Бремя любви - Агата Кристи

– С чего вдруг такая жажда информации? – осведомился Генри.

– Ну, всегда хочется узнать о людях побольше. – Ширли почти извинялась.

– Неужели? – Генри искренне удивился. – Тогда тебе лучше пойти и познакомиться с моей тетей. Обговори это с Лаурой как положено.

– С Лаурой?

– Ведь для Лауры важны условности, не так ли? Передай ей мои уверения в полном почтении.

Вскоре после этого леди Мюриэл прислала записку с приглашением Ширли на ленч и сообщением, что Генри заедет за ней на машине.

Тетка Генри напоминала Белую Королеву. Ее костюм представлял собой смесь разных ярких шерстяных вещей, она усердно работала спицами, а на голове у нее высился пучок волос, тронутых сединой, из которого во все стороны торчали непослушные пряди.

Она умудрялась сочетать в себе живость и рассеянность.

– Как мило, что вы заехали, дорогая, – тепло сказала она, пожимая Ширли руку и роняя моток ниток. – Генри, будь умницей, подними. Расскажите, когда вы родились?

Ширли сказала, что родилась восемнадцатого сентября тысяча девятьсот двадцать восьмого года.

– Понятно. Дева. А в котором часу?

– Не знаю.

– Какая досада! Вы должны это выяснить и сообщить мне. Это очень важно. Где спицы восьмой номер? Я вяжу для флота – пуловер с высоким воротом.

Она развернула вязанье.

– На очень крупного моряка, – сказал Генри.

– Я думаю, во флоте все крупные, – добродушно согласилась леди Мюриэл. – В армии тоже. Помню, майору Тагу Мюррею – девяносто килограммов подыскивали специально для поло пони под его вес, и ничего не могли поделать, когда он, бывало, заездит их всех. Так он и сломал себе шею в Пайтчли,[3] жизнерадостно закончила она.

Вошел старый, трясущийся дворецкий и объявил, что кушать подано.

Они прошли в столовую. Еда была неважная, столовое серебро – тусклое.

– Бедный старый Мелшем, – сказала леди Мюриэл, когда дворецкий вышел, – он не может уследить за всем. И руки у него так дрожат, что я не уверена, сумеет ли он обнести поднос вокруг стола. Я сто раз твержу ему, чтобы ставил его на боковой столик, а он не хочет. И не позволяет заменить серебро, не видит, что его надо почистить.

И все время ругается с сомнительными служанками, каких только и можно найти сегодня, говорит, не привык к таким. Ну и как быть? Это все из-за войны.

Они вернулись в гостиную, и леди Мюриэл оживленно болтала о библейских пророчествах, об измерении пирамид, и как дорого стоят незаконные талоны[4] на одежду, и как трудно сделать цветочный бордюр.

После чего неожиданно смотала свои клубки и заявила, что прогуляется с Ширли по саду, а Генри отослала с поручением к шоферу.

– Генри – милый мальчик, – сказала она Ширли, когда они остались одни. – Конечно, очень эгоистичный и до ужаса экстравагантный, но чего от него ждать после такого воспитания?

– А что, он похож на мать? – осторожно прощупала Ширли.

– О Господи, нет, конечно. Бедная Милдред была жутко экономна. У нее это была страсть. Я вообще не могу понять, зачем мой брат на ней женился, она даже хорошенькой не была, и ужасно скучная. Думаю, счастливее всего она была на ферме в Кении в солидной фермерской среде. Позже, правда, они стали жить повеселее, но это ее не устраивало.

– А отец Генри… – Ширли замолчала.

– Бедняга Нед, он трижды был под судом о банкротстве. Но такой компанейский. Временами Генри мне его напоминает. Особого рода астральная зависимость; правда, она не всегда действует. Я в этом разбираюсь.

Она оборвала увядший цветок и искоса посмотрела на Ширли.

– Вы такая хорошенькая – уж извините, голубушка!

И очень молодая.

– Мне почти девятнадцать.

– Да… понимаю… Вы чем-нибудь занимаетесь, как все теперешние умные девушки?

– Я не умная девушка, – сказала Ширли. – Сестра хочет, чтобы я выучилась на секретаршу.

– Я уверена, что это очень хорошо. Особенно если стать секретарем члена парламента. Говорят, это ужасно интересно. Правда, я никогда не понимала почему. Но не думаю, что вам придется долго заниматься хоть чем-нибудь – вы выйдете замуж.

Она вздохнула.

– Мир так переменился. Я получила письмо от старой подруги, ее дочь вышла замуж за дантиста. За дантиста! В наше время девушки не выходили замуж за дантистов. За врачей – да, но не за дантистов.

Она обернулась.

– А, вот и Генри. Ты, кажется, собираешься увезти от меня мисс… мисс…

– Франклин.

