Балет Большого. Искусство, покорившее мир - Евгений А. Тростин

– на родине Перро. И в Париже, и в Москве тысячи детей начинали знакомство с классической музыкой с Прокофьева, с «Золушки» (добавим на полях: это касается и симфонической сказки Прокофьева «Петя и Волк»). Тем, кто в детстве не пропустил прокофьевскую «Золушку», со временем открываются миры симфоний и фортепианных концертов, балетов и опер. А, значит, пока на сцене идёт «Золушка» – ряды поклонников настоящей музыки не иссякнут.

Сказ о Каменном цветке

В конце тридцатых годов Прокофьев задумал балет на русский национальный сюжет. Он подумывал о сказках Пушкина, о «Снегурочке» Островского… Но хотелось найти сюжет, которого ещё не было ни в балете, ни в опере. Как раз в 1939-м году вышла в свет книга Павла Бажова «Малахитовая шкатулка» – и Прокофьев увлёкся уральскими сказами. Прошла война, тянулась работа над грандиозной оперой «Война и мир», когда, под впечатлениями от «Малахитовой шкатулки», у Прокофьева стала рождаться музыка. Жена композитора Мира Мендельсон и Леонид Лавровский работали над либретто. В основу сюжета положили четыре бажовских сказа – «Каменный цветок» и «Горный мастер», «Приказчиковы подошвы» и «Огневушка-поскакушка».

О создании балета мы узнаём из воспоминаний Лавровского: «Работа над балетом шла довольно быстро. Прокофьев сочинял музыку с большим увлечением и творческим волнением. Было заметно, что эта работа имеет для него особый смысл и значение. Творческая интерпретация народного мелодического материала потребовала от него большой ясности и простоты гармонического языка, естественности мелодического развития, особой проникновенности и задушевности народных тем. В этом плане возникли музыкальные образы Данилы, Катерины, Хозяйки Медной горы. Резким контрастом к напевному, глубокому по своей человечности и лиризму музыкальному языку этих героев спектакля явился музыкальный образ приказчика Северьяна, очерченный резкими и острыми гармоническими штрихами. Столь присущая С.С. Прокофьеву острота гармонического языка получила в данном случае полное идейное и художественное оправдание». За этими словами стоят большие борения. В конце 1940-х давление политики на искусство ужесточилось. От Прокофьева требовали привычных мотивов, упрощённой фольклорности. Требовали компромиссов. Это угнетало композитора, хотя порой под давлением рождались музыкальные удачи – например, цыганский танец для картины «Ярмарка». Прокофьев заносил в дневник горькие мысли: «Я занимаюсь ухудшением оркестровки балета «Сказ о каменном цветке», начал делать с утра, сначала было противно, но потом пошло ничего».

Первая репетиция балета в Большом театре состоялась 1 марта 1953 года. Днем 5 марта Прокофьев внёс последние уточнения в нотный текст, а вечером его не стало. Премьера состоялась на сцене Большого театра почти через год после смерти композитора, 12 февраля 1954 года.

Состав исполнителей впечатлял. Партию Катерины готовили Галина Уланова и Раиса Стручкова, Данилы – Юрий Кондратов и Владимир Преображенский, партию демонической Хозяйки Медной горы – Майя Плисецкая. Но блистательные имена не стали гарантией полного успеха. Критика била наотмашь, а ведь газетные рецензии в те годы воспринимались как директивы. Особенно – рецензии в «Правде». А уж, если разгромную статью написал глава Союза композиторов СССР Тихон Хренников – тут уж, как говорили на театре, гроб заказывай. Упрекали не композитора, а хореографа – за утомительную одинаковость массовых сцен, за обилие невыразительных пантомим… Сторонники «Сказа о каменном цветке» подчёркивали реалистичность спектакля, но их голос таял в потоке критики: «В этом балете не хватает танца!».

Искусствовед, знаток балета Юрий Слонимский писал: «спектакль распадался на две различные сферы: пантомима стремилась изложить содержание действия, танец – его украсить».

Отзыв Галины Улановой был, как всегда, мудро осторожный: «В «Сказе о каменном цветке» я вряд ли могу отметить что-нибудь, кроме очень хорошей напевности, человечности музыки, превосходно разработанных тем нескольких персонажей – Хозяйки Медной горы, Данилы, противостоящей им темы «убойцы» Северьяна. Это объясняется, конечно, не тем, что дивная музыка последнего балета Прокофьева не вызывает глубоких эмоций и мыслей или что она не дает материала для обстоятельного суждения. Напротив. Может быть, именно потому, что музыка эта так содержательна, интересна, значительна, – в нее еще нужно долго-долго вслушиваться, «втанцовываться», как артисты оперы «впеваются» в свои партии, прежде чем делать какие-то обобщения и по-настоящему понять, какое именно место займет эта работа в твоей артистической биографии».

Цельного произведения не получилось, не получилось безоговорочной Победы с большой буквы, каковой был предыдущий балет Лавровского и Прокофьева – «Ромео и Джульетта»… Прошло семнадцать представлений за полтора года – и «Каменный цветок» Прокофьева-Лавровского сняли с репертуара.

Братья-композиторы высоко оценили «сказовую» музыку Прокофьева. «Когда думаешь о том, что музыка балета «Каменный цветок» написана в последние годы жизни Прокофьева, в то время как смертельная болезнь не позволяла композитору работать больше тридцати – сорока минут в день, с особой отчетливостью представляешь огромную силу его творческого дара, неистощимый родник его мелодий – таких русских по духу, по интонациям и таких новых, таких неповторимо «прокофьевских». Музыка «Каменного цветка» – это сплошной поток мелодий, идущих от сердца к сердцу, от самых истоков русской песенности. Какие там хороводы, какие зажигательные пляски – русские, цыганские! Какой страстью и молодостью дышат страницы, посвященные сценам Хозяйки Медной горы, Данилы и Катерины! Как рельефно, зримо, выразительно нарисован музыкой образ злодея Северьяна!», – писал Арам Хачатурян.

Счастливую судьбу «Каменный цветок» обрёл в 1957-м, в связке с хореографией Юрия Григоровича. Для Григоровича «Каменный цветок» стал первой большой постановкой. Но об этом мы расскажем в главе, посвящённой творчеству балетмейстера.

Золотые часы

Какой разговор о композиторах обойдётся без баек? Вот вам одна из них. В 1945-м году Прокофьеву присудили золотую медаль от союзников по антигитлеровской коалиции – от английского правительства. Однако во время церемонии случился казус: прочитав длинную приветственную речь, английский посол вдруг обнаружил, что сама медаль исчезла! Повисла пауза, Прокофьев стоял в полной растерянности, и собрался было уходить, когда посол, наконец, опомнился и… торжественно вложил в руку композитора свои золотые часы. Ни журналисты, ни музыканты, ни официальные лица не поняли, что произошло, отчего Сергей Сергеевич выглядит таким растерянным. Посол шёпотом сообщил лауреату, что медаль будет с минуты на минуту. Тем временем начался концерт из произведений композитора. После него посол незаметно передал Прокофьеву коробочку с медалью. – А часы, пожалуйста, верните, – улыбаясь, попросил посол, – они мне дороги, как память. – Простите, мне мои золотые часы тоже дороги, – совершенно серьезно ответил Сергей Сергеевич. Тут уж растерялся и бывалый дипломат: – Но-о… мы так не договаривались… – Вы же мне их подарили, при всех, – пряча улыбку, возмущался Прокофьев. – А теперь просите вернуть! Это просто грабеж среди бела дня!… – Да-а… вы правы, но-о… – Ну, раз уж вам так понравились мои часы,