Зима в стране "Ласкового мая" - Андрей Разин

Короче, что слава? Всего лишь яркая заплата на ветхом рубище певца.

Недавно в одном южном хлебном городе за меня всерьез взялся тамошний рэкет. Вообще-то я об этом не забочусь, поскольку тройка "качков", способная за пять минут совершить все подвиги Геракла, на всякий случай оформлена в качестве рабочих при студии "Ласковый май". Но на этот раз я решил лететь туда налегке, без них, потому что администратор концертов, побывав у меня в Москве, произвел самое хорошее впечатление. Изящный юноша, с глубокими восточными глазами, прикладывающий руки к груди и цитирующий Омара Хайяма.

— Вам, Андрей, у нас очень понравится, вы полюбите нашу прекрасную землю. Вы когда-нибудь видели, как умирает над барханами солнце?

Ну, как я мог после этого появиться в кругу будущих друзей с амбалами из охраны, контрастирующими на фоне моих худощавых артистов! С легким сердцем я пошел оформлять билет. Город встретил нас терпким запахом цветов, миндаля и сладчайшим ароматом натуральных шашлыков. Все цвело и радовалось жизни. Был счастлив и я. Есть еще в нашей зеленой стране оазисы добра и сердечности, где хочется воскликнуть: "Человек человеку друг!". Правда, встретивший меня Рустам поразил странной метаморфозой. Он уже не улыбался, а прикрыл за собой дверь номера и зашептал:

— Слышь, Андрей, я внизу видел "синих".

— Каких синих? — изумился я, обалдев от пестроты восточных весенних красок. — Крашеные, что ли?

— Да ты че? — еще сильнее понизил голос Рустам. (Он походил на мальчика Мука, прямо-таки съеживаясь на глазах в размерах.)

— Причем тут крашеные? Это воры в законе. Они пришли вышибать из тебя деньги. Отдай им, пожалуйста, бабки, а то будет нехорошо.

Я вспомнил, как в "Олимпийском" ко мне подошел большой знаток жизни и ведущий телепрограммы "50x50" Минаев и, узнав, куда я лечу, многозначительно хмыкнул: "Смотри, Андрюша, Восток — дело кучерявое".

Предсказания Минаева начинали сбываться.

— А почему, собственно говоря, я должен платить этим самым "синим"?!

— Ты что, Андрюша, совсем бестолковый? У них знаешь, какие расходы… Во-первых, "травка" сейчас дорогая; во-вторых, они тоже своим паханам платят. А карты? Опять двадцать пять. Я, оказывается, должен взять на содержание каких-то таинственных "синих" злодеев и расплачиваться за их гедонизм и карточные проигрыши.

— А если я позвоню в милицию? Ведь есть же здесь Советская власть!

— Когда меня обижают, я никогда не обращаюсь в милицию, — грустно и меланхолично заметил Рустам.

— А куда ты обращаешься?

Мне, конечно, было совершенно безразлично, куда направляет свои стопы Рустам, но затейливый этикет восточного разговора требовал учтивости. Тем более что ситуация оказалась тупиковой. Я глядел в окно, где безмятежно курлыкали горлинки в синем небе, не слышался гул самолета, который мог бы прекратить весь этот абсурд и унести нас из хлебного города домой. Что делать? Мне не хотелось, чтобы повторилась история, произошедшая в одном из восточносибирских городов, где у меня прямо из гостиницы умыкнули маленького артиста и заломили такую сумму, что я впал в отчаяние, но тогда помогли комитетчики, к которым я обратился за помощью. Надо признать, что у них хорошо поставлено дело. Уже через час счастливая "звезда" и надежда "Ласкового мая" как ни в чем не бывало топталась перед заиндивевшей дверью отеля, а средних лет дядька, в котором ни за что не угадывался чекист, строго выговаривал мне за ротозейство. Там киднэпинг не прошел, но Восток, как известно, край чудес. С сибиряками, несмотря на их некоторую неразворотливость, все-таки можно договориться, а здесь?

Рустам меж тем что-то горячо говорил, но слова его долетали в виде бессвязных отрывков. Я стряхнул оцепенение и изобразил величайшее внимание.

— Короче, Андрюша, они кого-нибудь из твоих пацанов изувечат. Отдай им бабки, останешься очень доволен. Они билеты на обратный путь купят за свой счет. Хороший вечер сделают.

Я посмотрел в теплые глаза Рустама и понял, что он самый что ни на есть обыкновенный наводчик, обретающийся под видом культурника-кооператора. Эх, какой же я наивняк. Развесил уши под Хайяма, расчувствовался. Теперь вот думай, как унести ноги самому, спасти ребят и репутацию. Ведь эти ребятишки со страстными глазами контролируют не только продажу дынь, но и способны организовать в местной печати большой шухер по поводу очередной выходки "Ласкового мая", не уважающего местное население. Меня взорвало.

— Фиг им! Ничего не дам.

— Ты че, крыша поехала?

— У меня для твоих "синих" есть клевый сюрприз. Волына такая, может, слышал? Автомат "Узи". Знакомые евреи подогнали из Тель-Авива. Бьет, как ишак копытом. Наповал. За секунду тридцать человек завалю.

— Ты че, — непритворно побледнел Рустам, — из самого Тель-Авива? Наповал…

— А ты Разина не знаешь?

Меня понесло.

— Я в прошлом году в Сочах так пятерых отоварил, что приехал министр и вручил значок. Сам понимаешь, за что. Они всей Петровкой не могли их повязать. А твоих лохов я замочу на законных основаниях. Мне за тот случай присвоили звание и дали удостоверение сотрудника шестого управления второго отдела. На цырлах будут ходить.

Спасибо услужливой памяти. Из далекого детдомовского детства она принесла выражения блатной фени, и это придавало моему бреду пугающий характер. Рустам в ужасе пятился к выходу. Он был потрясен. Как говорил некогда товарищ Мао, "враг отступает, мы наступаем". Я обрушил на него такую лавину информации о своих победах в битвах с рэкетом, что он был близок к паническому бегству.

Опять хлестаковщина, устало скажет принципиальный читатель.

Увы.

Наша перевернутая жизнь слишком часто ставит меня в такое положение, что честность может показаться жалкой и ненужной Золушкой, а хлестаковщина может стать единственным спасением.

Рустам долго не мог попасть ногами в свои мокасины, а потом гулкая тишина коридора гостиницы "Узбекистан" нарушилась лязганием дверей лифта. Полагаю, что он помчался докладывать своим боссам о невероятной информации.

Не успел я прийти в себя после психологической перегрузки (подобные трюки, скажу вам, даются нелегко), как поступила следующая информация. К одному из наших подошел прямо на этаже гостиницы человек в светлом костюме-тройке. У него был вполне миролюбивый, даже улыбчивый вид.

— Я старый поклонник "Ласкового мая".

— Очень приятно, — ответил мой артист.

— Александр Максимович, — представился незнакомец.

— Вы насчет пригласительного? — устало спросил Сергей Линюк и с недоверием глянул на Александра Максимовича. Ему было далеко за сорок. Впрочем, поклонники у нас случаются и такие.