Хроники последнего лета - Кирилл Манаков

На этот раз ропот был куда громче. Некоторые зрители вставали и возмущенно кричали. Такое серьезное обвинение смутило даже Белого. Он с укоризной посмотрел на Рудакова, но быстро справился с эмоциями и заявил:

— Я понимаю, что все это звучит серьезно. Но в деле имеются другие обстоятельства. Во-первых, рядом с Артемием Андреевичем находилась некая особа женского пола, имеющая ярко выраженные вторичные половые признаки. В результате, концентрация тестостерона в организме моего подзащитного в две целых четыре десятых раза превысила норму. Соответственно образовался дефицит калорий, вызвавший острейшее чувство голода, а путь домой до законного маминого ужина занимал один час двадцать две минуты. Только представьте, сколько времени ему пришлось бы испытывать физические страдания! Так что я возьму на себя смелость квалифицировать происшествие как проступок, совершенный под воздействием чрезвычайных обстоятельств.

Речь произвела сильное впечатление. Публика успокоилась, и возмущенные крики сменились тихим ропотом.

— Значит, — язвительно заявил Тощий, — мой оппонент серьезно полагает, что развращенность и аморальное поведение могут служить смягчающим обстоятельством? Ладно, я не буду спорить, оставим это на совести противной стороны. Я просто сообщу всего лишь один факт, который полностью перевернет впечатление об этом человеке. Смотрите же!

И он поднял над головой прозрачный пластиковый пакет с небольшим розово-коричневым предметом внутри.

— Узнаете?!

Рудаков даже отшатнулся от напора, исходившего из фигуры тощего ведущего:

— Н-н-нет…

— Не удивительно! Вы просто боитесь это узнать! Знайте же, — Тощий, потрясая пакетом, обратился к залу, — что перед вами точная копия сосиски в тексте, купленной и съеденной Артемием Андреевичем у входа в метро Таганская в возрасте тридцати одного года, одного месяца и двадцати двух дней!

Зал взорвался. Это уже не были крики отдельных людей, а ураган праведного гнева. Звуковая волна швырнула Рудакова на паркетный пол с такой силой, что перед глазами расцвели яркие радужные круги. Приподнявшись, он увидел, что на сцену лезут разъяренные повара, на ходу превращающиеся в мерзких скользких тварей. Ужаса не было, только спокойная обреченность. Вот и все…

И вот, в тот момент, когда твари почти дотянулись бородавчатыми лапами до Рудакова, в его ушах зазвучал на удивление мягкий и спокойный голос Белого.

«Учись понимать язык сфер. А сейчас тебя спасет инъекция адреналина».

Свет в зале погас. Рудаков почувствовал, что летит в пропасть, дыхание перехватило, а желудок подкатил к горлу.

Полет завершился мягким ударом и слабостью, захватившей все тело подобно эластичным путам. Темнота расступилась, проявляя размытое изображение. Рудаков сделал усилие, напрягая зрение, и смог, наконец, разглядеть склонившуюся над ним Наташу и доктора в белом халате и со шприцем в руках.

— С возвращением, дорогой, — сказала Наташа.

IV

Виктор Сергеевич всегда внимательно выслушивал советы, но при этом не терпел возражений. Эта свойство было известно всем сотрудникам администрации, поэтому внезапная настойчивость Доброго-Пролёткина в отстаивании собственной позиции оказалась полной неожиданностью.

На настырного советника не подействовал даже резкий тон начальника.

— Виктор Сергеевич, я настоятельно рекомендую последовать изложенному плану. Поверьте, это крайне важно.

Он говорил тоном просительным с мягкими интонациями, сопровождая речь поклонами, кивками и прикладыванием рук к сердцу, призванными придать словам убедительности.

Виктор Сергеевич задумался. С одной стороны, сама идея визита к лежащему в больнице Рудакову выглядит безумной. С какой, собственно, стати? И потом, этот жест моментально поднимет новую волну обсуждения связи нападения на журналиста со статьей об Анечке. Невесть откуда взявшиеся подробности его личной жизни обсуждали все, кому не лень, всплывали интимнейшие детали, и невольно закрадывались мысли, что умница-красавица сама их и раскрывала. Проверить это предположение не составляло никакого труда, но Виктор Сергеевич считал недостойным и потому невозможным привлекать свои поистине безграничные ресурсы для решения столь личных вопросов.

С другой стороны, он не мог припомнить случая, когда рекомендации Доброго-Пролёткина оказались бы неправильными. Конечно, общие рассуждения о «воздействии на комплексную информационную среду» не убеждали, но опыт подсказывал прислушаться к советам, тем более, высказанным с такой настойчивостью.

— Вы уверены? — наконец решился Виктор Сергеевич.

— Более чем когда-либо, — радостно воскликнул советник, — да вы и сами убедитесь, что это — единственно верное решение!

— Ну ладно… — неуверенно сказал Загорский.

— Прекрасно, — расплылся в улыбке Добрый-Пролёткин, — запомните эту минуту, возможно, вы приняли самое важное решение в жизни! А сейчас, разрешите удалиться, мне необходимо все подготовить для вашего визита.

Виктор Сергеевич кивнул, и советник, непрерывно кланяясь, попятился к двери. Зогорский подумал, что это уже перебор, выражать благодарность руководству можно и в менее навязчивой форме, но вслух ничего не сказал.

Как и ожидалось, Добрый-Пролёткин проделал всю подготовительную работу с поразительной скоростью. Не прошло и получаса, как он доложил, что все готово, и необходимо выезжать как можно скорее. Виктор Сергеевич от такой оперативности испытал что-то похожее на раздражение: только сосредоточился на бумагах, вник в содержание и разобрался в смысле хитро составленных предложений, как приходится отрываться от дела и заниматься клоунадой. Политической, красиво обставленной, исполненной в благородно-сентиментальных тонах, но все-таки клоунадой.

Виктор Сергеевич давно считал автомобиль вторым домом. Перегородка, отделяющая пассажиров от водителя и охранника, создавала ощущение уединенности и даже интимности. Удобное место для спокойных размышлений, жаль, недолгих, поездка кортежа не занимает много времени даже по самым непроходимым автомобильным пробкам.

Автомобиль мягко затормозил перед входом в больницу. Прежде чем выйти, Виктор Сергеевич посидел с закрытыми глазами, а потом опустил зеркало, встроенное в потолочную панель. Вид, надо сказать, неважный. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица, неизвестно откуда взявшиеся красно-фиолетовые прожилки и какие-то розовые пятна на щеках. Загорский вздохнул, убрал зеркало и нажал кнопку вызова. Ожидавший сигнала охранник выскочил из машины и открыл шефу дверцу.