Корона Меднобородого - Алексей Вячеславович Зубков

— Я бы не советовал. Сулейман ждал, что за перстнем придут непростые люди и был готов, что они сделают непростой подарок. Сулейман сказал, что они должны отвезти перстень к Папе Римскому, значит, они должны его отвезти.

— Никто не может безнаказанно привести в мой дом ведьму!

— Пшшш! — кот шипнул и поднял лапку, — Такова воля халифа, а те люди просто посыльные, не имеющие своей воли.

— Ты еще и богословствуешь?

— Я сейчас тебя поцарапаю! — кот присел на задние лапы и поднял передние с выпущенными когтями, — Перстень должен доехать до Рима, а с ведьмой делай что хочешь!

— Кто ты и откуда? — Хюррем повернулась ко мне, — Только не ври.

— За ушком меня почеши своими ногтями, — сказал кот, ложась обратно, — Или обижусь.

До чего наглое животное. Ведет себя тут как будто он первый после султана. Или султан первый после него.

Хюррем протянула руку и начала чесать кота. Кот замурлыкал.

— Я Оксана Воронич из житомирских Вороничей, — по мужу я не представилась, потому что он худородный левобережник.

— Воронич, значит, — нахмурилась Хюррем, — Лисовских знаешь?

— А то я Лисовских не знаю, — ответила я, — Пусть не ближние соседи. Погоди-ка…

Я начала вспоминать Лисовских и поняла, что среди них видела тетку, очень похожую на Хюррем.

— Не ты ли будешь Настасья Лисовская, которую они до сих пор за здравие поминают как православную? — тут я подумала, что мне повезло землячку встретить и сейчас заживу.

— Я, — удивилась Хюррем, — Как ты догадалась?

— Ты же со своей сестрой на одно лицо, которая замужем за Семеном Брацлавским, что в Киеве служил у воеводы Анджея Немировича. К Брацлавским мы с отцом в Киеве каждый раз заходили, когда на большие ярмарки ездили.

Такие дела. Никакая султанова жена не восточная красавица, а малороссийская поповна. Настасья, дочь православного батюшки Гаврилы Лисовского из Рогатина.

— Машка замужем за Брацлавским? Какие там еще новости? Как братья, женились? Живы-здоровы?

В общем, мы разговорились, что даже не заметили, как кот сначала задремал, а потом тихо ушел по своим делам. Евнуха отправили за вином сначала к Селиму, потом в Галату. Эта Хюррем сама квасит только в путь. Даром что я ведьма, но она бухает, как не в себя. Я было подумала, что она в грусть-кручину ударилась, но от грусти она бы давно под столик свалилась, а так до утра просидели.

Не буду про Лисовских пересказывать, вы их все равно не знаете и в Киеве не бывали. Хороший, кстати, город. Жаль, что большие деньги его стороной обходят.

Самое главное, что Хюррем слово за слово вывела меня, что я не прочь домой вернуться. Раз по ней свечки ставят, то и по мне должны. Мама плачет, наверное. Отец скорее по крымскому хану поплачет, чем по мне. Как заподозрил, что я ведьма, так хоть за черта бы выдал. И так спихнул тому, кого не жалко, аж на левый берег. Муж меня уже списал, мало ли второй раз женится. А тут я появлюсь живая, и пойдет он в острог за двоеженство. Потому что нечего тут.

Что, кстати, не спрашиваете, красивая ли Хюррем? Нет, она не красивая. Я красивая. А она так. Она бабка старая. Ей за сорок. У нее трое сыновей на выданье и четвертый подрастает, дочка замужем за визирем, а рожено было еще больше, да не все дети дожили.

Хюррем мне и говорит:

— Давай Оксана, тебе побег устроим. Скажем Сулемайну, что ты скверная девчонка и евнухов соблазняешь. Скажем, что зашили тебя в мешок и бросили в море.

— И бросите?

— Бросим, не обманывать же султана. Потом выловим, дадим денег, дадим подорожную и домой отправим. До Измаила на Дунае с верными людьми на корабле, дальше купеческими путями до Житомира. Расскажешь матушке с батюшкой как там мое житье-бытье. Султан, он хоть и нехристь, а человек уважаемый. И в законном браке живу, не в блуде.

— А давай, — я и так баба не промах, а по пьяни и вовсе отчаянная.

— Хоть сейчас?

— Да хоть и сейчас.

Думаете, Хюррем меня просто приревновала за мою красоту? Она двадцать лет за Сулейманом замужем. У него за двадцать лет баб было видимо-невидимо. И все красивые, будьте уверены. В конце концов, Мариам тоже ничего, хотя ей до меня далеко.

— Ведьме в гареме не место, — сказал кот с тремя полосками, который незаметно вернулся и слушал нашу беседу.

— Да, мягонький, я тоже так думаю, — погладила его Хюррем, — Отправим ее домой?

— Можешь и дальше отправить, — муркнул кот, — Нам с Сулейманом она не нравится.

— Султан на меня даже не посмотрел! — возмутилась я.

— Потому что ты ему не нравишься, — ответил кот.

— У вас что, кот во дворце решает, с кем султану спать? — спросила я.

— Кот не решает, а советует, — ответила Хюррем.

— И султан его слушает?

— Как его не слушать? Он моего Сулеймана от ифрита спасал, от безумного дервиша, от змеи-оборотня. У Сулеймана жизнь не сахар. Он в бане решетку за собой запирает, чтобы помыться спокойно. На моей памяти купленный евнух султана задушить пытался, наложница чуть не зарезала и ассасины как-то приходили знающие про кота, без колдовства. Там вообще резня была, кровища по стенам. Сулейману брюхо вскрыли, кот от него месяц не отходил, песни пел, чтобы заживало быстрее.

— Он еще и песни поет? Как кот Баюн из сказок?

— Что такого? Даже простая кошка может на больном месте полежать, чтобы легче стало, но у непростых это лучше получается.

— И что теперь, продадите меня?

— Только что же говорили. Не продадим, а спишем и домой отправим. По правилам из гарема один выход — вперед ногами. Сходи там, вещи собери, если есть что ценное. Я сейчас родным весточку напишу и начальству письма. Нет, писать долго. Отправлю с тобой арапа Махмуда, пусть до Рогатина довезет, про меня на словах расскажет и обратно заберет письма.

Представляете, я, как дура, сама залезла в этот мешок. У них там готовые мешки для казни. Нет, вы поняли? У них в кладовке лежит пачка сложенных мешков, чтобы в