Елисейские Поля - Ирина Владимировна Одоевцева

отпирает входную дверь.

— Люка, — вскрикивает Екатерина Львовна. — Деточка. Где же ты пропадала? Как я волновалась. Всюду уже искали, ко всем знакомым звонили и в лицее…

Вера пожимает плечами:

— Я говорила, что нечего бояться. Ты бы, мама, вместо поцелуев выбранила бы ее хорошенько.

Екатерина Львовна хочет обнять Люку, но Люка слабо отстраняется и проходит в спальню.

— Оставь, мама. Я очень устала. Я хочу спать. Я обедала у Ивонны. Завтра расскажу.

Вера расставляет чашки на столе, звенит блюдечками.

— Комедия. — И презрительно смеется. — Ничего. Пусть поголодает. Полезно.

8

Азраил больше не прилетает. Люка даже не вспоминает о нем. И все по-прежнему — лицей, обед, уроки, чай. Люка по-прежнему играет с Ивонной и смеется. Что поделаешь? Жить надо, и каждый день. Даже если очень тяжело. Даже если очень скучно. Люке кажется, что она несчастна, но, может быть, это и не совсем так.

Самовар давно докипел. Люка зевает, поставив оба локтя на стол. Владимир Иванович влюбленно смотрит на Веру, поблескивая очками. Иголка быстро мелькает в Вериных пальцах.

— Я буду шить, пока не кончу. Хоть до утра, — говорит Вера.

— Уже половина первого. — Екатерина Львовна с улыбкой поворачивается к Владимиру Ивановичу. — Вы пропустите последнее метро.

— И бог с ним, — беспечно отвечает он.

— Да, но такси здесь ночью не найти. Ведь вам далеко.

— Я и пешком дойду. За счастье побыть лишних пять минут с Верой Алексеевной я готов…

Владимир Иванович краснеет. Этого не следовало говорить. Да, этого говорить не следовало.

Но Екатерина Львовна все так же улыбается:

— Что же? Ноги молодые… Но тебе, Люка, пора спать. Идем.

Екатерина Львовна уводит Люку. Дверь в спальню закрывается. Вера и Владимир Иванович одни.

Вера еще ниже нагибается над канвой. Владимир Иванович молчит. Круглые часы на стене громко тикают.

— Вера Алексеевна…

Вера поднимает голову, глаза ее смотрят на него чуть-чуть испуганно, и во всем лице ожидание.

— Что?.. — тихо спрашивает она.

— Вы не устали?

— Нет… — По щекам ее скользит легкая тень от опустившихся ресниц.

Она вдевает в иголку красную нитку, откусывает кончик.

— Это… Это вас не утомляет?

— Ну конечно. — Она нетерпеливо поднимает брови. — Конечно утомляет. Но что же делать?..

— Вера Алексеевна… Я… Простите. Все это очень просто… Если вы… Если бы вы стали моей женой…

Вера кладет канву на стол и смотрит на него пристально и внимательно. И во взгляде ее уже не страх, а торжество.

— Да, — говорит она спокойно, — я знала, что вы меня любите, но…

Он наклоняется через стол и быстро берет ее за руку:

— Нет, нет, ради бога. Не отказывайте мне так сразу… Подождите…

Вера нежно улыбается ему:

— Глупый вы человек. Я и не хотела вам отказывать. Я хотела только сказать…

— Ничего, ничего не надо говорить… Вы решите и тогда позвоните мне. Я буду ждать. Я не буду выходить. А пока прощайте. Раз вы знаете, что я вас люблю…

Он целует Верину руку и быстро идет в прихожую. Вера видит, как он надевает пальто, берет шляпу.

— Спокойной ночи, Владимир Иванович.

Он молча кланяется. Вера стоит одна в пустой столовой.

Из спальни выскакивает Люка в одной туфле и бросается на шею Вере.

— Поздравляю! Поздравляю! Поздравляю! — кричит она, поджимая босую ногу.

