Замок горного короля - Джудит Тарр

— Ну и что, мой господин? Будем королями вместе?

Гордая голова медленно наклонилась. Бешеный принюхался к золотой руке, дохнул на нее.

Мирейн подошел еще ближе и неожиданно оказался верхом на жеребце. Бешеный замер, потом заржал и встал на дыбы. Принц засмеялся. Он все еще смеялся, когда сенель пустился вскачь, перепрыгнул через высокую изгородь и понесся по конюшенному двору. Люди и животные разбегались перед ними в стороны.

— Бешеный! — взревел чей-то бас. — Бешеный вырвался на свободу!

— Который из них? — пробормотал Вадин мрачно, однако с невольным восхищением.

Они встретили короля, когда тот выходил из зала, сопровождаемый встревоженной челядью. Бешеный, пританцовывая, остановился, и Мирейн поклонился деду.

— Я нашел друга, мой господин, — сказал он. Вадин стоял настолько близко, насколько вообще можно было приблизиться: как раз вне пределов досягаемости копыт жеребца. Он скорее согласился бы оказаться еще ближе, чем встретить холодный обвиняющий взгляд короля. Но взгляд этот устремился на Мирейна и на сенеля, который, хотя и не был чему-то обучен, нес седока с легкостью и грацией, ни на йоту не потеряв при этом ни своей гордости, ни неукротимого нрава.

Холодный взгляд короля потеплел. Тонкие губы едва заметно дрогнули.

— Это настоящий друг, внук мой, и знатный господин сенелей. Однако боюсь, что тебе самому придется за ним ухаживать. Никто не соглашается к нему приблизиться.

— Это больше не опасно, — сказал Мирейн, — если только кто-нибудь не попытается на нем ездить. Потому что, в конце концов, он король.

— В конце концов, — согласился король с оттенком иронии, — так и есть.

— Сейчас мы собираемся в Дол. Вы не поедете с нами, ваше величество?

Улыбка короля вырвалась на свободу, поразительная, как солнце в полночь, и даже еще чудеснее.

— Конечно, поеду. Хиан, оседлай мне скакуна. Я выезжаю с принцем.

Моранден наблюдал за ними из замковой башни: за юношей на черном жеребце без узды и седла, за старым королем на рыжем боевом сенеле и за сворой лордов, слуг и прочих приспешников. Он так ухватился за край окна, что костяшки его пальцев побелели.

— Жрицын ублюдок, — проскрежетал Моранден сквозь зубы.

— Весьма нелюбезно.

Он резко обернулся к Имин.

— Нелюбезно? Нелюбезно? У тебя есть все, о чем ты можешь мечтать: твои пророчества исполнены, есть новые песни, чтобы петь их, и хорошенький парнишка, чтобы радовать глаз. Но у меня, у меня из рук выхватили королевство.

— Ты никогда не владел им, — спокойно заметила Имин, усевшись на его кровать и положив ногу на ногу.

— Владел, пока этот мальчишка не околдовал моего отца.

— Твой отец никогда не называл тебя своим наследником.

— А кто еще мог бы им стать?

Имин развела руками.

— Кто знает? Но пришел Мирейн. Он сын бога, Моранден. В этом я уверена.

— Значит, ты пришла позлорадствовать.

— Нет. Воззвать к твоему разуму. Этот юноша укротил Бешеного. Представь, что он может сделать с тобой.

— Никакой нищенский выродок не поймает меня в силки своих заклинаний.

— Моранден, — произнесла Имин с внезапной страстной горячностью, — он тот самый. Предсказанный король. Прими его. Сдайся.

Моранден навис над ней, грубо схватил ее и затряс.

— Я никому не сдамся. Ни тебе, ни даже этому незаконнорожденному мальчишке.

— Он сын твоей сестры.

— Моя сестра! — Моранден сплюнул. — Санелин, Санелин, вечно Санелин. Посмотри, Моранден, посмотри на свою сестру, как она горда, как царственна, какая она святая, совсем святая. Ну же, парень, будь сильным; ты ведь не хочешь, чтобы твоей сестре было стыдно за тебя, когда она вернется? Ах, Санелин, дорогая госпожа, куда же она ушла? Так долго, так далеко, и никогда ни одной весточки. — Он снова сплюнул, словно стараясь избавиться от погани. — Кто и когда замечал меня? Я всего лишь Моранден, последыш, зачатый от пленницы. Санелин была любимицей. Она была наследницей. Она, женщина, полукровка и к тому же жрица, получала Янон. А мне — ничего. Ни трона, ни королевства. Абсолютно ничего.

— За исключением почестей, титула лорда да и всего богатства, какое только ты мог пожелать.

— Ничего, — повторил он с тихой злобой.

Имин промолчала. Моранден разразился отвратительным сдавленным смехом.

— Потом она умерла. Услышав эту новость, я тайком ушел и сплясал самый неистовый танец радости. Я мечтал о своем королевстве. А теперь приходит он, этот хлипкий ребенок, и требует все, чем владела она. Все. С такой бесконечной, абсолютной, неизменной уверенностью, что имеет на это право… — Моранден оборвал себя и вскинул голову. — И я должен склониться перед этим выскочкой? Я должен терпеть то, что терпел все эти годы с тех пор как перестал быть мальчишкой? Во имя всех богов и земных сил, не стану я этого делать!

— Ты глупец. — В тихом голосе Имин прозвучал оттенок презрения. — А твоя мать, слова которой ты столь прилежно повторяешь, просто безумна. В Хан-Яноне даже женщины отрываются от материнской юбки, когда их грудь начинает расцветать. Несомненно, на Окраинах все иначе. — Она высвободилась и поднялась. — Я иду служить моему принцу. Если ты нападешь на него, не жди от меня милости. Он мой повелитель, каким ты никогда не был и не будешь.

5

В Хан-Гилене и в южных землях правил лишь один верховный бог — Лорд Света. Но на севере, где старые обычаи держались крепко, существовал культ не одного, а двух богов: Света и его сестры Тьмы, возникших одновременно и равноправных, Аварьяна и Уверьен, Солнца и Тени, вечно связанных друг с другом и вечно сражающихся. У каждого имелись свои жрецы и свои жертвоприношения. Для Аварьяна это был святой огонь и хвалебные песнопения, а для его сестры — тьма, молчание и кровь избранных жертв.

Поклонение Аварьяну сосредоточивалось в храмах вокруг его жрецов с кручеными ожерельями. Уверьен не переносила ни стен, ни образов. Ее царство было царством воздуха и темноты, ее жрецы избирали и приносили жертвы тайно, в масках и капюшонах, всегда безымянные. В ее священных рощах и в потаенных местах земли они отправляли ее таинства, никогда не допуская присутствия посторонних.

Вадин скорчился за камнем, стараясь заставить молчать даже собственное сердце. Он проделал длинный и мучительный путь от замка к месту поклонения богине в роще на отроге горы, которой никогда не касался топор. Длинный путь, последнюю и самую трудную часть которого пришлось пройти пешком, крадущейся походкой опытного охотника, причем перед ним шел тот, кто был еще лучшим охотником, чем он. Но принц Моранден не ожидал, что его будут преследовать. Он спокойно выехал с соколом на запястье, словно желая поохотиться. Никто, кроме Вадина, не заметил его отъезда и не посмел следовать за ним.