Amore mio Юля Котова - Юлия Устинова

— Что ты опять несёшь?

— Сама судьба свела нас, — пояснил он с беспечным видом.

— Да какая судьба?! Всего лишь твой болтливый язык! — напомнила ему факт, благодаря которому мы оба сейчас направлялись в Баландино[2].

— Тебе же известно, что это не самое главное его достоинство? — с издёвкой спросил он.

— Понятия не имею, о чем ты, — промямлила я и отвернулась к окну.

— Тогда ты либо лжешь, либо… у тебя проблемы с памятью… И ещё. Не хотел говорить, но кто-то же должен. Ты такая брюзга, Котова, — прошептал Бредин, склонившись ко мне.

Ощутив его дыхание на своей коже, я испытала довольно противоречивое чувство: что-то среднее между желанием, как в детстве, вцепиться в его темные волосы, и чем-то совсем… не детским. Я замешкалась, придумывая ответ в своей привычной манере. Самым неприятным было понимать, что от парня наверняка не ускользнула моя позорная заминка, вызванная растерянностью.

Чего он этим добивается? И с какого перепугу меня вообще стала волновать близость Бредина?.. Известно, с какого… Вот уж наивная дура!

Перелет до Шереметьева оказался самым безмятежным временем этого утра. И все потому, что у Бредина не было возможности доставать меня и создавать неловкие ситуации. Он сидел впереди, зажатый между двумя бабулями, в то время как я любовалась видом на Россию — матушку из иллюминатора по соседству с Жанной Бернардовной и аспиранткой с Экономического. На вид нашей попутчице — высокой и стройной брюнетке Дарье Какой-то-там было слегка под тридцать, зато понтов и самоуверенности — на весь полтинник. В очереди на регистрацию она держалась особняком, разве что бросала на Бредина странные взгляды. В общем, эта тощая педофилка мне сразу не понравилась. Да, парень давно не выглядел ребенком… напротив… но, в любом случае, какого черта она так на него смотрела? И тот в долгу не остался. Я заметила, с какой тоской и сожалением он заглянул в декольте Дарьи прежде, чем занять свое место между пенсионерками. А ещё обнаружила, как неприятно меня это удивило… Как будто мне заняться больше было нечем!

В ожидании рейса мы сидели в Старбаксе на втором этаже шереметьевского Терминала Е. Жанна Бернардовна распивала вторую чашку сезонного кофе из Папуа — Новой Гвинеи, Бредин цедил эспрессо, а я — холодный Фраппуччино, несмотря на унылый вид из окна, за которым гулял ветер и хлестал косой дождь. Непогода добралась и до столицы, прогноз в Болонье тоже не радовал, и это был явный повод, чтобы поддержать свой оптимистичный настрой смесью мороженого и кофе. Дважды, для надёжности.

Дарья на этот раз, перестав строить из себя аутистку, сидела с нами за одним столом в низком кресле в стиле эпохи Союза и потягивала минералку, наводя меня на мысль, что ее с утра мучил жестокий отходняк.

— Поверить не могу, я два года ждала этого обмена, а вас просто позвали? — выгнув ухоженные темные брови, она выглядела обескураженной.

— Да, это все Юля, — заявил Бредин. Он положил руку на спинку моего стула и на мгновение коснулся спины. Я отреагировала молниеносно, резко повернулась и грозно уставилась на него. Но парень смотрел на Дарью, лишь уголок его губ медленно пополз вверх. — Синьор Франко был сражен ее точкой зрения на проблемы современной молодежи.

Жанна Бернардовна нервно хмыкнула, а затем выдала сдавленный смешок. Истеричный такой.

— Я думала вас обоих отчислят после той конференции, — поделилась она воспоминаниями. — А ты смотри… ему действительно пришлось по душе, как и всем нашим.

— И что она такого могла сказать? — недоверчивым тоном поинтересовалась Дарья.

— Да ничего особенного, — ответила я, пожав плечами.

— Юля сказала, что проблем у молодежи ровно столько, сколько ее представителей, и процитировала Джареда Лето, — с воодушевлением подхватил Бредин.

Ну надо же, запомнил!

— Мы — не стадо, — пояснила я, раз уж пошла такая пьянка. — И я не в праве говорить за всех. Спросите каждого, но вы и тогда не получите достоверную картину. Сегодня меня волнует одно, завтра — другое. В чем смысл искать траблы, если их все равно никто не решит за нас? Можно подумать, алкоголизм, наркомания, пропасть между поколениями и все остальное касается только молодых. У нас с Брединым, — я кивнула в сторону парня, и Дарья с любопытством уставилась на него, потом основа на меня, — сосед по подъезду уже девять лет в запое, живёт с матерью и побивает ее периодически. Вот вам и конфликт поколений, и пагубные привычки. А мужику тому, на минуточку, уже за сорок. Поэтому… проблемы не у молодежи, а у всего общества. Мы — лишь его отражение.

— Только и всего? — спросила Дарья, разочарованно опустив уголки губ.

— Поверь, тогда это звучало более бескомпромиссно, — убедительно заявила Жанна Бернардовна. — Quindi non date la colpa a quello se non siete buoni a nulla, — умело протараторила она.

— Простите? — захлопала ресницами Дарья.

— Отечественный фольклор, — пояснила Жанна.

— Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, — уловив намёк, с улыбкой прокомментировала я фразу куратора. — Помнится, я так и сказала… напоследок.

— Это был мой любимый момент, — проговорил Бредин, скользнув пальцем вдоль моего позвоночника, давая понять, что с пальцами у него был явный излишек.

И я снова пожалела, что не вырвала ему руки в ту самую июньскую ночь… как и язык…

Глава 6. У подножия Северных Апеннин

— Да, мам, все нормально. Ну конечно позвоню! Да не волнуйся ты! Ага… пока.

Я завершила вызов, и тут, как гром среди ясного неба, надо мной раздался знакомый голос:

— Какая встреча, — произнес Бредин, усаживаясь рядом. — Ну теперь-то ты не станешь отрицать, что это судьба, Юля? — и с довольным видом похлопал по подлокотнику.

В самолёте на этот раз слева от меня сидел седовласый незнакомец в деловом костюме, а место справа занял мой мучитель.

— Теперь я стану прислушиваться к своей интуиции, — ответила я, скривившись.

— Да? И что же она тебе подсказывала?

— Что нужно было лететь другим рейсом… через Тбилиси.

— Это же лишняя пересадка и часов тридцать пути, — произнес Бредин, озадаченно посматривая на меня.

— Ну и что? — я повернулась к нему и с улыбкой добавила: — Зато вдвое дешевле, и там бы не было тебя. Представляешь, какая удача?

Тот тоже улыбнулся, но не ехидно, как я секундами ранее, а скорее как-то… соблазнительно, и принялся разглядывать мои губы.

У него что, фетиш такой?

— Мы ещё в России, но я уже чувствую, что запомню эту поездку на всю жизнь. Как ты это делаешь?

— Делаю что?

— Понимаешь, Котова, —