Лекарство (ЛП) - Сьюзен Янг

Джеймс просит проверить «Нью-Йорк Таймс», и когда я это делаю, у меня внутри все обрывается.

— О, Боже, — бормочу я, проглядывая глазами интервью. Это не может быть правдой.

Что там? — спрашивает Джеймс. Даллас, на переднем сиденье, смотрит в зеркало заднего вида. Интервью было сделано несколько дней назад, и когда я встечаюсь взглядом с Даллас, я понимаю, что она уже знает.

— Что происходит? — спрашивает Джеймс. Я протягиваю ему телефон и смотрю, как мрачнеет его лицо. Это подробное интервью о нас. Интервью берут у отца Джеймса.

— Он говорит, что это ты виновата, — тихо говорит Даллас, глядя на меня в зеркало. Как будто ты — какая-то ведьма. Он должен был быть более озабочен тем, как вернуть единственного сына домой.

Джеймс все еще читает, и с каждой секундой он все больше напрягается, все сильнее сжимает кулаки. Я только пробежала глазами интервью, но поняла, что отец Джеймса заявляет, что именно я стою за нашим исчезновением. Они даже поместили фотографию отца, где он стоит и держит в руках фотографию Джеймса в рамке времен средней школы. Абсолютный абсурд.

— Пропаганда, — говорит Даллас, даже хотя мы с Джеймсом сидим молча. — Они уговорили его дать это интервью, чтобы заручиться поддержкой общественности. Я вам не говорила, чтобы вы не особо волновались.

Я усмехаюсь.

— Правильно, Даллас. Я просто выкину это из головы.

Я смоттрю на Джеймса, пытаюсь понять, как он отреагирует. Наконец он выключает телефон и передает его обратно Даллас. Я кусаю ноготь, жду. Но Джеймс просто скрещивает руки на груди, как будто больше никогда не заговорит.

— Джеймс? — спрашиваю я, когда его молчание начинает сводить меня с ума.

— Мой отец — козел, — тихо говорит он, — давай пока остановимся на этом.

Но я не могу оставить эту тему. Не знаю, что ко мне чувствует отец Джеймса — по крайней мере, не могу вспомнить. Может, у него есть причины ненавидеть меня, или же, как и сказал Джеймс, он просто козел. В любом случае, то, что об этом рассказали в новостях, показывает все возможности Программы. То, что они использовали его отца — еще один слой предательства. Они знали, что это расстроит Джеймса. Хотели, чтобы это так и было. Это доказывает, что они не остановятся. Они не дадут нам уйти.

— Что нам делать? — шепчу я.

Джеймс поворачивается ко мне.

— Будем держаться, — говорит он. Это не тот ответ в стиле «зададим-им-жару», который мне нужно услышать, но Джеймс всего лишь человек. Мы все уязвимы. Как и Лейси.

Суровая реальность того, что с нами происходит нас, подавляет, и мы молчим — Джеймс затерялся в мыслях где-то рядом со мной. Я смотрю из окна, когда мы проезжаем мимл парка. Там играют и носятся дети, одетые в яркую одежду, а их заботливые матери следят за ними. В какое-то мгновение я так отчаянно скучаю по родителям, как не скучала уже давно. В какое-то мгновение мне хочется вернуться домой.

Но потом я думаю об отце Джеймса — как он садится, чтобы отвечать на вопросы — и понимаю, что на его месте могли бы быть и мои родители. Я закрываю глаза, пока не возвращаюсь в реальность, где я в бегах, вместе с Джеймсом и Даллас.

— Думаю. Денвер тебе понравится, — говорит Даллас на переднем сиденье, оторвав меня от моих мыслей. — Пока что собраний клуба самоубийц не будет. В последний раз там был налет, после того, как мы уехали. В каком-то смысле Лейси спасла мою задницу тем, что ушла.

— А как они узнали про клуб? — спрашиваю я.

Даллас задумчиво крутит светлые пряди волос.

— Наверное, обработчик, — говорит она, глядя на дорогу за стеклом. — Этих сволочей внедряют всюду.

Внедренные обработчики — эта мысль не приходила мне в голову. Я смутно помню прошлую ночь в клубе самоубийц, но я помню Адама. Может, он был обработчиком, который только притворялся, что в депрессии? Это так неправильно, так неэтично. Если он был обработчиком, почему же…

У меня мурашки бегут по рукам, по спине от этой ужасающей ситуации, о которой я даже не могу рассказать Джеймсу. Не теперь, когда он еще чувствует себя виноватым из-за Лейси. Но Адам знал, как меня зовут — он знал меня. Если он был обработчиком, почему же не взял меня сразу же? Может быть, именно из-за меня на клуб самоубийц был совершен налет?

— Постой-ка, — говорит Даллас, когда ее телефон начинает вибрировать. Джеймс прищуривается и смотрит в зеркало заднего вида, пока она отвечает на звонок.

