В центре циклона - Алиса Лунина

уральской зимы – слепящий глаза снег, сводящий нутро холод, солнце, не способное никого согреть. Данила ничего не чувствовал, кроме холода, заморозившего, казалось, даже душу.

После похорон все поехали в кафе, где коллеги усопшей организовали поминки. Данила пил, слушал речи сослуживцев матери о том, каким чудесным человеком и врачом от Бога была Елена Сумарокова, согревался и хмелел. Потом он неожиданно расплакался, и ему стало неловко. А потом все начали расходиться, и он тоже пошел домой, хотя идти туда ему совсем не хотелось.

В квартире было пусто, тихо, страшно. Всю ночь Данила сидел в комнате, глядя в пустоту. К утру он немного успокоился, но вдруг увидел под кроватью материнские тапки и разрыдался.

Не зная, что делать и чем себя занять, он пошел на кладбище – к матери. По пути Данила купил букет гвоздик, ему хотелось, чтобы на могиле были не вчерашние, подмерзшие на морозе, а свежие цветы.

…Темно-красное пятно на ее могиле он приметил еще издали, но не сразу понял, что это. Подойдя ближе и разглядев, Данила вздрогнул, – материнская могила утопала в цветах. Ее покрывали сотни роз. В этом было что-то даже театральное – обилие кровавых роз на белом снегу. Эта картина и испугала Данилу и вызвала у него неприятие; ему показалось, что кто-то таким странным образом выразил свои права на его мать. Но кто? Данила подумал было пойти поискать кладбищенского сторожа и узнать у него, кто принес цветы на могилу, но не нашел в себе сил. Боль, огромная – до неба, застилала сейчас весь горизонт, и ему было не до семейных тайн. Сейчас вообще ничто не имело смысла.

Данила положил свои скромные гвоздики на соседнюю могилу и пошел домой.

Дома он поставил материнский несовременный чайник на плиту, сел и уставился в окно. За окном шел снег, чайник давно кипел – Данила сидел, словно в оцепенении. Он очнулся лишь, когда в дверной звонок позвонили.

Открыв дверь, Данила увидел на пороге незнакомого мужчину.

Глава 4

Конец декабря

Карибское море

Во время их последнего интернет-сеанса связи, Ая посоветовала Варе чем-то занять Агату. Зная о том, что в детстве Агата хотела стать фотографом, Ая попросила Варю вручить Агате фотокамеру, и под предлогом того, что руководству агентства для составления фотоотчета для спонсоров поездки нужны фотографии, предложить Агате заняться фотосьемкой.

Выслушав просьбу Вари, Агата удивилась:

– Фотоаппарат? Мне?! Какой из меня фотограф?

– Ты же говорила, что в детстве мечтала стать фотографом? – напомнила Варя.

– Мало ли о чем я мечтала в детстве?! Да я и не умею фотографировать.

– Можно научиться, – мягко сказала Варя, – в интернете полно роликов и учебников по фото мастерству!

– Ты думаешь, у меня на это есть время? – изумилась Агата. – Может, мне еще начать учить языки или учиться танцевать танго? Вообще – то в моей ситуации это было бы довольно странно, особенно если учесть, что языки мне уже никогда не понадобятся, а танго с трупами отплясывают исключительно в Мексике и то лишь в определенный день. Вы издеваетесь надо мной?

Стоявший рядом с женщинами и ничего не понимавший в их разговоре, капитан Поль вдруг произнес что-то на французском.

– Что он говорит? – усмехнулась Агата.

– «Ничего не потеряно, пока не потеряно все», – перевела Варя, – слова Гете – жизненный девиз нашего капитана.

Агата покачала головой: – Ну вы даете, ребята…

– Да, и на счет танго, – добавила Варя, – Поль говорит, что он будет с тобой танцевать.

Агата молчала, не зная, что ответить, но когда Варя протянула ей фотокамеру, взяла подарок.

«Еще есть время, есть, – сказала себе Варя, – нужно попробовать».

Агата не умела фотографировать, но как человек ответственный – раз уж взялась за дело! – она решила научиться снимать приличные фотографии. Часами она просматривала обучающие ролики, разглядывала работы лучших фотографов, училась выстраивать свет.

У каждого кадра своя драматургия – ищем сюжет, добиваемся полного раскрытия темы, и своя философия: каждый кадр – остановленное время. Время, которого у нее теперь так мало, но зато эти запечатленные ею мгновения, останутся и тогда, когда ее уже не будет. Стая птиц над морем, прочерненное скорой бурей небо, растревоженное штормом море – ей все хотелось сохранить не только на фотокадрах, но и на пленке своей памяти.

Постепенно у нее стали получаться хорошие фотографии. Агата почувствовала вкус к фотосъемке, стала снимать увлеченно, с азартом.

Разноцветные закаты, чудо протянувшейся над морем радуги – у нее получались особенные кадры. Так фотографировать и смотреть на мир с такой любовью, мог только человек, который с ним прощался.

Примерно в это же время Агата, по предложению Вари, завела блог в социальной сети. Ее первой записью стало признание в собственной слабости и в своих страхах. «Когда я узнала свой диагноз, мне показалось, что я полетела в бездну, в пустоту, и я летела в нее каждый день, каждую минуту своей оставшейся жизни». В следующих записях она предельно откровенно рассказывала о собственных попытках договориться со смертью, принять неизбежность скорого ухода. Она публиковала в блоге фотографии и честно повествовала о своем последнем путешествии подписчикам, которых вдруг оказалось неожиданно много. Да, вот что странно – она завела этот блог ради сына и внука, в расчете на то, что они однажды прочтут эти записи, а оказалось, что ее виртуальный дневник нужен многим людям.

* * *

Конец декабря

Карибское море

Когда отвязный дайвер Поль впервые предложил Ивану попробовать погружение с аквалангом, Иван отмахнулся: да ну, это не мое. Но Поль не отступал – он так настойчиво уговаривал Ивана, что тот был вынужден согласиться (иногда легче согласиться, чем объяснить, почему ты не хочешь что-то делать). А дальше случилось невероятное – после первого же погружения Иван страстно увлекся дайвингом.

Это был особенный мир – красивый и гармоничный. Подводные пещеры, гроты, тоннели, отвесные стены, затонувшие корабли, пастбища скатов, волшебные коралловые сады и башни, синие дыры, мириады рыб. Здесь Иван забывал о своей боли. Теперь он понимал Поля, считавшего погружение в подводный мир возвращением к естественной природе человека. Водная стихия и впрямь была когда-то нашей естественной средой, ведь первые девять месяцев своей жизни – внутриутробной, мы проводим в воде. Вода успокаивала Ивана, залечивала его раны, и, если бы можно было вовсе не возвращаться – он бы не вернулся на сушу.

Глядя на новообращенного дайвера, Поль довольно улыбался: «мистер Иван стал русалочкой?!»

Новое ли увлечение дайвингом, или само путешествие так