День полнолуния (сборник) - Ольга Покровская

– Не надо!

Его прикосновение обожгло кожу, и вверх по руке побежали покалывающие электрические разряды. Но он тут же разжал ладонь и продолжил негромко:

– Не нужно света. Так… Так лучше.

– Хорошо, – согласилась я и покладисто подсела к столу.

Снова пригубила виски из своего стакана. Нужно было что-то сказать, как-то поддержать Тимура. Я ведь понимала, что сегодняшнее происшествие зацепило его не просто само по себе. Оно вызвало в его памяти крайне болезненные ассоциации.

– Тимур, ты ничего не мог сделать, – осторожно начала я. – Так бывает, это ужасно, больно, но неизбежно. Твои люди обезвредили группу бандитов, из-за которых такие девчонки гибли десятками. Вы предотвратили куда большие потери…

– Цифры, цифры…. Больше, меньше… – бессвязно отозвался он. – Ира, я про это все знаю, могу целую диссертацию написать. Суть в том, что за каждой цифрой стоит живой человек. Это чья-то дочь, сестра… невеста…

Не совсем понимая, что делаю, движимая только желанием быть ближе, помочь этому могучему сдержанному человеку, с которого внезапно слетела привычная маска, я поднялась, обогнула стол и подошла к Тимуру вплотную. Я впервые в жизни видела его таким уязвимым, это трогало до глубины души. Мне казалось, я будто всем нутром чувствую мучающую его боль. Как же мне хотелось сказать ему, что в тот самый страшный и в то же время определивший все момент его жизни он был не один. Что я, я была рядом с ним. Что я тоже видела убитую Фатиму, лежащую у каменных развалин, словно хрупкий надломленный цветок. Что я понимаю, что он оплакивает, и оплакиваю это вместе с ним. Но было нельзя. И потому я просто прикоснулась рукой к его плечу, наклонилась, и он вдруг подался ко мне, уткнулся лицом в шею и замер.

Это было так неожиданно, так не вязалось с нашими привычными образами, с устоявшимися между нами отношениями. Ни один из нас не двигался, я чувствовала лишь, как отчаянно колотится у меня в груди сердце, как его горячее дыхание опаляет шею и ресницы щекочут кожу.

И в эту секунду я вдруг поняла. Меня буквально осенило, и странно стало, что раньше я этого не осознавала. Ведь это было очевидно, ясно, как синее небо над Сунжегорском, как чистая ледяная вода в горном ручье. Ведь я любила его. Любила этого сильного, властного, невозмутимого, чуть надменного мужчину. Этого отважного, решительного и где-то в глубине по-настоящему доброго и ранимого человека. Наверное, любила с самого первого взгляда, с того дня, когда он кинулся наперерез понесшемуся коню и остановил его, взметя густую желтую пыль на тихой поселковой улице. Вот почему я тогда нарушила приказ. Вот почему я сделала это сейчас.

У меня вдруг надсадно заболело в груди. От осознания полной безнадежности своей мучительной нежности. Моя любовь, непрошеная, единственная, запрятанная так глубоко в сердце, что я сама о ней и не подозревала, была обречена с самого начала. И как бы мне, измученной многолетними скитаниями, войнами, приказами, заданиями, ни хотелось всей душой приникнуть к Тимуру, прислониться к его сильному надежному плечу и отдохнуть, я понимала, что этому никогда не бывать.

И потому я взяла себя в руки и сказала тихо и твердо:

– Ну-ну. Все хорошо. У тебя был сложный день. Давайте я вызову водителя. Дина, наверное, уже беспокоится.

Тимур моргнул, замер на секунду, а затем отстранился от меня и щелкнул переключателем настольной лампы. В кабинете вспыхнул теплый, желтый свет. И я только сейчас смогла разглядеть, какое усталое, вымотанное у Тимура лицо. Какие глубокие тени лежат под его покрасневшими воспаленными глазами.

Он взглянул на меня, чуть прищурился и произнес:

– Странно, иногда мне твое лицо кажется знакомым. Вот-вот мелькнет что-то, какое-то смутное воспоминание. Ощущение – вот сейчас ухватишь. А нет, ускользнуло.

Я вздрогнула. Мгновенно напряглись плечи, и внутри как будто все сжалось. И тут же взяла себя в руки и произнесла спокойно:

– Просто у меня среднестатистическая внешность.

А потом отвернулась, сняла трубку со стоящего на столе телефонного аппарата и набрала номер водителя Тимура.

Следующим утром Тимур появился в офисе в обычное время. Ни во взгляде, ни в его обращении ко мне не появилось абсолютно ничего нового. Он держался ровно – так же, как всегда, сдержанно и официально-доброжелательно. Как и положено держаться с коллегой, с которой по долгу службы проводишь вместе довольно много времени, но никакие личные отношения вас не связывают. Словно бы и не было этой ночной сцены в кабинете. Впрочем, возможно, он о ней забыл после выпитого виски.

