Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс

«Мартине» раскачивался взад и вперед, а однажды чуть не перевернулся во время внезапно начавшегося сильного шторма. Темные воды научили меня, что умирать можно и раз, и другой, и третий. И после каждой смерти ты иная, не такая, какой была, часто совсем не похожая на себя прежнюю.

Через несколько дней после отплытия «Мартине» темные воды вспенились, закружились и поднялись, встретившись с ночным небом, хоть был белый день. Шел дождь, но не из тех, хорошо знакомых нам с Джери, не из легких дождиков на равнине подле большого города и не мощных ливней, питающих воды земные, от которых разливались наши реки, обогащая почву. Эти потоки сомкнулись с черными облаками, грозя утопить нас всех, снова и снова швыряя корабль в бесконечное море, пока я не перестала понимать, где кончается небо и начинается вода. Гром бил по ушам, беспрерывно грохотали его барабаны, знавшие только одну песню, синие и желтые молнии водили хоровод. Мы с Джери сжимали друг друга так крепко, как только могли: либо вместе утонем в этом ужасе, либо вместе выживем, нам было все равно.

Корабль взлетел на волнах, а затем рухнул с такой силой и так внезапно, что я была уверена: он уйдет под воду и ударится о дно моря. Ежели у него есть дно. Но прошло время, небо прояснилось, корабль выровнялся, и белые крылья вновь наполнились легким ветром, будто никакого шторма никогда не было. Нас вывели на палубу, и перед нами появился худой мужчина в черной одежде, потный и какой-то позеленевший, и принялся водить рукой вокруг каждого из нас, переходя от одного к другому. Позже я узнала, что мужчина в черном одеянии был священником, который дал нам своего рода благословение. А также каждому присвоил имя в честь своего бога. Меня нарекли Мэри Присциллой Грейс.

Вскоре в желудке у меня стало совсем пусто, а потом он привык, и через несколько недель ход корабля не причинял мне особых проблем. Один розоволицый, молодой, пытался говорить со мной на смеси разных языков, включая и мой, и объяснить, что я теперь такой же моряк, привычный к волнам, как и он сам. Сказал, что теперь у меня «морские ноги» и качка мне не страшна.

Я потеряла счет восходам и закатам, мало думала о том, как луна превратилась из щепочки в шар, сияющий в кромешно-черном небе желтоватой белизной раковины каури. Джери выбранила меня за то, что я забыла произнести благодарственные молитвы богине неба. Ее обеспокоило такое неблагочестие и невежество, и она меня отругала. Но почему я должна молиться? Будь богиня действительно могущественной, она бы знала, как мы нуждаемся в избавлении. Но никто не пришел нам на помощь. Вот и я ей больше ничего не должна. А сестра все кашляла и кашляла. Во мраке крохотной ниши, которую мы считали своей, я видела, как лицо Джери искажалось от боли.

– Маленькая Птичка, не смейся над богами, а лучше поблагодари их за дары.

Нотация сестры закончилась мучительным приступом кашля и протяжным стоном. Желудок у меня сжался от страха. Голос ее, когда-то ровный, с теплыми, веселыми интонациями, теперь огрубел и охрип из-за постоянного кашля и рвоты. Мы обе мучились какой-то легочной хворью и тем, что моряки называли «кровавым поносом», но если я вроде бы выздоравливала, то Джери – нет.

Начиная говорить, она кашляла каждые несколько слов. А несло ее так сильно и часто, что в кишечнике не осталось ничего, кроме черной воды, и ее живот, раздутый, как будто ей предстояло родить, был пуст. Последние дни она отдавала свою порцию еды мне, потому что в ней пища все равно не задерживалась. Джери была на пять лет старше меня, но теперь я была сильнее ее.

– Молчи, сестра, – сказала я, похлопывая ее по руке и обтирая лицо крошечным уголком рубашки, самым чистым кусочком, который смогла найти. Я обняла Джери: сидеть сама она уже не могла. – Просто лежи.

Ее голова упала мне на плечо. Корабль с белыми парусами мотало туда-сюда – к качке я уже привыкла, но ненавидела ее по-прежнему. Джери что-то пробормотала.

– Что ты сказала?

– Не думаю… – Она кашлянула так, будто хотела выплюнуть легкие, затем прочистила горло. – Не думаю, что я… Продолжай учиться. Помнишь? «А это что за слово?»

Я поморщилась в темноте, расслышав в голосе сестры смешок. Ее дрожащие кости упирались мне в бок. Она так исхудала, что каждый ее вдох казался мне собственным.

– Ты о чем?

– Слушай.

Я понимала, о чем она говорит. Слово за словом она заставляла меня изучать языки находившихся рядом людей – не как на базарах в качестве развлечения, а серьезно и последовательно. Джери советовала мне внимательно прислушиваться к болтовне кучки мужчин йоруба в противоположном углу, женщины игбо и ее ребенка, сидевших рядом с нами, женщины фула, о которой другие шептались, что она ведьма, и португальских моряков, бегавших вверх и вниз по скрипучим деревянным трапам, то швыряя нам еду и воду, то вытаскивая нас на палубу.

– Что он говорит? – спросила Джери, имея в виду человека из племени акан, который звучно проклинал всех и вся, но особенно разбойников йоруба, которые его схватили, и португальцев, которые его купили и заперли на этом корабле.

На этот раз пришла моя очередь смеяться.

– Он говорит…

Голос мужчины теперь был самым громким, а йоруба выкрикивали оскорбления в ответ.

– Он говорит, что их матери, как собаки… а отцы выползли из реки.

Джери попыталась засмеяться, но вместо этого опять закашлялась.

– А теперь, сестрица, скажи-ка, сколько языков ты знаешь?

Я вздохнула. Живот у меня урчал от голода, но я научилась не обращать внимания.

– Эве, йоруба, фон, немного фула, немного арабский… Несколько слов на английском и португальском языках. Да, еще асанте. Восемь.

– Бассари забыла.

– Да, точно. Девять.

– Хорошо. Значит, у тебя в запасе достаточно слов, чтобы говорить на этих языках, найти себе занятие и пробиться…

Я решила, что из-за лихорадки у сестры помутилось сознание. Очень похоже. Джери снова и снова повторяла увещевания, свои и чужие слова, и рабов, и матросов. Учила меня, как следует себя вести, и без конца заставляла повторять сочиненные ею правила. Перечисляла мне травы и коренья, которые могли быть полезны при болезнях. То и дело говорила о «новом месте», у которого не было названия, но куда нас везли и где мне придется искать себе занятие и пробиваться.

Какое занятие искать? В чем пробиваться? Да, я выучила много чужих