Генезис-2075 - Бернард Беккетт

«Мы желаем, чтобы люди наивысшим счастьем почитали служение государству, но при этом переоцениваем их возможности. Даже самая покорная скотина может взбунтоваться, если полностью забыть о ее потребностях. Народ больше не верит в реальность прежде нависавшей над ним угрозы и привыкает к данным ему благам. Вблагодушии своем он начинает думать о других вещах. По коммунам идет ропот. Мы словно имеем дело с неким зверем: в своей пещере он шевелится и растет, но пока предпочитает не показываться на глаза. Люди начинают задумываться о таких категориях, как выбор, личные возможности, свобода. Люди начинают говорить о необходимости изменить мир».

Благодаря этой докладной записке становится ясно, с какой именно задачей столкнулся Совет. Решить эту проблему не представлялось возможным, но, по крайней мере, Философы были обязаны попытаться.

Они захотели а ходе процесса вселить в народ новый страх, сфабриковать улики и представить преступление Адама как часть более широкого заговора. Они желали взволновать людей, заставить их поверить, что штамм чумы мутировал, что теперь во Внешнем Мире свирепствует еще более опасная форма болезни, а прорыв Вала не был первым.

Философы намеревались дать всем понять, что на острова уже пробрались шпионы из Внешнего Мира, планирующие крупномасштабное вторжение. Короче говоря, они хотели восстановить в стране ту самую атмосферу тревоги и чувства незащищенности, что послужила причиной основания Республики. «Перемены ведут к упадку» — так звучал еще один афоризм Платона. После изучения дела Адама Философы поняли: лучшего кандидата им не найти. Он нарушал законы и ранее, был непокорным индивидуалистом и не имел связей с высокопоставленными чиновниками. Но в этом вожди Республики допустили ошибку. Они решили, что раз Форд являлся воплощением их страхов, значит, его будут бояться и другие. Философы недооценили черты его личности: красоту, искренность и обаяние. Им и в голову не могло прийти, что люди сделают из преступника мученика и героя. Люди целыми коммунами собирались перед экранами, чтобы посмотреть судебные слушания. Как и рассчитывал Совет, все говорили только о суде, однако вскоре мнение народа стало принципиально розниться с официальным.

Люди не желали признавать Адама предателем. На экране перед ними представал привлекательный молодой человек с обезоруживающей улыбкой. Он признался, что когда заметил, как девушку в ее утлом суденышке несет на мины, то увидел в ней сестру, которую никогда не знал, возлюбленную, с которой он был бы вынужден встречаться, как вор, втайне ото всех. Форд не скрывал, что действовал не по уставу, а по велению сердца, чуть замявшись, он прошептал, что внезапно понял, что должен поступить именно так, ведь, лишь заглянув себе в душу, можно увидеть, что есть добро. Он также поведал зрителям о том, что в тюрьме однажды ночью ему приснилось, как Великий Морской Вал рушится в воду. Суд обернулся для Совета настоящей катастрофой. Философы рассчитывали поставить в процессе точку, казнив Адама при большом скоплении народа, однако к началу второй недели стало ясно: подобный шаг приведет лишь к новым беспорядкам. Совет попался в капкан, который сам же и расставил. И тут в дело вмешался Философ Уильям. Теперь, если позволите, я вернусь немного назад. Хотя испытания модели «Эволюция-3» закончились трагедией, и государственным исследованиям в области создания искусственного разума пришел конец, они продолжились частным образом.

Многие влиятельные лица по-прежнему полагали, что Республику может спасти лишь создание нового типа роботов, достаточно совершенных для выполнения обязанностей Рабочих и Солдат. Они это объясняли тем, что недовольство испытывают лишь низшие социальные слои. Если люди перестанут ощущать ущербность, в обществе наступит покой. Аристотель не являлась ярым приверженцем этого мнения, но признавала серьезность аргументов его сторонников. Прежде чем я объясню, какое отношение к моей теме имеют исследования Уильяма, позвольте мне вкратце остановиться на технических деталях. На начальном этапе разработок, вплоть до конца двадцатого века, ученые, трудившиеся над созданием искусственного интеллекта, все до одного отмечали серьезную проблему — полное отсутствие воображения у роботов. Поскольку они были уверены, что именно компьютер является достойной моделью для создания электронного мозга, то упорно продолжали писать программы, силясь создать мыслящую машину. Только в двадцатых годах нового века, когда ученые и художники стали работать вместе, они начали понимать природу того, что мы сейчас называем «комплексным развитием и эволюцией систем». «Мы не можем заставить машину думать с помощью программы, но можем запрограммировать машину так, чтобы она, размышляя, программировала саму себя» — так звучал лозунг ведущей компании-разработчика «Артфинк», в которой работал Философ Уильям. Сo времени этого, первоначального, этапа и до момента, когда люди начали выпускать первые модели роботов, прошло много времени. Ранние прототипы были грубыми моделями, и испытания чаще всего заканчивались неудачами. Несмотря на все это, Философ Уильям, гений в области робототехники, не опускал рук. Когда начался суд над Адамом, он не сомневался — ему удалось создать новый тип робота, способного в процессе самообучения стать разумным. Проблема, с которой столкнулся Философ Уильям, заключалась в следующем: развитие робота, точно так же как и обычного человеческого ребенка, требовало времени и всестороннего содействия со стороны его создателя. Машина нуждалась в человеке, который бы ухаживал за ней, играл с ней, разговаривал, обучал. Философ Уильям втайне от всех создал новую модель и нянчился с ней уже четыре года. Результаты превосходили самые смелые ожидания. Несмотря на это изобретатель боялся, что процесс развития прототипа, которому он присвоил имя Арт (так я его и буду далее называть), может внезапно остановиться. Объяснение его страхам содержится в следующей записи из дневника Уильяма:

«Я создал Арта, но не понимаю его. Он — ожидаемый и естественный результат моих исследований. В процессе своего развития он каждый день преподносил мне сюрпризы, но в последнее время я стал удивляться все меньше. Модели поведения Арта стали предсказуемыми, правда, здесь нет повода для тревоги, поскольку именно этого мы ожидаем, воспитывая ребенка. Меня беспокоит, что стабилизация наступила слишком быстро. Быть может, я пишу эти строки, преисполненный чрезмерной гордостью, свойственной любому родителю, однако, кажется, мое детище способно на большее. Насколько я понимаю, беда заключается в том, что я не только написал изначальную программу, но, вдобавок, сам следил за развитием Арта. Он меня больше не удивляет, вне всякого сомнения, в частности и потому, что я перестал удивлять его. Необходимо подвергнуть робота дополнительному влиянию извне, иначе механизмы, ответственные за самообучение, рано или поздно отключатся, и он остановится в развитии, полностью утратив чувство любопытства. Как это ни печально, но после трагедии в пансионате найти достаточно сообразительного добровольца будет очень нелегко».