Оракул петербургский. Книга 2 - А. Федоров

Сабрина приняла записку, как что-то волшебное, мистическое, прилетевшее из потусторонних областей. Только старинные почтовые голуби могли приносить такие весточки, и то – избирательно, один раз за всю жизнь.

Но, это была не его рука, – письмо написано на плохом английском и другим человеком: мелькнула надежда на ошибку, но вдруг в самом конце послания в глаза ударили, как яркий слепящий свет, слова, написанные Сергеевым лично. Они были адресованы только Сабрине! Да, это была уже его рука – только не слишком твердая и слегка дрожащая (подумалось: видимо, ему было ужасно плохо!). Сабрина читала медленно и вслух: "Сабрина, милая, не плачь, на все найдутся объясненья:.. Я люблю тебя больше жизни"! Дальше была потеря сознания у обоих: тогда, в прошлом измерении, – у Сергеева; сейчас, в измерении настоящем, – у Сабрины!

Муза не стала мучить женщину резкими ударами нашатыря, а методично и энергично растерла, помяла с усилием кончики пальцев рук, там где таятся активные сердечные точки "Ши-сюань". Затем достала из сумочки акупунктурные серебряные иглы и, когда Сабрина открыла глаза, ввела несколько маленьких игл в правую и левую ушные раковины.

– Полежи, деточка, отдохни, еще начитаешься (будет это миллион раз – по себе знаю!). Все эти послания любимых мужиков почему-то выглядят так, словно они даже после смерти задаются целью нас посильнее огорошить. Поверь мне, старухе, испытавшей многое на свете, последнее письмо к любимой женщине должно быть все же более деликатным!

Отойдя немного, Сабрина вновь обратилась к письму. Оно было написано на помятом листке. Похоже, что депешу читали разные люди многократно, – то могли быть капитан судна, спасшего Сергеева, различные уровни администрации портов по пути следования, полицейские чины. Длинный путь – непростую эстафету человеческих рук – прошло это письмо. Хорошо еще, что оно не затерялось вовсе! Сабрина уже спокойнее и более осознанно углубилась в текст, стараясь не пропустить ни одного поворота мысли, ни одного слова, – она пыталась расшифровать то, что прячется за символами, что могло быть понятным только им двоим – Сергееву и Сабрине… Теперь уже сознание ее не оставляло, и, вообще, после игл и еще какого-то тайного лечебного колдовства она стала поразительно спокойной, если не сказать – собранной и прагматичной.

Она заметила перекличку последней реплики Сергеева и того стихотворения, которое ночью обнаружила в первой тетради. Из этого следовало, что ребенка, если то будет мальчик, должно назвать Владимиром. Ну, а Сабрину ждут какие-то новые испытания – "приглашение на казнь". Она обратила непонимающий взгляд на Музу, – та словно читала ее мысли на расстоянии, но старалась внести в свои ответы максимальный положительный психотерапевтический эффект – воздействие спасительное, щадящее, безусловно полезное. Муза медлила с ответами, добросовестно взвешивая каждое слово, то были непростые слова, а команды, символы волевых установок.

– Ты, милая, должна привыкнуть к способу мышления твоего "повелителя". – заявила колдунья. – В его словах всегда прячется вымысел, метафора и реальность. Ищи золотую середину. К тому же к его словам необходимо относиться еще и с юмором. Посмотри, Сабрина, что он тебе нагородил еще в одном коротеньком стишке, Назвал-то его, паршивец, издевательски – "Юродивым". Нечего сказать, элегантное посвящение!

Странная манераУ Сашки-кавалера:Вроде любит и смеется –Ничего так не добьется!Правда, жалко оглоеда:(не нужна ему победа)Он мечтает лишь о ласке,Проживая в доброй сказке.Пожалеем же урода –Совершим продленье рода!

– Видишь, куда клонит, упрощает, скорее, – продолжила Муза свою психотерапию "на понижение". Она словно задалась теперь целью сбивать с восприятия покойного налет значительности и романтизма. Но Сабрина возразила ей:

– Этот стишок шутейный он написал (я вспомнила!), когда мы с ним только начинали наши отношения. Зашла дискуссия по поводу мотивов контактов мужчины и женщины и далеко идущих планов. Он утверждал, что от нас, собственно, ничего не зависит – вершится "игра" Божьих установок, а люди – только статисты, заурядные исполнители команд. Тогда в его голове, видимо, в качестве примера, и родились несложные рифмы. Как сейчас помню: он прочел мне их, а я, дура, возмутилась. Муза ты тоже попалась на пустышку – поверила в искренность, – он же только разыгрывает нас.