— Серьезно? — говорит она. — Черт побери, Кас. Ну ладно, — ворчит она, вешает трубку и кладет телефон в держатель для стаканов. Мы проносимся мимо эстакады, но поворачиваем направо.

— Кас говорит, нужно разделиться, — говорит нам Даллас. — В Денвер вам нельзя ехать, а продолжать ехать прямо сейчас слишком рискованно. Про вас сейчас идет специальный выпуск новостей. Пресса зацепилась за вашу историю сбежавших любовников, а сканер так и дымится от сообщений о том, что вас заметили. Все буквально с катушек слетели.

— Так куда мы едем? — спрашивает Джеймс. Настроение у него все еще мрачное от того, что он прочитал об отце. — Разве у тебя здесь нет друзей?

От этой шпильки Даллас морщится, но она улыбается, отбрасывает волосы за плечи.

— О да, у меня есть друзья, Джеймс. Но не то чтобы они были очень рады, увидев, что за мной уволоклись детишки-мятежники. Как жаль, что твое красивое личико так хорошо запоминается, — она говорит это так, как будто ненавидит его за это.

— Да, как жаль, — с саракзмом отвечаю я. Джеймс усмехается, посмотрев на меня искоса. Его рассерженное лицо светлеет, и потом он шутливо толкает меня в плечо.

— Эй! — я толкаю его в ответ, и он отвечает тем же, пока я не начинаю улыбаться. Мне нравится, как это у нас получается — пройти сквозь печаль и каждый раз находить друг друга.

— Мы едем в Колорадо Спрингс, — смешивается Даллас, — там есть маленький дом, Кас туда раньше часто наезжал. Он нам сказал ехать туда, а он пока высадит остальных. Зато он останется с нами. Нас четверо, — она бормочет, — ну разве не мило?

— Отлично, — отвечаю я. Провести еще больше времени с Даллас — это именно то, что мне нужно. Я прислоняюсь к Джеймсу; он заплетает пряди моих волос между пальцев, а я смотрю на улицу за окном. На голубое небо и на белоснежные вершины гор.

И когда этот момент, когда все было хорошо, проходит, меня снова настигают воспоминания о Лейси — о том, что я могла спасти ее. Я хочу покрутить кольцо на пальце, и меня тревожит, что я нащупываю только палец. Я вытягиваю руку и так и ахаю. Поворачиваюсь к Джеймсу, а на глаза наворачиваются слезы.

— Я его забыла, — говорю я. Сначала на его лице — беспокойство и непонимание, но потом он смотрит на мою руку и понимает, что я говорю о кольце. Плечи у него опускаются, на его лице обида.

Несколько недель назад я нашла кольцо у себя в спальне. Я спрятала его там до того момента, когда выйду из Программы, и оно в конце концов привело меня к Джеймсу. Как раз на прошлой неделе он купил мне второе кольцо — новое обещание. Но я была невнимательна и потеряла кольцо. Здесь прослеживается схема: я теряю то, что мне небезразлично. Людей, которые мне небезразличны. Я сворачиваюсь в клубок, прижавшись к Джеймсу, уткнувшись в его рубашку, а он бормочет, что купит мне еще одно кольцо. Это всего лишь вещь, ее можно заменить. Но пока он говорит, я рассеянно потираю то место на пальце, где раньше было кольцо и думаю о заменах. Интересно — быть может, я всего лишь замена для той девушки, которой я была раньше.

* * *

Тот дом — это непримечательное двухэтажное строение с шелушащейся желтой краской и поломанным деревянным забором. Пока мы заводим машину в гараж за домом, я быстро оглядываюсь по сторонам. Даллас ведет нас к перекошенному крыльцу позади дома и достает ключ из-под кофейной банки возле двери, доверху забитой сигаретными окурками. Мы с Джеймсом смотрим на двор, и он показывает на полуразвалившуюся конуру в углу.

— А мы можем купить щеночка? — спрашивает он и ухмыляется. Я хочу согласиться и правда купить собаку. Мы назовем его глупым именем и будем повсюду таскать с собой. Но в нашем положении нет покоя. Быть может, мы никогда не найдем покой. Быть может, мы никогда не найдем Лейси. Когда я не отвечаю, улыбка Джеймса блекнет, и он обнимает меня одной рукой. Мы ждем, пока Даллас откроет дверь.

Когда я впервые встретила Лейси, я была в школьном кафетерии. На ней была та же самая одежда, что и на других возвращенцах, но в ней она выглядела не так безлико. Она сказала, что я не должна есть еду, потому что они клали в нее успокоительные. Она сказала мне это, даже хотя у нее могли быть из-за этого неприятности. Она сидела со мной — выпотрошенная, запутавшаяся девушка — пока я стала чувствовать себя не такой потерянной. Она сделала так, чтобы я смеялась. Она пыталась защитить меня от Программы. Но я подвела ее. Мне надо было более серьезно отнестись к кровотечению из носа. Не знаю, что бы я могла для нее сделать, но надо было что-то придумать. Если бы Риэлм был там, он бы знал, что делать.