Летний понедельник - Люси Уокер

Иногда он говорил как отпетый хулиган, иногда — как мальчик из хорошей школы.

— Мой отчим, этот, с железом в голосе, посадил меня на самолет и отправил в Новую Зеландию. А там меня не приняли, выслали обратно. Да, так они и сделали. Не давали мне ни дня передышки. «Убирайся отсюда. Нам такие, как ты, не нужны, такие, как ты, позорят нашу страну. Убирайся туда, откуда приехал. В трущобы Сиднея».

Пачка сигарет летала туда-сюда вдоль стола. На блюдце Денни и вокруг стула Джека Смита росла гора окурков. За все время он только пару раз вспомнил о ружье — молниеносным движением опускал руку, проверяя, на месте ли оно. Денни при этом даже глазом не моргнула. Она была поглощена рассказом Джека Смита, интуитивно ощущая, что он говорит чистую правду. Речь его текла плавно и спокойно.

Постепенно у Денни сложилась целостная картина. Он начал общаться с преступным миром и хорошенько поднабрался у своих новых товарищей. Только эти члены общества не отворачивались от него. Люди его круга презирали и отвергали его, поэтому он отправился туда, где был не хуже и не лучше остальных. Они тоже звали его гомиком и чудиком, но своими железными пальцами он умел выделывать такое, что всем остальным было не под силу. И этим завоевал уважение.

— Вы жили в трущобах Сиднея? — спросила Денни.

— Господи, нет, конечно. — Лицо его исказила горькая усмешка. — На Северном побережье, если хочешь знать. Лучшее местечко. И люди. Миссис Та и миссис Эта. «Какой у тебя славный малыш, милая! Просто загляденье! Какая кожа. А эти белокурые волосы! Ему надо было девочкой родиться». И мой отчим. С железным прутом в голосе. «Богом клянусь, я вобью в него мужественность! И в его бабью одежду, и в дамские часики. От него добра не жди, говорю тебе».

— У тебя была бабья одежда и дамские часики?

— В те дни? Да. Это мать мне их покупала. Постоянно рыдала. А потом покупала всякие вещи. И приговаривала: «Ради бога, держись подальше от своего отца». И в итоге я стал держаться подальше. Совсем далеко. Вместе с друзьями отправился в Викторию, и мой приятель… его Джине звали… угнал машину. Нас поймали на границе и засадили в колонию для несовершеннолетних преступников. Для несовершеннолетних преступников! Ты только подумай! — Он снова вспомнил про ружье и проверил, на месте ли оно. — Ты когда-нибудь бывала в колонии для несовершеннолетних?

Денни покачала головой.

— Я думал, ты могла попасть туда. Да, могла. Что-то есть в тебе такое. Не воротишь нос. Не несешь всякой ерунды типа: «Расскажи-малыш-что-тебя-беспокоит».

— Я — в колонию? — поразилась Денни. — Мне даже в голову такое не приходило. Хотя, знаешь… — Она замолчала, наморщила лоб и полезла в пачку за очередной сигаретой. — Знаешь, теперь мне кажется, что отец прочил мне именно такое будущее. Только тогда их не несовершеннолетними преступниками звали, а просто малолетними хулиганами.

— Разницы никакой. Почему твой отец считал, что тебе место в колонии?

— Он все время повторял: от нее добра не жди.

— С чего это? Он тебя бил?

— Да, прогулочной тростью по ногам. Он ее все время при себе держал. Тяжелая такая. Да и сам он был не из хилых.

— За что? Что ты такого делала?

— Сбегала из дому. Недалеко… к реке или на железнодорожную станцию. Он говорил, что выбьет из меня эту дурь.

— Правда?

— Нет, не говорил, — призналась Денни. — Но я в колонию не попала.

— Может, потому, что у тебя нет брата-близнеца, — саркастически ухмыльнулся Джек Смит. — Делишки твоего близнеца — вот что тебя доконало бы. Ты все время прикрываешь его. А потом тебе влетает за двоих.

— Твой отчим, он и твоего брата бил?

— Да. Нас обоих. Меня и его. Его и меня. Ему было все равно, кого бить. Такой уж он был человек.

Джек Смит замолчал и задумался о чем-то. Денни поднялась, и он тут же ухватился за ружье.

— Да брось ты его! Я просто собиралась еще чаю заварить. Мы долго тут сидеть будем? Всю ночь?

— Пока я не наговорюсь. Я три дня ни с кем не разговаривал. Чуть с ума не сошел в этом буше наедине с собой. Я уже и с коровой был рад поговорить, так приперло. В голове — песок. Прямо в черепушке. У тебя когда-нибудь бывает песок в голове?

Она снова стояла у плиты. Собрала недогоревшие дрова и подожгла их. Взяла заварочный чайник и вывалила заварку в раковину. Подошла к буфету и достала пачку печенья. Разорвала обертку и выложила печенье на тарелку. Потом взяла поднос, накрыла его салфеткой, поставила чистые чашки с блюдцами. Она ни разу не взглянула в сторону Джека Смита, но все время чувствовала, что он следит за ней и в любой момент готов схватиться за ружье. Она вытащила из ящика новую пачку сигарет.

К тому времени чайник уже закипел. Денни заварила чаю и понесла красиво оформленный поднос к столу.

— Зачем ты это делаешь? — Джек Смит подозрительно уставился на поднос с салфеткой и сверкающим фарфором.

Денни пожала плечами:

— Сама не знаю. Наверное, просто обращаюсь с тобой как с гостем. — Она начала разливать по чашкам чай. — Моя мать и сестры всегда подстилают салфетку, когда подают еду или чай… даже если, кроме них, никого нет. Наверное, я переняла это от них.

Внезапно лицо Джека Смита перекосилось: он не смог скрыть обуревавших его эмоций.

— И моя мать так делала. — В глазах его стояли слезы. Он поднял ружье и направил на Денни. — Клянусь богом, я выбью из тебя душу, если снова заведешь эту шарманку про мать. За кого ты меня принимаешь? За гомика? — В глазах его полыхала ненависть, губы скривились. Всего минуту назад они ничего не выражали.

— Ладно. — Денни толкнула чашку с блюдцем вдоль стола. Следом отправились сахарница и тарелка с печеньем.

Если бы девушка подняла глаза, взгляд ее уперся бы прямо в дуло ружья Бена. Это оружие Бен одолжил ей, чтобы она могла защитить себя, из него она стреляла в кенгуру и ворон, но нарочно промахивалась, а в пеньки и бутылки на заборе всегда попадала. Ей нравилось стрелять по пням и бутылкам — не надо было никого убивать. «Все имеют право на жизнь, даже мухи», — подумала Денни. У нее в голове должно было собраться не меньше ведра песка, прежде чем она начнет бесчувственно убивать мух.

Волны ужаса перестали захлестывать ее, и апатия тоже исчезла. Глядя в черное дуло ружья, она почувствовала неизбежность всего происходящего. Чувство это было новым и необычным, и ей даже стало интересно. Значит, вот как она, Денни, встретит свою смерть. Кто бы мог подумать?

«Я даже не подозревала, что во мне кроется нечто подобное, — говорила она сама себе. — Мне абсолютно все равно. Ничто не имеет значения. Забавно, если даже мне удастся пережить все это, ничто уже не будет иметь такого значения, как раньше».