Не запирайте вашу дверь - Юлия Эльская

— Посиди немного, — попросила я ее, — пусть Ирина тебя обнюхает.

— Что?! — возмутилась Вика и вскочила на ноги. Гамма от неожиданности залаяла.

Я выразительно посмотрела на Ирину.

— Ладно, я уже поняла, что это не то, — миролюбиво заметила она. — Почерк можно не сравнивать.

— Нет уж, — сверкая глазами, заявила мне разозлившаяся Вика, — пусть убедится! Где моя записка?

— Я ее выбросила вместе с другими бумагами. В костер.

Хлопнув дверью, Вика побежала разыскивать записку.

— Она что, пепел принесет? — удивилась Ирина, посмотрев ей вслед. — Я пока еще сгоревшее читать не умею.

— Мы костер будем жечь вечером, — пояснила я. — А записка в куче мусора валяется, если я ее не разорвала, конечно.

Ирина осталась ужинать, сказав, что детей накормит Валерка. Прочитав мятую записку, она заинтересовалась ее содержанием. Мы объяснили.

— Я же говорила, этот тип самый подозрительный, — услышав, что пустую банку мы так и не нашли, веско произнесла она.

— А твои друзья не бывают подозрительными? — огрызнулась Вика.

— Мои друзья не сбегают в самый неподходящий момент! — парировала Ирина, пристально глядя на Вику.

— И много у тебя друзей? — ехидно поинтересовалась та. — Или тебе мужа хватает?

— Если вы не заключите перемирие, я перестану с вами сотрудничать, — вмешалась я, почувствовав, что через пару секунд полетят искры. — Тогда ничего больше не узнаете! Ешьте спокойно.

— Ладно. Давайте выработаем план, — неожиданно согласилась Ирина и миролюбиво улыбнулась. — Я буду начальником разведки, а ты — начальником штаба.

— А Вика? — спросила я, убирая со стола грязные тарелки. — Только не начальником артиллерии, пожалуйста.

Чай мы пили без Ирины, которая, вежливо попрощавшись, ушла, однако я заметила, как она сунула скомканную записку в карман.

До сих пор не получившая свой ужин Гамма подошла к Вике, положила морду ей на колени и заглянула в глаза.

— Мне кажется, мы кое-что забыли, — потрепав Гамму по шее, сказала Вика и потянулась к собачьей миске.

— Петрушку с укропом, — не задумываясь, подтвердила я.

— Мы с тобой две идиотки, — заявила я Вике.

— С чего это ты взяла?! — возразила она, пошевелив угли в костре. По потревоженному полену пробежал тонкий язычок голубого пламени. — Говори только за себя.

— Ладно, — без борьбы согласилась я.

Мы сидели у догорающего костра, уставшие и пропахшие дымом, и обсуждали мои отношения с Брюнетом, вернее, отсутствие таковых. Я наконец рискнула рассказать о нем Вике, поэтому мы жгли костер уже четвертый час.

Давно стемнело. Костер освещал лишь наши лица да два-три метра вокруг; если нас кто-то и подслушивал, мы не могли его заметить. Впрочем, мы не смотрели по сторонам: от языков пламени невозможно было оторвать глаз — огонь жил своей, сказочно красивой жизнью.

Вика предлагала мне варианты знакомства с Брюнетом, я не соглашалась, подкладывая в костер дрова и качая головой. Мой внутренний голос, удерживая от проявления инициативы, говорил мне: «Не торопись. Все придет само».

— Попробуй, ну что ты теряешь, — убеждала меня подруга, недовольная моей несговорчивостью.

— Не буду, — в очередной раз ответила я и зевнула. — И про пистолет я ему не расскажу.

Вот тут-то я и поняла, почему мы идиотки: пистолет появился позже. Можно снять часть обвинений с этого дурака Защитника.

— Мы с тобой оказались неправы: когда был пистолет, его уже не было, — продолжила я вслух свою мысль. — Вернее, когда он был, пистолета еще не было.

— Так он у тебя уже был? — озадаченно спросила Вика. — Тогда зачем тебе с ним знакомиться?

— Защитник был. Брюнет не был.

— Кто был? — зевая, уточнила она. Глаза у нее слипались, и следить за ходом моих мыслей она уже была не в состоянии.

Щелкнуло тлеющее полено, в темноте фейерверком рассыпались искры.

— Миша, Миша был. Не спи. Пистолет он на полке не искал, так как его там еще не было. Он уже уехал, когда я его туда положила.

— Тогда зачем ему понадобилась банка? — пробормотала Вика и замолчала.

Я накрыла мерцающие угли листом железа и обнаружила, что Вика заснула. «А Гамма спит в доме», — почему-то подумала я, глядя на подругу, растолкала ее, и мы пошли спать.