– Увезти мисс Франклин.

– Я думаю прокатиться до Бьюри Хит.

– Ты взял бензин у Хармана?

– Только два галлона, тетя Мюриэл.

– Я этого не потерплю, слышишь? Обходись собственным бензином. Мне самой он с трудом достается.

– Дорогая, но ты ведь на самом деле не возражаешь.

Мы поедем.

– Ну, так и быть на этот раз. До свиданья, дорогая.

Не забудьте сообщить мне о часе вашего рождения, тогда я смогу правильно составить ваш гороскоп. Вам надо носить зеленое, дорогая, – все Девы должны одеваться в зеленое.

– А я Водолей, – сказал Генри. – Двадцатое января.

– Непостоянство, – выпалила тетка, – запомните это, дорогая. Все Водолеи ненадежны.

– Надеюсь, ты не очень скучала, – сказал Генри, когда они уехали.

– Ничуть. По-моему, твоя тетя очень милая.

– Ну, так далеко я бы не стал заходить, но она неплохая старушка.

– Она тебя очень любит.

– Не совсем так. Она не возражает против моего присутствия.

Он добавил:

– Мой отпуск почти закончен. Скоро мне предстоит демобилизация.

– И что ты будешь тогда делать?

– Не знаю. Я подумывал об адвокатуре.

– Да?

– Но это слишком хлопотно. Я думаю, может, попробовать заняться бизнесом.

– Каким?

– Ну, это зависит от того, где найдется приятель, который дал бы старт. У меня есть кое-какие связи в банках. И есть два промышленника, которые любезно позволят начать с самого дна. Понимаешь, денег-то у меня немного. Если быть точным, триста фунтов в год. Это моих.

Родственники у меня чертовски прижимистые, их не тронь.

Добрая старушка Мюриэл то и дело выручает, но в последнее время она и сама в стесненных обстоятельствах. Есть еще крестная, если к ней правильно подойти, она раскошелится. Я понимаю, все это звучит неприятно…

– Тогда зачем же ты мне все это рассказываешь? – сказала Ширли, ошеломленная нежданным потоком информации.

Генри вспыхнул. Машина заюлила, как у пьяного. Он неразборчиво промямлил:

– Я думал, ты знаешь… Дорогая, ты так красива… Я хочу на тебе жениться.. Мы должны пожениться, должны…

Лаура смотрела на Генри с какой-то безнадежностью.

Будто взбираешься по крутой обледенелой горке, думала она, чуть поднимешься, и тут же скользишь вниз.

– Ширли еще молода, – сказала она. – Слишком молода.

– Да что вы, Лаура, ей девятнадцать лет. Моя бабка вышла замуж в шестнадцать, и к восемнадцати у нее уже была двойня.

– Это было давным-давно.

– Во время войны множество людей женились молодыми.

– И сейчас об этом жалеют.

– Почему вы так мрачно смотрите на вещи? Мы с Ширли не пожалеем.

– Вы этого не знаете.

– Я-то знаю! – ухмыльнулся он. – Я уверен. Я безумно люблю Ширли и сделаю все, чтобы она была счастлива.

Он с надеждой посмотрел на нее и повторил:

– Я действительно ее люблю.

Как и раньше, его надежный прием – искренность – обезоружила Лауру. Да, он любит Ширли…

– Конечно, я понимаю, что я не слишком обеспеченный человек…

Опять обезоруживающий ход. Потому что Лауру тревожили не финансовые проблемы. Она не претендовала на то, чтобы Ширли сделала, что называется, «хорошую партию». У Генри и Ширли для начала будет немного, но достаточно, если быть бережливыми. Перспективы у Генри не хуже, чем у сотен других молодых людей. Он здоров, умен, имеет обаятельные манеры. Да, в этом, пожалуй, и все дело. Лаура не доверяет ему из-за его обаяния. Человек не имеет права быть таким обаятельным.

Она заговорила властным тоном:

– Нет, Генри. О женитьбе пока не может быть речи.

В крайнем случае – помолвка на год. Это даст вам обоим время разобраться в себе.

– Честное слово, Лаура, вы говорите так, будто вам пятьдесят лет. И вы не сестра, а отец с суровыми викторианскими взглядами.

– Я вынуждена заменять Ширли отца. У вас будет время найти работу и утвердиться.

– Звучит очень уныло. – Он все еще обворожительно улыбался. – Я думаю, вы вообще не хотите, чтобы Ширли выходила замуж.

– Чушь! – Лаура вспыхнула.

Генри был доволен успехом своего злобного выпада.

Он пошел искать Ширли.

– Лаура – зануда, – сказал он. – Ну почему мы не можем пожениться? Я не хочу ждать. Терпеть не могу ждать.