Мертвый среди живых - Итан Блэк

Воорт многозначительно кивает, выслушав рассуждения Мики.

— Другие парни сосредоточились на Габриэль Вьера, и поэтому ты решил, что мы должны заняться мной, да?

— Вспомни, что ты полицейский, — говорит Мики. — Нам нужен план действий на один день, верно? И я думаю насчет «годовщины», так? Засранец пишет «годовщина» и «день рождения», и вполне возможно, что для него это разные вещи. Полагаю, сегодня, возможно, годовщина чего-то такого, что его разозлило.

— Значит, мы проверим старые журналы дежурств — может, что и удастся вспомнить.

Мики хлопает по пачке фотокопий.

— Возможно, он сидел в тюрьме.

— И только что вышел оттуда.

— Или его раскрыли, а теперь что-то его зацепило. Эй, Воорт, помнишь девяносто девятый, когда мы разгромили «Южный Мидтаун» в софтбол? Тот третий бейсмен вышел из себя, когда ты перехватил его пас в девятом иннинге.

— Сержант Либерман. Сигнал всем постам.

Шутками они обмениваются скорее по инерции, не оттого, что им весело. Воорт плюхается в кресло и с угрюмым видом берет журналы дежурств.

10.38.

Снаружи, прямо под их офисом, туристские лодки и буксиры разъезжают по Ист-Ривер. Машины мчатся по аппарелям Бруклинского моста. Кабинет обставлен дорого — над этим поработал архитектор по внутреннему дизайну, которого раздобыл Мики. Дорогие итальянские кожаные кресла. Раскладная кушетка выставляет напоказ юго-западные геометрические мотивы. Стены отделаны шлифованной терракотой. Ковровое покрытие такое толстое, что темно-серый ворс сохраняет отпечатки обуви.

— Мы работаем в дерьме, но это совсем не означает, что мы должны в нем жить, — любит говорить обожающий роскошь Мики.

В кабинете имеется серебряная кофеварка — она стоит возле мини-холодильника, который забит соками, сыром и пивом «Хейнекен». Кабинет пахнет свежесваренным кофе «Голубая гора». Настенный телевизор включен. По каналу «Нью-Йорк-1» показывают жилой дом в Мюррей-Хилл с титром «Полиция обыскивает дом Габриэль Вьера».

— Кстати, обе твои подружки оставили весточки, — говорит Мики. — Вдова говорит, если тебе что надо — сладкий пирог например, — только дай знать.

— Мне надо, чтобы ты заткнулся.

— А вот валькирия рвется в бой, — любовно говорит Мики. — Эти продюсеры любят продюсировать! Она собрала всех свободных от дежурств Воортов — на случай если они тебе понадобятся. Позвони домой в любое время, и армия выступит. Там больше не гости. Настоящая казарма.

Чувствуя прилив приятного тепла, Воорт говорит:

— Дела вроде становятся хуже, да?

— А может быть, и нет. Вспомни слова Наполеона: «Уверен, что маршал талантлив, но счастлив ли?» Я займусь рапортами задержаний. Черт побери, последние несколько лет мы писали их вместе. Может, и я что-то вспомню. А ты проверь журналы. Там только десятидневной давности. Если случилось что-то крупное, оно там есть. Но по-моему, все это окажется туфтой.

Воорт открывает мини-холодильник, вынимает яблочный сидр с фермы Воорта на Гудзон-Вэлли и наливает стакан.

Рухнув в кресло, он пытается сосредоточиться на журналах, но шансы быстро обнаружить хоть что-то кажутся ему столь минимальными, что приходится принуждать себя быть пристально внимательным. Он сидел с Мики в офисе сотни раз, просматривая распечатки, диаграммы мест преступления, меловые контуры очертания трупа, графики, расшифровки, видеопленки. Но никогда не изучал самого себя.

— Компьютерщицы проглядывают «Машины»? — спрашивает Воорт, работая над журналами.

— «Машины», «Криминал», «Нитро», «Волк», «Негодяи», — говорит Мики, перечисляя местные и федеральные базы данных, доступные на Полис-плаза, 1. Компьютерная система по кражам — «Машины», — вероятно, самая лучшая, поскольку содержит информацию о каждом убийстве, грабеже и секспреступлении в городе более чем за двадцать последних лет. При нажатии клавиши система через перекрестную ссылку найдет крошечные биты информации и отберет преступления и преступников. Введите кличку, вид оружия, время дня, даже частичное описание — и «Машины» переберут сотни тысяч раскрытых и нераскрытых преступлений и найдет необходимое. — В бюро путешествий собрали море отпечатков. Может быть, эль-оскорбленный и оставил несколько штук, — говорит Мики, не отрываясь от работы.

— Это не только обида. Кажется, он уверен, что меня в любом случае вышибут из департамента.