Я, разумеется, тоже ни о чем не напоминала ему и вернулась к нашим прежним отношениям. Но при этом делать перед самой собой вид, будто не было этого озарения, посетившего меня, когда Тимур на пару секунд прижался ко мне, словно испуганный ребенок, я не могла.

Мне теперь предстояло жить с этим открытием. Понимать, что единственный мужчина, которого я за свою жизнь полюбила, совсем рядом и в то же время абсолютно недоступен. Я все же была достаточно рациональным человеком, чтобы отдавать себе отчет, что главной страстью Тимура была его работа, а также та власть, которой он был наделен уже много лет. Мне в его судьбе не было места.

А дальше, словно бы расклад этот и без того не был достаточно драматичным, судьба снова перетасовала его, ввернув новое обстоятельство. Из Москвы пришла информация по моему запросу. Крупная сумма денег, перевод которой производился с компьютера Тимура с помощью онлайн-банка, оказалась на счету Мамеда Закирова, того самого киллера, которого застрелили при попытке покушения на Асланбекова.

Когда я впервые прочитала это сообщение, мне показалось, что ровные черные буквы начали расползаться у меня перед глазами. Этого не могло быть. Ведь я все же не первый год работала в отделе аналитики, я научилась разбираться в людях, составлять их психологический портрет. И по составленному мной портрету Тимура выходило, что он никак не мог заказать главу региона, даже если бы и не одобрял какие-то его методы, даже если и считал, что при его предшественнике край развивался лучше. И в то же время где-то в подсознании постоянно нудил противный голосок, вопрошавший:

– А ты уверена, что судишь объективно? Ведь ты же любишь его, сама себе призналась, что любишь. Так, может, это любовь застит тебе глаза?

В тот же вечер со мной из Москвы связался генерал Голубев.

– Ну что, друг мой, – начал он. – Как я понял, ты нашла неоспоримое доказательство того, что фигурант наш причастен к покушению? Будем брать его, пока тепленький?

Я почувствовала, как на виске у меня болезненно забилась жилка.

– Сергей Петрович, разрешите высказать свои соображения. Я считаю, что не стоит пороть горячку. Сами по себе эти данные ничего не доказывают. Мне нужно еще немного времени, чтобы получить более веские доказательства. Теперь я знаю, в каком направлении работать, и…

– Эх, упустим ведь гада. Почует, что дело нечисто, и поминай его как звали, – протянул Голубев.

– Сергей Петрович, под мою ответственность… – убеждала я. – Если вы доверяете мне как аналитику.

А про себя все думала: «Я действительно верю в то, что говорю? Или отчаянно пытаюсь выгородить его, несмотря на объективные факты?» Разумеется, мне казалось, что все сразу – и интуиция, и опыт, и полученные данные подсказывают мне, что считать это дело раскрытым еще рано. И в то же время меня не оставляли сомнения, что это я просто так ловко вступаю в сделку с собственной совестью. Ну а что, ведь в случае с Тимуром со мной такое уже случалось…

В конце концов Голубев все же согласился дать мне еще несколько недель, и я с новыми силами нырнула в анализ всех писем, всех переговоров, всех контактов Тимура. Я почти перестала спать – ведь обязанности, которые мне полагалось выполнять в качестве пресс-секретаря, тоже никто не отменял. В офисе я слонялась как тень, и айтишник Володя как-то раз даже пошутил:

– Что это вы, Ириша, как призрак замка Моррисвиль? Никак вчера всю ночь для Тимура речь по случаю назначения нового председателя правительства республики сочиняли.

А я отшутилась:

– С каких это пор, Володя, вы стали осведомлены лучше пресс-секретаря? Я еще даже не слышала о назначении нового председателя правительства.

Это было не совсем так, о назначении мне было известно, информация об этом промелькнула в одном из недавних писем Тимура. Но поскольку официального задания я еще не получала, упоминать об этом было нельзя.

Все эти дни я старалась ни на шаг не отходить от Тимура, если только в этом не было необходимости. Я выдумывала какие-то вопросы, чтобы заглянуть к нему в кабинет, предлагала новые темы для публикаций в прессе. И снова не могла понять – это я напряженно ищу в его поведении, в обрывках обращенных к другим сотрудникам реплик возможные улики или просто пытаюсь напитаться этими, возможно, последними днями, которые нам еще осталось провести бок о бок? У себя в съемной квартире я, нацепив на голову огромные наушники, зачем-то слушала даже его разговоры с женой – хотя ясно было, что здесь уж точно не может всплыть никаких данных. Наверное, все это было в рамках все той же моей больной фантазии – примерить на себя чужую жизнь: мирную, счастливую, семейную. Попытаться представить себя на месте Дины… Да что там, порой мне начинало казаться, что я согласилась бы просто остаться на занимаемой мной сейчас должности – лишь бы находиться рядом с ним.