Настя - Руслан Литвинов

внимание на странное чередование света фонарей: оранжевый-белый, оранжевый-белый. Ей тоже понравилось это. Мы немного поиграли на словах в ролевую игру: она вампир, а я её ничего не подозревающая жертва. И из этой ситуации в итоге родился рассказ, который я так и назвал: «Оранжевый-белый». Вы можете его прочитать в конце этой книжки. Он несовершенен, но сам по себе жутковат, и очень мне дорог.

Я очень тосковал по Насте после расставания и это вылилось у меня в цикл стихотворений «Воскресшая». Почему такое название? Имя «Анастасия» в переводе с древнегреческого означает именно это. Цикл был небольшой, 9 стихотворений, и лейтмотивом через него проходила идея воскрешения, или даже воскресения. Во многом повлияли на меня тогда «Стихотворения Юрия Живаго» Бориса Пастернака, по крайней мере те из них, что имеют отношение к библейскому циклу. Четыре первых стихотворения из своего цикла я написал в один день, за несколько часов. Возможно, такая плодовитость вызвана тем, что я выпил 5 или 6 банок энергетиков в тот вечер.

32

Каким-то образом прошло 3 года, наступил 2012 год. Настя в это время встречалась со своим бывшим одноклассником. Отношения эти были достаточно странными. Он учился в Санкт-Петербурге на стоматолога, а она здесь, и виделись они только на каникулах. Она потом мне сказала, что только поэтому эти отношения так долго продержались.

Я к тому времени уже 2 года как руководил собственной театральной труппой. Один из моих актёров, Артур, тот самый на которого я падал во время новогодней пьянки, поддерживал дружеские отношения с Настей и приглашал её на наши спектакли. Она долго не приходила, а однажды, когда мы начали играть их в музее возле её дома, пришла. Мы не здоровались и делали вид, что не знаем друг друга, хотя мне была приятна мысль, что она видит мою игру и наконец-то увидит мой талант во всей своей красе.

Я всегда был склонен к мистификациям. Я создал в «Контакте» фэйковую страницу и постучался к Насте в друзья. Мы стали с ней общаться. Я представился актёром из Москвы, который случайно наткнулся в сети на её страницу. Потом Настя мне рассказала, что буквально со второго сообщения поняла, кто ей пишет, но поддерживала мистификацию. Поняла это она по моему стилю общения, каждый стиль индивидуален и скрыть его невозможно. Может, она действительно и раскусила меня так быстро, но я думаю, что точно не со второго сообщения. Спустя несколько месяцев нашего такого общения, я уже не старался скрываться, и в итоге она «официально» раскусила меня: я ей выслал несколько стихов из цикла «Воскресшая», а их три года назад высылала ей наша общая подруга Юля.

«Я уже читала эти стихи»,– написала мне Настя, – «Они посвящены мне».

«Давно догадалась, что это я?»

«Буквально со второго твоего сообщения».

И мы снова стали общаться.

Я пригласил её на свой спектакль. И там, первый раз за 3 года, мы пообщались вживую.

Её отношения со стоматологом, считай, были окончены, не было только официального разрыва. Настя мне по-прежнему нравилась, но опять всему помешала моя проклятая робость. Я почему-то думал, что нельзя в одну реку войти дважды. Как-то она попросила меня попробовать её в качестве актрисы. Я выбрал отрывок из современной пьесы, возможно воспользовался служебным положением, но выбрал такой, где нужно было целоваться. И мы целовались. Поцелуй, правда, был сценический, но всё равно, очень странно было целовать женщину, которую уже когда-то целовал. Странно, но приятно.

Были ещё моменты, по которым я теперь понимаю, что если бы я захотел, наши с Настей отношения могли бы возобновиться. Но тогда я этого не понимал, а может понимал, но боялся.

Может быть, вы не составили себе никакого мнения о Насте. Если это так, то в этом только моя вина. Настя очень добрая, отзывчивая и тонко чувствующая девушка. У неё огромные тараканы в голове, но если её избранник научится сосуществовать вместе с ними, то не пожалеет об этом. Душа у неё красивая и ранимая, как бы она не пыталась доказать обратное.

У Оскара Уайльда есть такая фраза: «Вновь пережить молодость, можно повторив её безумства». Я пишу этот текст, чтобы повторить свою молодость, вновь пережить ту прекрасную атмосферу, и при этом попросить прощения у Насти.

Настя, теперь ты снова рядом со мной, и так будет всегда. Теперь ты моё искусство. И этого никто не изменит.

На этом заканчиваю. Но только на бумаге, а не в жизни.

________________________

Апрель-октябрь 2018 года.

Оранжевый – белый

В парке было тихо.

Середина осени давала о себе знать. Рано стемнело, шёл мелкий дождик, а ветер пронизывал тело до костей, хотя дул и не так сильно.

Осенью Макс постоянно чувствовал какую-то нелепую тревогу. Вроде бы всё хорошо было в жизни, однако осенью усиливалось ощущение, что это ненадолго и скоро исчезнет, как будто и не было. Наверное, я умру осенью, иногда про себя думал Макс.

А с этой девушкой тревога усиливалась стократно. Они познакомились несколько месяцев назад, но встречались исключительно по вечерам, никуда не ходили, кроме старого парка, возле которого она вроде бы жила. Макс не был уверен, что она действительно живёт рядом: она никогда не позволяла проводить себя до дома и каждый раз, уходя, словно растворялась в темноте. Появлялась она тоже всегда исключительно под покровом ночи: сначала была только тьма вокруг, которая внезапно трансформировалась в молодую девушку в чёрном плаще, с длинными каштановыми волосами и глазами, которые постоянно меняли свой цвет в зависимости от освещения. Плащ она никогда не застёгивала, как бы не было холодно. Она говорила, что тому, у кого холодное сердце, нечего бояться холода вокруг. И как бы в доказательство своих слов, прикасалась к нему ледяными руками. Он много раз пытался отогреть её руки своими, но получалось обратное: его руки леденели, а её так и оставались холодными.

Они постоянно встречались с Вероникой возле статуи оленя. Олень стоял возле маленького озера, изгибал бронзовую шею и вроде как укоризненно смотрел на Макса. Иногда, в минуты ожидания, Макс даже заговаривал с ним. Олень, казалось, понимал смятение Макса, но ничем помочь не мог, кроме как выслушать. А это Максу и надо было. Вероника (она не разрешала называть себя Верой или Никой, только Вероникой, причём произносила своё имя с ударением на «о») приводила его в смятение. Она ему нравилась, но не подпускала его к