Катя - Светлана Багрянцева

— Дедушка, потерпи, там скорая едет. Потери, пожалуйста, — подбегаю и хватаю его за руку.

Старик едва сжимает мою ладонь слабеющими пальцами.

— Поздно. Бабушка меня уже ждёт. Обещай, что сделаешь то, о чём мечтаешь.

— Обещаю, дедушка.

— Я спокоен. Будь счас… — совсем слабым голосом говорит дед, и его речь обрывается на полуслове.

Медсестра приводит врача, но уже поздно. Минута. Какая-то минута. Хотя я не уверена, что если бы помощь приехала раньше, это помогло бы.

Врач констатирует смерть, советует вызвать полицию и труповозку.

— Полицию зачем? — всхлипываю я.

— Чтобы зафиксировать, что смерть не криминальная, — говорит молодая женщина.

— Она не криминальная. Я квалифицированная медсестра и ухаживаю за Иваном Романовичем полгода. Всё это время он прикован к постели.

Женщина садится за стол, заполняет какие-то бумаги. Потом отдаёт нам и уходит, её провожает сиделка. Я сижу у кровати деда прямо на полу и реву. Мутным взглядом вижу Кирилла, притулившегося к стене.

Галя возвращается, что-то говорит о соболезновании, а я её почти не слушаю.

— Мать знает⁈ Почему её здесь нет⁈ — ору я.

— Я позвонила ей раньше, чем вам. Она сказала, у неё важная встреча с поставщиком, как сможет, так и приедет, — отвечает Галя таким тоном, будто это она виновата, что мать не приехала.

— Серьёзно⁈ У неё отец умирает, а она только о бизнесе думает⁈

Я вскакиваю, хватаю пластмассовую утку, каким-то образом оказавшуюся у ног, потом кидаю её в стену. Из глаз льются слёзы, готова орать от несправедливости. Я хотела сегодня остаться дома, но мать буквально погнала в институт. Пропускать лекции нельзя, машину забирать нужно. Я вообще не могу себе представить, что должно произойти, чтобы она посидела на одном месте и не бежала куда-то.

Если мама легко болела, то всё равно мчалась на работу. Однажды свалилась с температурой тридцать девять градусов и ворчала, что вынуждена лежать в постели. Ей было всё равно что, придя в офис, она будет заражать своим гриппом других людей. Всех, кто из её фирмы уходил на больничный, она презирала. Какая тебе премия по итогам месяца, если ты неделю на работу не ходил и плевать, что по уважительной причине.

Есть ли у неё вообще какие-то чувства, кроме жажды обогащения? Вот и сейчас встреча с партнёром по бизнесу важнее родного отца. Меня трясёт от такой несправедливости. Кирилл подходит и обнимает меня.

— Я сочувствую, Катя. Ты очень любила дедушку. Успокойся. У тебя сейчас настоящая истерика начнётся, — ласково говорит он.

Меня корёжат и ломают его слова, никто и никогда не любил меня как дедушка и бабушка. Только дед перед смертью сказал, чтобы я исполнила свою мечту и смотрел так, будто давно обо всём догадался, но молчал. Дед всегда читал меня как открытую книгу. Теперь так больно, что он ушёл и не с кем больше поговорить по душам.

— Ты прав, Кирилл, нужно собраться и вызвать кого-то, кто забрал бы его.

Отстраняюсь от парня и подхожу к кровати. Глажу руку дедушки. Галя закрывает ему глаза и накрывает простынёю.

— Я уже позвонила. Не волнуйтесь, Екатерина Михайловна. Ваша мать оставила номер похоронного агентства. Насколько я знаю, там уже всё согласовано и выбрано, — грустно говорит медсестра.

Меня поражает цинизм матери, получается, она заранее всё приготовила.

— Ждала его смерти, сука. Ненавижу, — вырывается у меня тихо.

Я приоткрываю белую ткань, целую деда в щёку. Закрываю снова и плетусь к своей комнате на втором этаже. Вспоминаю, что не разделась и снимаю в холле ботинки и куртку. Кухарка и служанка выражают соболезнования, выглядывая из кухни. Я молча киваю. Знаю, что они очень хорошо относились к дедушке. Даже когда он заболел, никому не докучал, не капризничал, не требовал к себе особого внимания.

Захожу в свою комнату, Кирилл за мной. Мне уже всё равно, что он в моей спальне.

— Присаживайся. Хочешь, скажу служанке и она принесёт перекусить или попить? — спрашиваю я.

— Не нужно. Я пойду. Если вдруг понадобится моя помощь, звони, не стесняйся, — говорит Кирилл.

— Хорошо. Спасибо за поддержку, Кир. Мне сейчас действительно лучше побыть одной. Да и мать по шее надаёт, если увидит тебя здесь.

Слышу шаги в коридоре, выглядываю за дверь. Марина идёт с ведром и шваброй. Прошу её проводить моего гостя. Самой спускаться снова на первый этаж нет сил.

Лежу на кровати и слышу через открытую форточку, как кто-то въезжает во двор. Выглядываю в окно, это маленький автобус-газель. Приехала похоронная служба. Несусь вниз, захватив ключи, которые оставил на столе Кирилл.

Деда выносят на носилках. Ко мне подходит какой-то молодой мужчина. На планшете показывает то, что выбрала для похорон мама, и просит подтвердить, что ничего не изменится. Подтверждаю, почти не глядя, и иду на улицу.

Деда увозят, я загоняю свою машину во двор и тупо сижу за рулём. Горе разъедает душу. Спасает только одно, что я успела с ним попрощаться. В кафе мы уже не идём, чтобы обмыть автомобиль, послезавтра похороны. Завтра поеду якобы в институт и буду кататься по городу. Никого не хочу видеть, полезут со своими соболезнованиями.

Мать приезжает только вечером. Отдаёт Гале остатки гонорара и прощается с ней. Ольга бежит накрывать на стол, она и Марина — женщины с соседнего государства и живут прямо в доме. На первом этаже есть две маленькие комнаты. Скоро этот дом не будет моим, хотя дед в своём завещании подписал свою долю мне. Теперь у меня четыре пятых от всей площади в собственности.

Я стою, прислонившись к косяку комнаты дедушки. Мама смотрит на меня как-то странно и спрашивает:

— И чего мы стоим? Ужинать не собираемся?

— Нет аппетита. Я ещё никак не могу переварить то, что ты не примчалась домой, когда тебе объявили, что он умирает.

— У меня есть рабочие в подчинении, поставщики и партнёры, которые ждут каких-то решений. Это бизнес, приходится чем-то жертвовать. Скоро ты это поймёшь, когда будешь работать бок о бок со мной, — строго говорит мама.

В голосе ни грамма скорби. Её из железа сделали? Можно кричать о несправедливости, топать ногами, взывать к её совести, но я не собираюсь этого делать. Уже проверено, всё бесполезно.

— Мне твой бизнес на хуй не нужен, если из-за него можно просрать любовь главного человека в твоей жизни, отца, —