День полнолуния (сборник) - Ольга Покровская

А я, оставшись на балконе одна, вдруг задумалась… Что, если Тимур не изменял Родине? Что, если Тимур считал, что он, как человек беззаветно любящий свой город, свой родной край, обязан заботиться о его благополучии? Что, если ему казалось, что отставка прежнего главы была совершена несправедливо и новый руководитель уничтожит результаты многолетней работы? Могло это побудить его пойти на такие меры? Я не знала, не могла дать ответа на новый вопрос. Мне только предстояло еще это выяснить.

Теперь, когда у меня был доступ практически ко всем телефонным и личным переговорам и переписке Тимура, я приступила к тщательному анализу информации. Однако вот так просто найти ничего не удавалось. Но дело свое я знала хорошо и не рассчитывала, что Тимур оставит улики в легкодоступных местах. Я переслушала сотни телефонных разговоров, перечитала тысячи писем – деловых, дружеских, личных, но до сих пор так ничего и не нашла. Тимур не переставал восхищаться тем, как тонко я улавливала особенности его речи и выстраивала тексты для публичных выступлений именно так, как комфортно было бы говорить ему. Я же понимала про себя, что дело тут, скорее всего, не в моих недюжинных талантах, а в том, что, постоянно занимаясь его перепиской, я уже изучила его стиль лучше, чем свой собственный.

Самым трудным для меня было понимать, что, копаясь во всех этих документах, я все больше и больше проникаюсь симпатией к этому человеку. Когда-то я поверила ему скорее интуитивно, разглядела что-то в этом сильном разлете плеч и гордом повороте головы. Теперь же, работая с ним бок о бок, читая его письма, я все глубже понимала его.

– Мы не можем штурмовать здание, там есть мирные граждане. Старики, дети, – гремел голос Тимура с записи одного из телефонных разговоров, проходивших во время операции по обезвреживанию террористов, захвативших Дом журналиста на окраине города. – Мне все равно! Ищите другие пути!

«Я счастлив был бы прожить всю жизнь мирно и спокойно, – писал он одному из давних друзей. – Не видеть ни крови, ни боли. Но я знаю, что это происходит каждый день, и не могу жить так, будто ничего этого нет. Кто-то же должен».

Это его письмо было так созвучно моим собственным мыслям. Сколько раз я задавалась вопросом, зачем, чего ради я выбрала себе такое неженское поприще? Почему я не могу подать в отставку, обосноваться где-нибудь в российской глубинке, заняться каким-нибудь мирным делом – да вот хоть тем же, чем занималась сейчас в качестве прикрытия – и стать женой, матерью, обычной женщиной с обычными заботами? И вот это простое «кто-то же должен» было единственным ответом, приходившим мне в голову.

Никаких подтверждений того, что Тимур имел отношение к покушению, не находилось. В Москве от меня требовали информацию, и я раз за разом пересылала туда свои многостраничные аналитические выкладки, сводившиеся к одному вердикту – никаких сведений о причастности Тимура Сайдаева или кого-либо из его отдела к покушению на Асланбекова пока найти не удалось. Мне уже начинало казаться, что этим мое задание и кончится. Я предоставлю весь материал, напишу в отчете, что, по моим данным, Тимур к произошедшему отношения не имеет, и дело на него закроют. И тут вдруг в одной из папок с удаленными документами, которые мне с помощью программы антиблокиратора удалось восстановить, всплыл странный банковский перевод.

Перевод был сделан с компьютера Тимура примерно за неделю до покушения на Асланбекова. Я попыталась сама раскопать данные таинственного человека, которому Тимур перевел такую крупную сумму денег, но взламывать систему банка все же было слишком рискованно, и обращаться туда с официальным запросом, используя свое служебное положение, я не могла тоже – чтобы не вскрыть раньше времени свою «легенду». Оставалось только отправить найденные мной данные о переводе в Москву, чтобы информацию по нему достали тамошние специалисты.

Итак, мой запрос ушел, и я продолжила разбирать и анализировать переписку Тимура вечерами, а днем работать в качестве его пресс-секретаря. Лето давно уже отцвело, отшумела и удивительно яркая в этих краях, багряно-рыжая осень. Приближалась зима. Горы на горизонте принарядились в пушистые снежные шапки. Воздух по утрам был свежим и морозным, и тонкий ледок хрустел на лужах под ногами. На могучих платанах на бульваре еще кое-где рыжели оставшиеся листья, но в целом деревья стояли облетевшие, тянули к небу голые красноватые ветки.

