Падение с Земли - Александр Тюрин

— Если не свалится винтокрылый друг в воздушную яму, бабахнем прямо по фонарю, — сказал главный мальчик, — ожог роговицы гарантирую. И привет тоща с того света.

— Злые, злые мальчишки, — сказала девочка, третья из их компании. — Вот я все папе расскажу.

— Эй, Жирный, ты ее привел. Кто у нее ботинок? Нюхаю, что-то не то.

— У нее папа — мент, — отвечал крепыш. — Вообще-то наклепать она может. Я как-то не подумал. Давай-ка я ей лекарство пропишу, — и он стал наводить бластер на девочку.

— Оставь удовольствие на потом, сейчас некогда. И ноги у нее длинные, в моем вкусе, в общем, надо разобраться. А вот, кстати, и сизая птичка защебетала. Рано пташечка запела. По лазерному дальномеру тысяча пятьсот… тысяча… пятьсот… пора.

Носатый нажал кнопку.

— Вот вам подарочек ко Дню авиации!

Блестящие ниточки потянулись от деревьев к вертолету, как будто роща захотела поиграть с машиной. Они соединились в солнышко, которое тут же полыхнуло изо всех сил на стекле кабины.

Вертолет закачался, стал разворачиваться, но свалился набок и, болтаясь из стороны в сторону, пошел к земле. Пару раз «Синяя птица» пробовала поднять нос, но от такого курса уже не отклонилась. Раздался взрыв, как будто воздух треснул. Дети увидели из-за деревьев только шапочку огненного гриба, которая округлилась, оторвалась от ножки и прожила недолгую самостоятельную жизнь.

— Не будет здесь больше летать. — Крепыш с чувством выполненного долга утер капельки со лба.

— Из тебя такой же шарик получится, только поменьше — если будешь доставлять нам хлопоты, — обернулся Носатый к девочке. — Ясно, сучка младая? А теперь чеши отсюда. Куклу забрать не забудь.

Девочка вышла из оцепенения, подхватила свою игрушку и заметалась между деревьев, стараясь как можно скорее удрать.

— Может, незаметно рванем ее гранатой, — предложил крепыш, — или папу ее? Или обоих? И не надо будет заботиться об останках. Полный капец, с гарантией.

— Грубо, мой друг, по-жлобски. Не чувствуется моя школа, — скривился длинноносый мальчик. — Пока она тут ромашишки нюхала, я ей куклу усовершенствовал. Вмонтировал туда сто грамм взрывчатки и простенький анализатор. Сработает на слова «бластер», «вертолет», «мальчишки». Грамотно?

— Еще бы, — опять поразился крепыш своему дружку. И помечтал. — Вот пальнуть бы из дерьмострела, да по балетной труппе, по маленьким лебедям. Чтоб в газетах писали:, «Средневековое варварство…»

Блок 4

В кабинет ввели дядю Витю, который, несмотря на внешнюю побритость и помытость, смахивал на плюшевого медвежонка, из которого полезла вата.

Бордовые гардины, рассеянный зеленоватый свет, легкий искусственный ветерок, колыхающий крошечные колокольчики, тонкий запах сандала, какое-то восточное пиликанье — все это мало вязалось с дяди-Витиным непритязательным видом.

— За что, гражданин начальник? Почему замели? Я же свой, я нашенский, — уныло заладил дядя Витя с порога.

— Молодой человек благородной наружности и в хорошем костюме располагающе улыбнулся.

— Так уж и не за что… Да что мы с вами сразу препираться начали? Позвольте представиться. Феодосий Павлович Драницын, старший инспектор. — Феодосий сделал шаг навстречу и крепко стиснул разжиженную кисть дяди Вити. Потом он подвинул кресло и, слегка надавив на плечи задержанного гражданина, усадил его.

— Музыка не мешает, Виктор Васильевич?

Дядя Витя быстро отозвался:

— Никак нет, гражданин начальник, отлично помогает.

— Кстати, не забрали вас никуда, многоуважаемый Виктор Васильевич, как бы вам ни хотелось. Вы находитесь здесь, в стенах Службы Санации Систем, так сказать, в гостях. Вот ваша гостевая карточка.

— Значит, я могу итти отседова? — оживился дядя Витя.

— Можете. Только не очень далеко. Ущерб-то нанесен, и за него должен кто-то отвечать. Мы — экспертная служба, зависимая только от совести людей, работающих на ниве санации.

— А если нет совести никакой? — спросил навскидку дядя Витя.

— Совесть — это квалификация. Мы дадим заключение по тому, что вы из себя представляете. Если это заключение о неполной вменяемости, тогда только обеззараживание подсознания в нашей же клинике. Палата на двоих, предупредительный уход, сестрички вокруг бегают, ягодицами крутят, подносят-уносят. Как только грязь отброшена, жизнь продолжается уже без конвоя. Так что от нас не торопятся уйти. Ведь все-таки быт здесь неплохо устроен, и хорошая перспектива. А выпустим мы человека со справкой о полной вменяемости, он прямиком попадает в крепкие руки ребят, для которых главное в жизни — выполнение плана по раскрываемости преступлений.

— Но я же ничего плохого не делал. Плохое делали мне, мне! — дядя Витя несколько раз ударил себя кулаком в грудь, показывая истинно пострадавшего.

— Ангелом, значит, себя считаете. Но ведь ангелы, бывает, и падают. Тогда ими занимается инквизиция. Да, мы инквизиторы — я не страшусь этого слова, — потому что занимаемся криминальными мыследействиями, то есть психопреступлениями. Но подлинная инквизиция — организация с человеческим лицом, ушами и глазами.

— И кулаками, — добавил от себя дядя Витя.

— Вот приятная для вас аксиома: мы любим разбираться и лечить, а не шить дела и гноить. Смею заверить, и плановые показатели у нас соответствующие.

— Но если я не виноват, зачем мне в какие-то показатели попадать, что мне, заниматься больше нечем?

— Увы, Виктор Васильевич, если бы человек сам себе определял вину, мы бы еще кушали друг друга без перца и соли. Я постараюсь убедить вас, что вина определяется совершенно иначе. Чего бы там ни наплели эгоисты, но человек устроен так, чтобы двигаться к большой цели, идеалу. Причем стройными рядами, то есть согласованно. Если он не может сам двигаться — станет плыть по течению, как фекалии в канализации. Если он мешает движению — значит, виновен. И будет либо истреблен из среды согласованных движений, либо сгармонизирован.

Дядя Витя с трудом чихнул и посмотрел на разглагольствующего следователя выпученными забуревшими глазами.

— Вам разве не приходило в голову — мы имеем то, что имеем, потому как крестоносцы, революционеры, даже бизнесмены шли к идеалу, — продолжил уверенный человек. — И какой бы он ни был: любовь, благоденствие, красота, эти люди шли, порой ломились сквозь тех, кто не хотел никуда идти, кто стоял столбами на пути. В общем, движение к идеалу — это преодоление сопротивления, это работа. И сейчас у нас есть цель, Великий Объединенный Разум, ВОР.

— Хорошее название, и смысл чувствуется, — поддержал дядя Витя. — Так я ж не против.