Мой враг, моя любимая - Вергилия Коулл

Мужчина стоял, склонив голову к плечу и закрыв глаза. Отдыхал, пока появилась возможность. Я заметила, как покраснели запястья, раздраженные постоянным соприкосновением с железом. Наверняка неприятное ощущение.

Как только я остановилась в нескольких шагах от пленника, он выпрямился и посмотрел на меня. Пожалуй, женщины сходили с ума от желания заправить прядку непослушных волос ему за ухо — слишком уж соблазнительным это казалось.

— Ты — Кира, — произнес мужчина утвердительно.

Чуть помедлив, я кивнула. Должно быть, где-то подслушал мое имя, потому что я совершенно точно не говорила ему сама.

— Ты не из гетто, — настал мой черед говорить знающим тоном. Пусть не думает, что он один тут сможет долго сохранять свое инкогнито.

— Нет, — мужчина едва заметно качнул головой. Волосы еще больше упали на глаза. У меня прямо руки зачесались их поправить. Я сжала кулаки и спрятала их за спину.

— Таким, как ты, запрещено жить вне гетто.

Слабая и полная презрения улыбка тронула его губы. Так и захотелось стереть ее с самодовольного лица.

— Если ты каким-то образом обитаешь без желтого билета, тебе могут дать самую строгую меру наказания, — напомнила я.

Так называемый желтый билет, а на самом деле — справку о принадлежности к гетто, давали всем лекхе, которые не нарушали закон и жили мирно в своих колониях. Из бесед отца с братьями я слышала, что если полиция ловила в городе лекхе без желтого билета в кармане, это каралось очень и очень сурово.

Пленник все увереннее расправлял плечи, словно был хозяином ситуации.

— У меня есть паспорт, — заявил он.

— Но это невозможно! Паспорт дают только людям! Обычным людям! Не таким… как ты.

Кажется, мне удалось задеть его за больное. Лицо пленника помрачнело. Но неужели он рассчитывал, что я стану относиться к нему, как к равному? Закон четко определял, чье место — в низших слоях населения. Наглому взломщику не стоило об этом забывать.

— Может, ты мне еще и имя свое по паспорту скажешь? — поддела я.

— Ивар.

Имя звучало не совсем обычно для наших мест. Да и в речи пленника слышался легкий акцент. Почти не ощутимый, но все же. Я припомнила, что много лет назад где-то в окрестностях, кажется, обитала целая община лекхе, переселившихся из Прибалтики. Неужели он оттуда? Надо бы не забыть проверить эту версию.

— А что это ты так охотно про себя рассказываешь? — спохватилась я. — Знаешь же, что все это узнает мой отец.

Ивар некоторое время изучал меня, а затем бросил равнодушно:

— Не узнает.

— Это еще почему? — фыркнула я и смерила его взглядом, стараясь не сильно задерживаться на бедрах.

— Потому что ты, Кира, меня отпустишь.

Сначала я восприняла эти слова, как шутку, но он не улыбался. Насколько удалось заметить за короткие мгновения нашего знакомства, этот пленник вообще редко растягивал губы в искренней улыбке. За исключением пары презрительных ухмылок, которые выдавил из себя с очень высокомерным видом. Он умудрялся держаться так, даже будучи закованным в железные кандалы, причиняющие ему как минимум боль.

— Ты ничего не перепутал? — поинтересовалась я. — Это здесь решаешь не ты. И даже не я. А главный охотник. То есть, мой отец. Если такой умный, то должен знать, что грозит нарушителям границ заповедника. Это закрытая территория.

В глазах Ивара пронеслось что-то, чему я не смогла найти определения.

— Это ты все перепутала, Кира, — приглушенным голосом произнес он, и что-то внутри меня дрогнуло. — Ты оказалась не на той стороне. Сама-то когда была за пределами своей закрытой территории? В городе никто не знает, что ты существуешь.

Я едва не попалась на удочку, когда стала припоминать свой последний выезд с папой. Месяца четыре назад, кажется… когда мне захотелось самой выбрать подарок на день рождения Коли… но пленника это не касалось. Обычно мы с папой посещали нужные магазины и быстро уезжали обратно. Он тщательно избегал встреч с какими-либо знакомыми, а я не возражала.

— Главное, что обо мне знают те, кто мне дорог, — ответила я ровным голосом.

— Да ты, наверно, всю жизнь под замком просидела. Не ходила в школу? Даже читать не умеешь? — прищурился он.

— Умею! — я не выдержала и невольно сжала кулаки. — Папа меня сам учил. Мы с ним всю школьную программу прошли. И, к твоему сведению, я отлично умею стрелять и метать ножи. По-моему, это должно беспокоить тебя сильнее, чем знаю ли я буквы. Тебе вроде бы вообще три класса школы в гетто положены?!

Я не понимала, к чему пленник завел этот разговор. Закон разрешал лекхе только начальное образование. Это был еще один способ сдерживать и контролировать их. Никто бы не стал тратить государственный бюджет, чтобы обучать социально опасных существ. Враг покорен, пока чувствует себя слабее, а знание — это тоже порой оружие.

— Темная невежественная девочка, — если бы не легкая гримаса страдания, проскользнувшая по лицу, когда Ивар пошевелил плечами, я бы подумала, что он получает удовольствие от нашей пикировки. — Я закончил университет.

— Университет хвастовства? — не осталась в долгу я. — Стою здесь уже пять минут, а у тебя прямо рот не закрывается себя нахваливать. Ни за что не поверю, что дикое существо смогло получить высшее образование.

Похоже, мой укол достиг цели, потому что Ивар только устало прикрыл глаза.

— Напомни показать тебе диплом, — недовольным голосом проворчал он.

— Угу, — поддакнула я, — вместе с паспортом. А лучше моему отцу их покажи. Вместе с пояснением, зачем ты взломал окно в моей спальне и искал жилу. Он же имеет полное право тебя пристрелить теперь! И друзей твоих тоже.

Вот теперь из этого сухаря удалось выбить хоть какие-то эмоции, кроме ледяного презрения. Глаза Ивара распахнулись, он весь напрягся, неудержимо притягивая мой взгляд к своему совершенному телу. Грудная клетка расширилась, отчетливо проступили ребра, хотя худым этого верзилу точно нельзя было назвать. Живот подтянулся. Кулаки сжались в бессильной попытке порвать цепи.

Беспокойство. Этот мужчина умеет беспокоиться о чем-то?!

— Что с ними? — отрывисто бросил он.

Я подумала, что спекулировать информацией о друзьях будет жестоко даже по отношению к дикому лекхе.

— Они в клетке. Один ранен, — увидев, как вытянулось его лицо, я поспешила успокоить: — Не знаю, кто, но если бы его ранили смертельно, то просто отвезли бы труп в могильник. Если он сидит в клетке, значит, будет жить.

Ивар слегка расслабился, с шипением посмотрел наверх, покрутил запястьями в кандалах, пристраивая руки поудобнее.