— Что же ты такое натворил, Везунчик? — ухмыляется Мики. — Ты не облажался? Ведь ты не мог не вспомнить, если сделал что-то не так? Или я бы вспомнил.

— Да.

— Он просто имеет тебя.

Меняя тему, Воорт говорит:

— Думаю, сегодня вечером нам не видать матча «Метсов».

Родственники взяли места на трибуне на уровне поля на стадион Ши. Традиционно в день рождения Воорта там происходит игра и Воорт обязательно ходит. Мики с женой приглашены на матч вместе с Воортом и Камиллой.

Мики хлопает ладонью по столу.

— Он нацелен на тебя. Действуй, Везунчик! Габриэль была арестована за проституцию, черт бы ее побрал, а проституция означает, что она продавала себя психам. Ты был на виду у публики даже до появления того очерка в журнале, а общественные фигуры притягивают психанутых. Воображаемая связь. Вот какая обида выходит. «Воорт посылает мне радиосигналы в зубные пломбы». «Воорт с помощью черной магии сморщил мне член». «Воорт прилетел с Марса мучить меня». «Воорт — Сатана, переодетый полицейским».

— У меня и мысли не было, что кто-то найдется.

Воорт снова берется за старые журналы вызовов, заполненные им самим. Записи уносят его на десять лет назад, когда он был простым полицейским. У него нет воспоминаний о дне, о событиях которого прочитывает, но запись воссоздает обстановку, время, и он мысленно видит на краю страницы следы дождя. И он вызывает в памяти сильный майский ливень, вдыхает запах Флэтбуш-авеню в Бруклине: смесь хумуса, китайской еды, выхлопных газов, гудрона; все это слегка отдает доносившейся из подземки вонью дизельного топлива и грязи.

В его памяти дождь бьет в ветровое стекло патрульной машины, в которой Воорт едет вместе с напарником постарше, Джемом Аттанасио — первым его напарником, умершим четыре года назад от рака. Воорт видит как они вместе с пухлым коротышкой Аттанасио поворачивают в более богатую часть предместья, Парк-слоуп, с особняками и ухоженными многоквартирными домами. Затем они катят в район повышенного криминала, примыкающий к северной стороне Проспект-парк близ Гранд-Арми-плаза.

«Нарушение покоя жильцов», — читает Воорт написанное им самим. Очевидно, никакого задержания не было — у него нет воспоминания об этом инциденте. Он помнит улицу, поскольку регулярно ее патрулировал. Гарфилд-стрит, в двух кварталах от парка. Приятная улочка.

Но что касается людей или сути дела, он видит лишь коллаж из сердитых лиц тех лет. Белые, черные, китайцы, ливанцы. Мужчины и женщины кричат друг на друга из-за чеков, секса, ревности, болезни — шумят в два часа ночи, а тем временем их соседи стонут и нащупывают телефонные трубки.

Он перелистывает страницу. «Вырвана сумка на Монтгомери-плейс».

В его памяти встает необычайно милая улица с деревьями, где живет его бывшая подруга Шари, но опять в памяти никаких следов этого инцидента с вырванной сумкой. К тому времени как на место происшествия прибывает полицейская машина, обычно оказывается, что преступник давно уже убежал в парк через Уэст-Проспект-парк.

«Шумная вечеринка на Шестой авеню близ Восьмой улицы».

«Вандализм в синагоге „Бет Израиль“». Наконец Воорт кое-что вспоминает. Черные свастики, высохшая и еще сочащаяся краска на желтой кирпичной стене. Погнутый засов, который вандалы пытались сломать, когда их спугнула сирена. Худой сутулый рабби в белой ермолке говорит что-то о Германии. Или это другой рабби и в другой раз говорил о Германии? Может, рабби родился в Германии? Или осквернение напомнило Воорту о гитлеровской Германии?

Как давно это было!

«Кража со взломом в обувном магазине Харви. Похищено три коробки кроссовок фирмы „Рибок“ — мужские, белые, девятый размер».

Никаких задержаний.

Воорт заканчивает просмотр первых трех страниц рапорта, написанного в свой день рождения десять лет назад. Тогда он закончил дежурство в Окружном доме на Семьдесят восьмой улице в шесть часов вечера и, вероятно, поехал на стадион Ш и. Встретился с кузенами у ворот «В» под громкоговорителями. Пил пиво и орал на питчеров изложи…

Бесполезно — ему не вспомнить.

Он обращается к журналам девятилетней давности. Спустя десять минут он уже начинает просматривать восьмой год.

— Стоп! — говорит Мики, поднимая голову; лицо покраснело от прилива крови. — Как имя того памятного идиота? Уильям Нимс.

Воорт привстает, чувствуя легкую дрожь в затылке.