Четыре Ступени (СИ) - Елена Квашнина

Наталья кривлялась, театрально всплёскивая руками и закатывая глаза. Несмотря на то, что в уголке рта у неё торчала дымящаяся сигарета, Малькова на удивление напомнила Светлане мать. Очень точно она её пародировала. Пародия была злой, жестокой. Светлана обиделась на подругу. Хоть мама и недолюбливала Натку, давно разобравшись в мальковской натуре, тем не менее этого не показывала. Всегда по-доброму принимала. И ночевать оставит, и покормит, и взаймы даст из бедненького вобщем-то семейного бюджета. Не заслужила мама такой пародии. Потому Светлана сказала, поджав губы в ниточку:

- Ты не права, Наташ! И зачем ты обижаешь мою маму? Она ничего плохого тебе не сделала. Обижай лучше свою.

- А почему это твою мать трогать нельзя, а мою можно? - окрысилась Наталья уже по-настоящему. - Моя меня, по крайней мере, понимает. Считается с тем, что у дочери своя жизнь, не лезет учить!

- К тебе полезешь - три дня не проживёшь!

- То-то ты вся такая мёртвая-мёртвая! Труп ходячий. И учишь меня, и учишь. И лечишь. Залечила совсем, - выкрикнула Малькова.

Девчонки разошлись не на шутку. Давно исподволь, как фурункул, назревавшее теперь прорвалось, брызнуло обоюдной обидой.

- Ну, так не общалась бы со мной, если тебе противно!

- И не буду! Не буду больше! На фига ты мне сдалась, мышь белая!

Они стояли посреди улицы, красные, злые, не замечая, как студенты и другой прохожий люд обтекает их, точно вода два больших валуна. Не замечали неодобрительных косых взглядов. Не замечали чудесного летнего дня, солнечного, тёплого, но не жаркого. Ничего сейчас не было важнее разрушающейся на глазах дружбы.

- А правда, на фига?! - с вызовом спросила Светлана. Она уже давно размышляла на эту тему и всё никак не могла найти верный ответ.

- Да тебя, дуру отсталую, жалко! - презрительно бросила Наталья. - Кому в этой жизни ты нужна, кроме своих предков?

И попала-таки по самому больному месту подруги. Она собиралась ещё что-то добавить, но замолчала, увидев, как побледнело, помертвело разом у Светланы лицо.

- Что же ты замолчала? - тихим, безжизненным голосом спросила Светлана. - Я тебя внимательно слушаю.

И Наталья, не остыв ещё до конца, но уже более мирно промолвила:

- Знаешь, в чём твоя беда, Светка? Ты кроме родителей никого больше не любишь. Ты не отзывчивая, вот.

- Не правда, - чисто механически защитилась Светлана. - Я тебя люблю. И я отзывчивая. Всем, кому помощь нужна, помогаю.

- Хорошо, меня, наверное, ты и впрямь любишь, - согласилась Малькова. - Больше никого. Тебе никто не интересен, никто не нужен. И помощь твоя… Она ведь от вежливости, от воспитания, от ума, не от сердца, не от души. Ты всё переживала, что никому не интересна?! Так ведь и тебе никто не интересен. И тебе никто не нужен. Сначала ты - миру, а уж потом мир - тебе.

Две крупные слезы медленно покатились у Светланы по щекам. Она повернулась и неторопливо пошла прочь от подруги. Не к метро пошла. Сама не знала, куда. Наверное, на поиски уголка, где в одиночестве можно выплакать горе и обиду.

Далеко уйти не удалось. Наталья догнала, обняла за плечи, заглянула в лицо.

- Какая же ты дура, Ветка моя корявая! Ну? Чего нюни распустила, неженка?! Я же тебе добра хочу. И правду в глаза говорю, не за спиной. Кто тебе ещё, кроме меня, правду в глаза скажет? Тут не плакать нужно, а себя переделывать. Ты уж прости, но твоих предков пороть надо. Сами любить умеют, а тебя любить не научили.

Девчонки помирились, конечно. Только что-то стало не так в их отношениях, что-то треснуло. Неизвестно, понимала ли это Малькова. Светлана трещину чувствовала отчётливо. Маялась душой. А признавать в душе правду Натки не хотела. Находила себе то одно, то другое оправдание. Сопротивлялась. Наталья её не трогала больше. Дала время прийти в себя после ссоры. Легко и весело распрощалась на лето.

У Мальковой в планах было путешествие в Крым. Заграница, пусть и ближняя. Большая отвязная компания подбиралась. С платками, с десятью рюкзаками, набитыми винищем, с гитарами, почти без денег - практически в полную неизвестность. Перед Светланой же маячили грядки на шести родительских сотках. Так и раньше случалось. Но раньше Светлана завидовала Натке. Её, в отличие от Мальковой, родители никуда не отпускали. А ей смертельно хотелось дальних поездок и походов, студенческих смен в домах отдыха, в худшем случае пикников с шашлыками. Куда там! Вместо этого родители предлагали автобусные экскурсии и своё собственное общество. Теперь Светлана не завидовала. Может, выросла? Она вспоминала рассказ Мальковой, как в прошлом году их компании пришлось возвращаться с Урала чуть не контрабандой. Они ехали в плацкартном вагоне на третьих полках, задыхались, мёрзли, прятались от контролёров. Малькова смешно рассказывала. Светлане тогда и в голову не приходило, что смешно это при рассказе, а вот на деле… Теперь приходило в голову. Кроме всего прочего, Светлане сейчас требовалось одиночество. В одиночестве легче обдумывать высказанные ей подругой претензии.

И Светлана обдумывала Наткины слова всё лето, делая перерывы лишь на выходные, когда из города наезжали родители. Впрочем, даже присутствие рядом матери с отцом её начинало тяготить. В ней шла нелёгкая внутренняя работа. Мозги пухли от мыслей. От горьких мыслей. Ну, чем она не такая, как другие? Чем хуже? Спасения от горьких мыслей не было и на грядках. Руки, конечно, заняты, но голова-то свободна. Разные непрошенные мысли и мыслишки приходят, когда им захочется, жужжат в голове осиным роем, кусают, не дают покоя. Вот Натка говорила о любви к людям. Это как? Как можно любить незнакомых или почти незнакомых тебе людей? За что? А если эти люди тебе не нравятся? Если тебя коробит от их речей, поступков, манеры одеваться, манеры себя вести? Ведь на чём-то же основано наше “нравится - не нравится”. Не с потолка возникают симпатия и антипатия. И что значит “любить”? Или Наталья всё-таки не о любви говорила? Кажется, что-то об интересе к другим людям. А интересоваться другими - это как? Особенно, если с самого начала человек тебе не интересен. Если человек умней тебя, многогранней, более знающий и развитой, тогда понятно. В таком случае интерес сам возникает. Тебя тянет к этому человеку. Ты у него учишься, узнаёшь новое, сам развиваешься. А если он с твоей точки зрения дурак? С дураком скучно, тошно. Смотришь на него, вежливо улыбаешься, делаешь вид, что слушаешь, а сам изобретаешь способы сбежать под благовидным предлогом. Есть ещё хамы, скоты, морально убогие, примитивные и прочие категории. Значительными кажутся единицы. Остальные - шелуха. К примеру, Наталья значительна? Да, нет, конечно. Но ведь и не шелуха. Непонятно, что Малькова имела в виду. Светлана представляла себе, как подходит к полузнакомым или вовсе незнакомым людям и пытается интересоваться ими, их жизнью. Картинки, возникающие в голове, были настолько комичны - она не выдерживала, начинала слабо улыбаться своим фантазиям. Может, Наталья о другом говорила?