Вера отбивается:

— Рано. Рано. Не с чем. Оставь. Я вряд ли выйду за него.

— И дурой будешь, — решает Люка. — Он богатый.

— Ты ничего не понимаешь. Он похож на барана.

— Велика беда. Пушкин тоже был похож на овцу.

— Не трещи, Люка, — останавливает Екатерина Львовна. — Конечно, это прекрасная партия, и будет очень жаль, если ты…

— Ах, мама, — устало вздыхает Вера. — Я не знаю… Я потом решу. Завтра. Как мне грустно… Ах, как мне грустно…

9

Вера протягивает Люке пять франков:

— Вот возьми. Иди в кинематограф.

— В кинематограф? — изумляется Люка.

Неужели Вера хочет доставить ей удовольствие? Нет. Тут что-то не так.

Люка прячет деньги в карман.

— Спасибо, какая ты добрая. Завтра как раз дают очень хорошую фильму.

— Нет, не завтра. Иди сегодня.

— У меня много уроков. Я не успею приготовить.

— Глупости. Если не успеешь, напишу тебе записку. Ну, беги.

— А все-таки я бы лучше завтра…

Но Вера сердится:

— Уходи. Слышишь, уходи сейчас же. Противная девчонка. Вечные капризы.

— Верочка, чего же ты злишься? — Люка уже надевает пальто. — Дай только еще франк на метро обратно.

Вера бросает два франка на стол.

— Скоро ли ты? Опоздаешь.

Люка бежит вниз по лестнице. Хорошо бы подежурить у дома, проследить, кого Вера ждет. Но тогда и в самом деле опоздаешь…

Вера взволнованно ходит по столовой.

— Он сейчас придет, мама. Я знаю, это ни к чему. И все-таки. В последний раз. Я хочу, чтобы дома, у нас. Но ты, пожалуйста, не выходи.

— Хорошо, Верочка. Только напрасно ты себя мучаешь. Ведь ничего не выйдет.

— Ну да, да, да. Я знаю. Но все-таки. Вдруг я ошибаюсь и он действительно любит меня.

В прихожей звонок. Вера торопливо приглаживает и без того гладкие волосы:

— Мама, уходи. Это он, — и бежит открывать.

Екатерина Львовна закрывает дверь в столовую, на носках подходит к креслу, садится, берет книгу. Но буквы сливаются и прыгают.

— Он сделал мне предложение…

— И ты, конечно, отказала?..

— Нет. Я не отказала. Я хотела спросить тебя.

Екатерина Львовна переворачивает страницу, несколько раз читает одну и ту же фразу. Не слышать бы, но так близко за стеной.

Она прижимает руку к груди. Бедная Вера, как мучается. А она, ее мать, не может, не умеет помочь.

Голоса переходят в шепот, нельзя разобрать слов. Это еще тяжелее. Екатерина Львовна подходит к самой двери, прикладывает ухо к замку. «До чего дошла. Подслушиваю».

Все тихо, и вдруг… Что это? Будто всхлипывание. Екатерина Львовна уже берется за ручку. Надо утешить, успокоить Веру. Нет, нельзя. Она ничего не может сделать для дочери. Только подслушивать, только плакать. Как будто от ее слез Вере легче.

За дверью продолжают шептаться:

— Что? Что? Твоей любовницей?..

Ответа нельзя разобрать.

— Вы… Уходите, сейчас же уходите. И чтобы я вас никогда больше не видела.

— Но Вера…

— Уходите, уходите, — уже кричит Вера. — Да уходите же. Мама, мама, выгони его. Выгони…

Дверь в прихожей хлопает.

Екатерина Львовна входит в столовую. По щекам ее бегут слезы, она протягивает к дочери дрожащие руки:

— Верочка…

Но Вера холодно смотрит на мать, и лицо совсем спокойно, только немного бледнее, чем всегда.

— Мама, я выхожу замуж за Владимира Ивановича. Я пойду вниз, позвоню ему.