В воскресенье Вика уехала — у нее закончился отпуск; я полдня просидела в засаде на дереве с пистолетом и Агатой Кристи в руках. Сидеть на ветке было неудобно, и ноги совсем затекли. Потом я долго не могла их разогнуть.

Интересно, как это выдерживают птицы?

В понедельник я оборвала на поле оранжевые головки календулы, разложила их сушиться и снова отправилась в засаду, взяв с собой дощечку с привязанной к ней подушкой, которую укрепила между двумя ветками. Люблю я, грешная, комфорт!

— Я тоже могу быть начальником разведки, не так ли, дорогая? — улыбнулась я, обращаясь к самой себе, устроилась поудобнее и уткнулась в книжку. «Пуаро повернулся к комиссару», — прочитала я и забыла обо всем на свете почти на час. Я бы читала и дальше, не обращая внимания на окружающих, если бы не наткнулась на странную фразу о клумбе, на которой «цвели поздние розы, пионы и синие гиацинты». Гиацинты у меня цвели в конце мая, пионы — в конце июня, а розы… розы могли цвести до октября. Но чтобы одновременно?! И кто в этом, интересно, виноват: английский климат или переводчик?

Подняв глаза от страницы, я внезапно увидела злоумышленника, выглядывавшего из-за изгороди. Он постоял немного, тяжко вздохнул, продемонстрировав торчащие вперед верхние зубы, затем повернулся ко мне спиной (а может быть, затылком — не знаю, как выразиться поточнее), и медленно двинулся по дороге.

Сверху я его хорошо рассмотрела: кроме сходства с кроликом, он имел плешь диаметром примерно семь сантиметров. И очки на носу — незатемненные стекла в тонкой металлической оправе. «Плешивый Кролик», — окрестила я его.

Проверив пистолет, я начала сползать с дерева, стараясь производить как можно меньше шума. Привязанный к джинсам пистолет, вывалившись из кармана на всю длину веревки, больно ударил меня по ноге.

Прихрамывая, я вылезла на тропинку за спиной у Кролика и направила пистолет ему в спину. Так мы прошли метров десять. Пора было поставить его в известность о том, что у него появился конвоир.

— Эй, — окликнула я его сначала тихо, потом громче, — эй вы, идите сюда! Руки вверх! Не двигаться!

Кролик медленно обернулся, поднял руки и сделал шаг ко мне.

— Стоять! — крикнула я ему и подняла пистолет выше.

Увидев направленный на него пистолет, Кролик растерялся. В его серых глазах я разглядела ужас.

— За что? — пролепетал он. — Отпустите меня, я ничего не сделал.

— Что вам здесь надо? — грозно спросила я.

Кролик два раза беззвучно открыл рот, вздохнул и ничего не ответил. Очевидно, придумать с ходу достойное объяснение не сумел, а заранее заготовленной версии у него не было.

— Повернитесь и идите вперед! — скомандовала я. — Да пошевеливайтесь!

Я решила, что вести его надо к Мите, и мы пошли: он впереди с поднятыми руками, я за ним с пистолетом на веревочке. Отвязывать пистолет не было времени, к тому же я подумала, что при попытке выбить у меня оружие он далеко не улетит.

Когда Кролик сказал, что у него устали руки, я разрешила ему их временно опустить.

— При попытке к бегству буду стрелять, — предупредила я. — Могу убить с перепугу.

Мы дошли до дома Мити.

— Поднимите руки! — приказала я.

В окне мелькнула Светка, взмахнула половником и исчезла. Раздался звон, но я не остановилась, надеясь, что она не упала в обморок, а всего лишь уронила половник.

Из дома выбежал Митя и бросился ко мне.

— Смотри, кого я поймала, — обратилась я к нему. — Он вдоль моей изгороди шастал и дом разглядывал. Наверное, один из тех бандитов.

— Да нет, скажите же ей, — произнес Кролик, повернувшись к Мите. — Я не виноват, я за ней не следил, мне она не нужна.

— А что же вам нужно? — недовольно воскликнула я. — Что вы здесь высматриваете и вынюхиваете?

Кролик молчал. Не дождавшись ответа, я скомандовала:

— Давайте сюда оружие!

— Да безоружный я, — пробормотал Кролик и в подтверждение своих слов похлопал себя по карманам. — Ну, честное слово!

— Похоже, безоружный, — сказал, успокоившись, Митя. — Юль, отпусти его. Я его немного знаю. Он у меня навоз покупал.

— А зачем вам навоз? — с сомнением спросила я Кролика. Он не производил впечатления сельского, точнее сельскохозяйственного, труженика: ни колхозника, ни тем более фермера.

— Продал, — мрачно ответил он.

— Спекулянт, значит, — отметила я. Спекулянт, конечно, тоже был подозрительным, но совсем в другом смысле. И вообще, был он какой-то такой… ни рыба ни мясо!