Намеренное зло - Ольга Смирнова

Он хватается за голову руками и раскачивается из стороны в сторону, дрожа от напряжения и сипло, тяжело дыша. А в голове его уже кто-то копошится, копается в мыслях, перебирает их, оценивает, отбрасывает ненужные, и добавляет свои, необходимые. И все это сливается в один поток; хаотичный, наполовину свой, наполовину чужой, он то набирает ход и на всех парах, будто паровоз, устремляется вперед; то резко меняет направление и замедляется, то разделяется на параллельные потоки, то вновь сливается в один. И все это длится, и длится, и длится, и нет никакой возможности взять себя в руки…

А перед глазами черные мошки летают, мельтешат и пытаются пробраться под кожу.

Матвей отнял руки от головы, нервно почесался и помахал руками перед лицом, отгоняя наваждение. Ему хотелось перестать думать — хотя он и не думал ни о чем конкретном — но это движение внутри головы становилось невыносимым. Уже занимался рассвет, а значит, он провел в таком состоянии несколько часов.

— Хватит, — прошептал он, оседая на кровать. — Хватит. Я не хочу.

«Ты жалок до отвращения…», — вспыхнула в голове ясная мысль, одна из миллиона.

— Пусть, пусть, пусть. Только оставьте меня в покое…

«Жалок… жалок…» — гулкое, раскатистое эхо выстреливало из темных углов комнаты, и Матвей что было сил зажимал уши. А потом все прошло — резко, неожиданно. Замедлили бег, обрели смысл и упорядочились мысли в голове. Черные точки больше не плясали перед глазами; тревожное ожидание, напряжение растворились, ушли, как не было. Наступила блаженная тишина и покой.

Матвей сидел на кровати, но в его позе не было недавней скованности. Вот уже полчаса он просто сидел и пытался придумать удобоваримое объяснение тому, что с ним происходит. Первое, что приходило в голову — он сошел с ума. Или смертельно болен. Ни то, ни другое не радовало. Однако сбрасывать со счетов варианты — не значит от них избавиться.

Еще одно возможное объяснение — чьи-то жестокие шутки. Или не шутки, а умысел. Преступный, злокозненный. И Матвею отведена роль марионетки, исполнителя чужой воли. А может, кто-то наслал на него порчу? Или проклял? Но зачем? Кому он, тридцатилетний скучный библиотекарь, мог перейти дорогу?

Волшебник некоторые время поломал себе голову над возможными сценариями и пришел к выводу, что надо начать с простого. С болезней — душевных или физических. И с докторов. А кто у них с мамой доктор? И как бы записаться на прием и миновать при этом материнский пригляд?

Остаток ночи прошел в бесполезных раздумьях и общем планировании действий на завтра. Спать Матвей так и не лег.

Время до замужества пролетело очень быстро. Лера только и успела, что выполнить «погодный» заказ, отписавшись предварительно и получив письменное же заверение в том, что «как будет — так и ладно». Пару раз она звонила Игнату, тактично напоминая о своей проблеме, но друг был слишком занят и отделался невнятным бурчанием. Лера не стала обижаться, равно как и не стала посвящать его в подробности своей личной жизни.

Нет, периодически её атаковало чувство вины за то, что не рассказала единственному другу о будущем замужестве. Однако тому было несколько причин, достаточно веских, на её взгляд. Первая и самая главная — расхристанные чувства и, как следствие, страх, что Игнат поймет: замужество — вынужденная мера, без любви и малейшей симпатии. И, не приведи боги, примется в жизни Леры — в той ее части, которую она тщательно скрывала от всех на свете — основательно копаться. Вторая — даже если бы удалось друга обмануть и он поверил бы в «счастливую невесту», Лера не ощущала в себе сил выслушивать жизнерадостные поздравления, неизбежные пожелания любви и плодотворного личного союза (подразумевались общие научные исследования), и далее по списку. Она разрыдалась бы уже на втором слове, чем опять поставила бы под угрозу весь план будущего мужа. Третья — Лера тайно, очень тайно и истово надеялась, что пронесет. Брак заключен не будет; Александр обойдется без нее; божественный дар неожиданно покинет Леру; и так далее и тому подобное. Это было глупо, но, в конце концов, она всего лишь волшебница! И как всякая нормальная волшебница надеется на лучшее. Была еще и четвертая причина, и пятая, и сто пятая, но перечислять их бессмысленно, ведь все они сводились к одному — тайна подлежит сохранению в полном объеме. Любое упоминание деталей может привести к полному разоблачению, а это подвергнет её жизнь опасности.

Но, несмотря на все эти доводы, очень разумные, железобетонные и правильные, Лере безумно хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, страхами, надеждами! Она не просто замуж выходит, она в столицу переезжает. Это же совершенно новая жизнь, незнакомая, нежеланная и при этом неизбежная.

Мама… она хоть и знала давно про дар, почему-то никогда не воспринимала рассказы дочери всерьез. Да и не понять ей Лериных страхов. Скажет — дурака валяешь, с жиру бесишься. Из отца сроду слова не вытянешь. Особых друзей во взрослой жизни Лера так и не завела, а школьные поделились на два лагеря — те, кто уехал делать карьеру в столицу, и те, кто, как и она, прозябал в их глухой провинции. Говорить и с теми, и с другими было, в общем-то, не о чем.

В итоге Лера переживала в одиночестве, то гуляя по саду, то привидением бродя по дому.

С неприятным постоянством ей на глаза попадался жизнерадостный до неприличия Эмиль, три заклинания забвения на это бестолковое имя! Чем хуже было настроение Леры, тем настойчивее становились приглашения «попить чайку» или «покачать пресс», пока, наконец, она не гаркнула в сердцах:

— Я замуж выхожу на днях, иди кого-нибудь еще пригласи, а?

Эмиль только глаза шире распахнул и спросил:

— Как это — замуж? Извини, но ты не походишь на счастливую невесту. Скорее, на скорбную вдову.

Лере очень хотелось ответить что-нибудь грубое, но по делу, отражающее ее эмоции в данный момент, но она как вежливая волшебница сдержалась и выдала:

— Ммм… обычное девчачье волнение перед свадьбой. Первый раз, все-таки.

Эмиль, который в это время с гордостью оглядывал ухоженные клумбы на своем участке, ответил:

— Хочешь, помогу стресс снять?

— Жених не поймет, — мрачно сказала Лера. И добавила для красного словца: — Он у меня ревнивый. И волшебник сильный, к тому же.

Если она рассчитывала этим Эмиля припугнуть, то просчиталась. Он только с интересом уставился на соседку:

— Насколько сильный?

— Тебе по какой шкале? — усмехнулась Лера. — Не знаю. Но сильный.

— Вы здесь будете жить или переедете?

— Переедем. Что, скучать обещаешь?