Муза коварно и многозначительно хмыкнула и продолжала:

– Помнишь, он приводит в одном из стихотворений слова Святого Апостола Павла: "Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся"! Это он тебя предупреждает. Странное дело, но Сергеев, действительно, словно предчувствовал свое и твое будущее. Ну, а что касается "приглашения на казнь", то здесь все проще простого: как бы не изменилась твоя судьба, ты будешь казнить себя постоянно. Он, конечно, ранил твое сердце основательно.

– Муза, а скажите откровенно: вы долго мучались после смерти Михаила? – вежливо и осторожно начала расспрос Сабрина. – Вы его оправдываете, – он же все решил за вас и без вас.

Из Музы словно вырвалась заранее приготовленная отповедь:

– Мишке я бы набила морду, всю рожу ему, поганцу, исцарапала.

Она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки, помолчала, затем тяжело вздохнула и произнесла задумчиво и более ласково:

– Затем я бы смыла с этого бедолаги всю грязь, завернула бы его в махровую простыню (есть у меня такая, до сих пор берегу – она большая, цветастая, с попугаями) и стала бы кормить его с ложечки, как маленького, собственного ребенка, причем стоя перед ним на коленях, благодаря только за то, что он вернулся с того света ко мне.

– Странные, все же мы существа – женщины, – продолжала Муза, словно откупорив бутылку, из которой вырвался демон тяжелых, но и приятных воспоминаний. – Там, где казалось бы надо мстить и ненавидеть, мы любим и терзаемся, – мазохизм какой-то! Вот и ты, Сабринок, будешь превращать свою жизнь в пытку. Прав Сергеев, все это лишь приглашение на казнь!

– Ты знаешь, Сабрина, я ведь пыталась вытеснить Мишу из памяти, из души: уехала в Израиль, надеясь, что земля предков излечит, придаст силы. Я даже попыталась завести роман со стопроцентным евреем, – Муза засмеялась и продолжила, – ни черта не получилась. Как только дошло дело до койки, (он еще только снял пиджак) – меня моментально стошнило, вырвало. Пришлось выкручиваться, изобретать. Я нашла лихой выход (нельзя же было оскорблять ни в чем неповинного человека): я загнула сказку о том, что недавно приехала из кошмарной России и, видимо, притащила с собой какую-то инфекцию. Видела бы ты, как этот импозантный, сытый и самодовольный еврей рванул от меня, – вот тебе пример "приглашения на казнь". Даже изменить памяти нет никакой возможности. Мне все время кажется, что Миша где-то рядом, – он наблюдает за мной и когда посмеивается, а когда и грустит, жалеет меня. Ты, кстати, учти мой опыт и лучше не пытайся "вышибать клин клином", предупреждаю, ничего не получится. Там, в одном стихе, Сергеев благородно заявляет: "Я тебя отпускаю: за границы былых ощущений"… Ты не верь, никуда он тебя не отпустит. Я, вообще, уверена, что он вселится в тебя, в твоего малыша и будет пасти тебя до конца вашего века. Сергеев – не тот человек, чтобы раздавать подарки судьбы посторонним. Он тебя очень любил, тебя нельзя не любить. Вот и я тоже с первого взгляда в тебя влюбилась и кажется мне, что мы знакомы с тобой целую вечность.

Муза слушала, продолжая перебирать листочки со стишатами, быстро просматривая их. На одном из них задержалась подольше:

– Вот, обрати внимание, – еще один поэтический перл, в котором проявляется вся суть мальчишеской натуры, хвастуна и верхогляда. Называется "Боль":

Все проходит и даже боль – нажимайте на клавишу «ноль».И не стоит рваться вперед – ракурс времени – наоборот.Вроде ты один, как перст – глядь: кругом ни встать, ни сесть.И не ведома нам судьба – муть вопроса: не родила – родила?Одиночества суть проста – надоели чужие сосцы и уста.Но желанная и родная – будет милая, призывная.Бог любви не отвергает – желания нечестивых низвергает.

– Опять Библию цитирует, – продолжала Муза. – Подумай сама, кого он причислил к "нечестивым"? Наверняка, имел ввиду тех, кто ему лично изменяет. Подумал бы лучше о том, а каково нам, оставшимся на земле, без любимых мужиков, отправившихся отдыхать в Раю. Правда, сомневаюсь, что туда их пустят, скорее им уготовано Чистилище… А, скорее всего, указана прямая дорога в Ад!

Муза продолжала наращивать эффект психотерапии аверсивного свойства, используя для этого и свои былые наблюдения за жизнью больницы, в которой работала компания отщепенцев немного лет: