Сказки здравомыслящего насмешника - Шарль Нодье

Потом он открыл ларчик точно так же, как прежде открыл коляску, и, сделав мотыгой ямку в земле, высыпал туда его содержимое.

— Будь что будет, — сказал он, — но мне надобна крыша над головой, пусть даже это окажется цветущий куст гороха; мне надобно чем-нибудь подкрепиться, пусть даже это окажется гороховое пюре с сахаром; мне надобна постель, пусть даже это окажется перышко колибри. К родителям же мне сегодня уже не вернуться, слишком я голоден и слишком устал с дороги.

Не успел Бобовый Дар произнести эти слова, как из песка показался роскошный шатер в виде куста гороха, который стал подниматься, расти, расцветать, шириться; купол его уже опирался на десять золотых подпорок, стены из зеленой листвы были усыпаны цветами гороха, а каждая из бесконечных аркад увенчивалась великолепным хрустальным светильником с душистою свечкой внутри. В каждой аркаде располагалось венецианское зеркало громадных размеров и безупречного качества, и все они сияли таким блеском, что ослепили бы даже находящегося на расстоянии целого лье семилетнего орла[67].

Под ногами у Бобового Дара один листок горохового куста, случайно упавший с крыши шатра, обернулся чудесным ковром, переливающимся всеми цветами радуги и еще многими другими. Больше того, по краям этого ковра возникли столики из сандалового и райского дерева, едва не прогибавшиеся под тяжестью блюд с пирожными и банок с вареньем, а рядом засахаренные фрукты в мараскине в позолоченных фарфоровых чашах окружали превосходное гороховое пюре с сахаром, украшенное черным, как гагат, коринфским виноградом, зелеными фисташками, горошинками кориандра и ломтиками ананаса.

Как ни ослепительно было все это великолепие, Бобовый Дар сумел разглядеть в углу свою постель, иначе говоря, заказанное им перышко колибри, сверкавшее, как карбункул из короны Великого Могола, но при этом такое крохотное, что его можно было бы спрятать под просяным зернышком. Бобовый Дар счел поначалу, что ложе это уступает в удобстве остальным красотам шатра, однако чем дольше он смотрел на него, тем больше оно становилось, так что скоро перед Бобовым Даром стояла постель высотой в половину его роста, и была эта постель из мягких топазов, гибких сапфиров и эластичных опалов такой воздушной, что бабочка смогла бы пролететь ее насквозь.

— Довольно, — приказал Бобовый Дар, — довольно, перышко колибри! Я прекрасно переночую и так!

Не стоит и говорить, что наш путешественник отдал дань угощенью, а затем поспешил отойти ко сну. Конечно, любовь немного кружила ему голову, но в двенадцать лет никто не лишается сна из-за любви, и Душистая Горошинка, которую Бобовый Дар видел так недолго, очень скоро начала казаться ему очаровательной грезой, вернуть которую способен только сон. Кстати, вот еще одна причина поскорее улечься спать; я знаю это на собственном опыте, а вы? Впрочем, Бобовый Дар не забыл об осторожности и, прежде чем предаться радостям сна и лени, решил удостовериться, что за пределами его шатра все спокойно, ибо блистательная роскошь этого строения могла привлечь воров и придворных, а этого народу хватает везде. Итак, Бобовый Дар вышел из волшебной обители, по обыкновению вооруженный мотыгой, дабы обойти свои владения кругом и убедиться, что ему ничего не грозит.

Однако не успел Бобовый Дар дойти до границы лагеря — узенькой канавки, которую без труда перепрыгнула бы молодая козочка, — как остановился и содрогнулся от ужаса, ведь он был существом мужественным, а настоящие храбрецы не чужды страхов, свойственных простым смертным, и обретают уверенность в себе лишь по здравом размышлении. Зрелище же, открывшееся Бобовому Дару, давало для размышлений достаточную пищу!

Перед ним стояла целая армия: во тьме беззвездной ночи блестели, уставившись на него, две сотни неподвижных горящих глаз, а поверх их бегали безостановочно с левого фланга на правый, а затем с правого фланга на левый два зорких и хитрых глаза, которые, судя по всему, принадлежали деятельному полководцу, совершавшему обход войска. Бобовый Дар не читал ни Лафатера, ни Галля, ни Шпурцгейма[68]; он не состоял во френологическом обществе, но природа наделила его инстинктом, который помогает всем созданиям Божьим различать издали лицо врага; поэтому, лишь только он взглянул на командующего всей этой волчьей сворой, как тотчас узнал того трусливого и угодливого волка, который, прикрываясь разглагольствованиями о философии и добродетели, ловко выманил у него последний мешок бобов.

— Мессир волк, — сказал Бобовый Дар, — не терял времени даром; он успел собрать свою паству и натравить на меня! Но каким чудом сумели эти негодяи-волки меня догнать, ведь они-то не разъезжали в турецкой горошине? Возможно, — продолжал он со вздохом, — дело тут в том, что секреты науки ведомы и злодеям; не поручусь даже, что они не сами же эти секреты и придумывают, дабы с их помощью втягивать безвинных людей в свои отвратительные плутни.

Бобовый Дар был осмотрителен в делах, но скор в решениях; итак, он торопливо достал из кожаного мешочка дорожную корзину, которую давеча устроил там рядом с коляской, вынул из корзины второй ларчик, открыл его точно так же, как и первый, и, сделав мотыгой ямку в земле, высыпал туда его содержимое.

— Будь что будет, — сказал он, — но нынче ночью, чтобы защититься от господ волков, мне потребна крепкая стена, пусть даже она окажется не толще, чем стены лачуги, и частая изгородь, пусть даже она окажется не прочнее той, что тянется вокруг моих бобовых грядок.

И тотчас воздвиглись стены, но не лачуги, а дворца, тотчас выросли изгороди, но не те, что тянутся вокруг грядок, а те, какими окружают замки и дворцы, — высокие решетки из голубой стали, увенчанные золочеными иглами и стрелами; сквозь такие решетки ни волку, ни барсуку, ни лису ходу нет, а попробуй кто-нибудь из этих зверей сунуться, непременно ударит или поранит свой хитрый острый нос. Волчья стратегическая мысль перед новыми укреплениями спасовала. Предприняв несколько неудачных вылазок, волки начали беспорядочное отступление.

Успокоенный на этот счет, Бобовый Дар возвратился назад; но теперь перед ним расстилался мраморный пол, тянулись колоннады, освещенные, словно для брачной церемонии, убегали вверх бесконечные лестницы и уходили вдаль неоглядные галереи. Он с радостью обнаружил посреди обширного и густого сада, ему незнакомого, свой шатер из цветущего гороха и постель из перьев колибри и улегся спать. Полагаю, что спал он по-королевски и даже лучше, чем король. Я, как известно, люблю точность и никогда ничего не преувеличиваю.

Назавтра Бобовый Дар первым делом поспешил осмотреть роскошное жилище, помещавшееся внутри горошины; любая мелочь в этом дворце была достойна изумления, ибо внутреннее его убранство ничем не уступало внешнему облику. Бобовый Дар осмотрел внимательнейшим образом картинную галерею, кабинет древностей, собрание медалей, коллекции насекомых и раковин, библиотеку — восхитительные чудеса, которые были ему в диковинку. Особенно пленил его тонкий вкус, с каким были подобраны книги. Самые превосходные творения литераторов и самые мудрые сочинения ученых радовали здесь глаз человека и готовы были приносить ему удовольствие и пользу в течение долгих-долгих лет: на книжных полках стояли «Приключения хитроумного идальго Дон-Кихота Ламанчского», шедевры «Голубой библиотеки» в знаменитом издании г-жи Удо[69]; волшебные сказки всех сортов с прекрасными эстампами; собрание любопытных и занимательных рассказов о путешествиях, из которых самыми достоверными были путешествия Робинзона и Гулливера; превосходные альманахи, полные забавных анекдотов и сведений о фазах Луны и днях, благоприятных для сева; бесчисленные трактаты о сельском хозяйстве и садоводстве, рыбной ловле удочкой, охоте с сетью и об искусстве приручать соловьев, написанные слогом простым и ясным; одним словом, все сочинения, о которых может мечтать человек, знающий цену чужой мудрости и чужим книгам: между прочим, никаких других ученых, никаких других философов, никаких других поэтов в библиотеке Бобового Дара не имелось, по той неопровержимой причине, что вся премудрость, вся философия, вся поэзия — если они вообще существуют на свете — содержатся исключительно в поименованных выше книгах: порукой в том мое слово.

Осматривая доставшиеся ему сокровища, Бобовый Дар бросил взгляд в одно из зеркал, украшавших гостиные дворца, и был потрясен своим отражением. Если зеркало не лгало, он — о чудо! — вырос со вчерашнего дня больше чем на три фута, черные же усики над его верхней губой обличали недвусмысленно, что из крепкого отрока он превратился в мужественного юношу. Увиденное заронило в его душе сомнения, когда же он взглянул на богато украшенные настенные часы, висевшие между двумя зеркалами, сомнения эти, к величайшему сожалению, рассеялись: одна из стрелок указывала дату вместе с годом, и Бобовый Дар убедился наверняка, что постарел на шесть лет.