В последние дни я редко видела Тимура. Знала, что поступили данные о том, что где-то в горах были замечены двое боевиков, находившихся в федеральном розыске по обвинению в терроризме. Готовилась крупная операция, и Тимур, непосредственно руководивший подготовкой, редко появлялся в своем кабинете.

Я же тем временем, ожидая ответа из Москвы, продолжала свои поиски и снова обратила внимание на нечто странное. Шпионская программа, которую я запустила в компьютер к Тимуру, присылала мне какие-то необычные данные. Было такое ощущение, словно она вступила в конфликт с одним из установленных на компьютере приложений, чего вообще-то не должно было происходить. Необходимо было разъяснить ситуацию. И в один из дней я намеренно забыла на своем рабочем месте перчатки, чтобы под благовидным предлогом вернуться в офис позже, когда никого из сотрудников уже не будет.

Было уже темно, когда я во второй раз за день подъехала к зданию МВД. Как я и ожидала, в отделе Тимура почти все уже разошлись. Лишь айтишник Володя встретился мне в коридоре, да и тот уже спешил к выходу.

– Что, Ирочка, полуночничаем? – поддел он меня, и на широком лице его появилась обычная, добродушно-глуповатая улыбка.

– Перчатки на столе забыла, представляете, Володя, – пожаловалась я. – А завтра же суббота, не хочется на все выходные без них остаться.

– Эх вы, Маша-растеряша. А еще в полиции работаете, – шутливо укорил он меня и заторопился дальше по коридору, крикнув на ходу: – Хороших выходных!

Дождавшись, когда за ним захлопнулась дверь, я направилась к кабинету Тимура. Свет в приемной не горел, и я двигалась практически на ощупь. Добралась до тяжелой двери, дотронулась до нее ладонью, намереваясь вскрыть замок давно уже сделанным дубликатом ключа и тут же отключить сигнализацию. Но дверь внезапно поддалась под моей рукой. Тихо скрипнув, она приоткрылась, и я замерла на месте, пытаясь сообразить, что же произошло. Секретарь Тимура забыла запереть кабинет? Невероятно! Кто-то уже проникал сюда сегодня, но не потрудился замести за собой следы? И вдруг, пока я размышляла, из темноты кабинета раздался хриплый голос Тимура:

– Входи, Ира!

Должно быть, он находился здесь уже долго, раз сумел разглядеть меня в темноте.

Сердце у меня колотилось. Что все это могло означать? Ловушка? Тимур раскрыл меня и поджидал здесь, зная, что я приду копаться в его компьютере? Или он знал только, что кто-то под него давно роет, и сидел здесь именно для того, чтобы выяснить, кто это? А я вот так по-глупому попалась?

Я не знала, какой из вариантов более вероятный, и не могла выбрать определенной линии поведения. И потому просто медленно вошла в кабинет, готовая, если что, дать отпор. Тимур молчал. Я осторожно приближалась к его столу. Глаза мои постепенно привыкали к темноте. Но даже раньше, чем я успела его рассмотреть, в нос мне бросился пряный запах виски.

– Выпьешь со мной? – спросил Тимур и тяжело поднялся из-за стола.

Неловко двигаясь в темноте, он натолкнулся на что-то, выругался себе под нос, добрался до шкафчика. Тоненько брякнул стакан.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего, – отозвался он. – Ничего, операция проведена успешно.

И тут до меня наконец дошло, что вся эта сцена не имела ко мне никакого отношения. Что Тимур здесь не для того, чтобы подкараулить меня – или любого другого затесавшегося в ряды его сотрудников шпиона. Что-то произошло во время операции. Что-то, что выбило этого могучего, сильного, невозмутимого человека из колеи, заставило скрываться от всех и напиваться в темноте. И я, к этому времени уже несколько месяцев тщательно изучавшая его переговоры и переписку, как мне казалось, могла предположить, что спровоцировало такую реакцию.

Я шагнула ближе, приняла из его рук стакан, пригубила обжигающий напиток и спросила негромко.

– Кто-то пострадал? Из мирного населения, да?

Глаза мои уже привыкли к темноте, и я видела, как Тимур тяжело дернул плечами и снова потянулся к бутылке.

– Да… Девчонка соседская, шестнадцать лет. Испугалась, запаниковала, выбежала из дома и попала под огонь. Допустимые потери…

Он глухо рассмеялся, и смех этот странным зловещим звуком прокатился по темной комнате. Я невольно передернула плечами.

– Тимур, давай включим свет, – предложила я.

Но он в темноте перехватил меня, сжал запястье горячей ладонью.

– Не надо!

Его прикосновение обожгло кожу, и вверх по руке побежали покалывающие электрические разряды. Но он тут же разжал ладонь и продолжил негромко: