ему достойное место во флорентийском обществе. Он состоял в одном из старших цехов, а примкнув к гвельфам, стал выполнять дипломатические поручения. Будучи, как позже Макиавелли, убежденным республиканцем, писатель разработал учение о тираноборстве, которое можно охарактеризовать единственной однажды произнесенной им прилюдно фразой: «Нет жертвы более угодной Богу, чем кровь тирана». Однако борьба местных ремесленников не вызывала у Боккаччо никакого сочувствия, напротив, всякий раз, когда эта тема возникала в его новеллах, простолюдины представлялись с явной иронией, часто доходившей до откровенной насмешки.

Странно, что имя Боккаччо знакомо нашим современникам в основном по художественной литературе, большей частью тем, кого интересуют пикантные темы. Между тем этот человек, не имея академического образования, славился своей ученостью, подтверждением чему послужили труды на латыни: идиллическая лирика («De claris mulieribus») и политическое эссе («De casibus virorum illustrium») с заимствованными у Цицерона формулами. Римских классиков он знал хорошо, в отличие от философов-греков, хотя это в некотором роде было исправлено изучением греческого языка, не знакомого ни одному из его великих современников.

Произведение, которое вознесло Боккаччо на Олимп мировой литературы, представляет собой цикл новелл, объединенных одной темой – любовь в замкнутых рамках городской жизни. Для итальянской прозы «Декамерон» стал тем, чем в поэзии являлись «Божественная комедия» Данте и сонеты Петрарки. Поводом для его написания послужила… та самая страшная чума 1348 года. Впрочем, эпидемия явилась лишь фоном, а в качестве сюжета автор избрал рассказы юношей и девушек, сбежавших от заразы на загородную виллу и устроивших себе красивую жизнь – пир во время всеобщего бедствия. Каждая из 100 новелл вводит читателя в богатую событиями флорентийскую жизнь. Далекий от трагедии так же, как от комедии, «Декамерон» – это книга о любви, возвышенной и низменной, веселой и драматической, нежной и пошлой, всегда земной и неизменно побеждающей, раскрытой настолько ярко, что после Боккаччо флорентийцы уже не спорили, нужна ли она человеку или нет.

Покорив Европу, это произведение сильно повлияло и на самого Боккаччо, правда, совсем в другом направлении. В конце жизни, он поддался увещеваниям знакомого монаха и едва не ушел в монастырь, успев написать «Corbaccio» – сочинение мрачное, исполненное монашеского аскетизма и презрения к женщинам. Никто не мог объяснить, что вызвало столь резкую перемену, может быть, возраст или осознание того, что время любви ушло, а может, сцены наказания неверных жен, которые во Флоренции, городе отнюдь не пуританском, происходили не реже, чем стычки гвельфов с гибеллинами.

Согрешивших флорентиек не отправляли на костер, как в других городах, наказывая за супружескую измену штрафом или тюремным заключением. Интересно, что кара настигала только тех, кого заставали на месте преступления, причем в доме мужа. Женщине, покинувшей супруга, ничто не грозило: в этом случае, наоборот, страдал мужчина. Во флорентийских хрониках рассказывается, как иные безутешные мужья публично просили своих жен вернуться и неудивительно, ведь вместе с беглянкой из семейной казны исчезало и ее приданое.

Несмотря на низкое положение в обществе, дамы во Флоренции обладали некоторыми правами, в том числе и такими, как право распоряжаться имуществом, выделявшимся каждой девушке при выходе замуж. Женщина могла потребовать аннулирования брака, если не давала согласия на него при венчании, была слишком юна (моложе 12 лет), не пользовалась вниманием мужа в спальне или оказывалась не единственной его женой. Частые побои оскорблением не считались, поскольку были традицией, как и наложницы с их незаконнорожденными детьми. Уважающий себя синьор не считал своим долгом произвести на свет хотя бы одного бастарда. Имея матерью прислугу или рабыню, незаконный отпрыск хозяина воспитывался в отеческом доме и мог стать законными, стоило родителю похлопотать о том в Ватикане.