Позывной "Курсант" 2 (СИ) - Барчук Павел

— Ты, Алексей, голову не забивай. Не твоя это забота. Зайцев — он такой… Мусор. Дерьмо, а не человек. Недопустимо нам сейчас подобные экземпляры в свои ряды включать. Надо еще разобраться, как он в список попал. Крайне ненадёжный товарищ.

На этом все пояснения закончились. А мне, в принципе, было достаточно. Главное, что Василия исключат из Школы. А куда отправят? На самом деле, меня не касается.

Мы дотопали до «Воронка». Я с огромным удовольствием забрался внутрь. Клячин уселся за руль, завел мотор и только в этот момент я заметил одну крохотную деталь. Но именно тогда, отъезжая от Сокольников, не придал ей значения. На скуле Николая Николаевича появилась еле заметная ссадина. Маленькая совсем. И в тот момент я отметил ее в памяти чисто машинально. Даже не сообразив, а была ли она изначально. Мне очень хотелось обратно в барак, а до всего остального просто не было дела. В голове вертелась радостная мысль — мы едем обратно в Школу.

Глава 7

Я пребываю в растерянности

— Как исчез? — Я уставился на Бернеса, бестолково хлопая глазами. — Марк, ты чего несешь? Он ведь не фокусник, чтоб такие штуки проворачивать. И не туман, чтоб раствориться в воздухе. Это, между прочим, человек. Взрослый. Ничего не смущает? Никого?

Вид у меня был, наверное, сильно офигевший. Логично. Офигевший вид, потому что я — реально офигел. Можно было бы сказать, удивился, но не скажу. Удивиться — это узнать нечто неожиданное. Слегка неожиданное. Типа — серьезно? Надо же! И пойти дальше заниматься своими делами. А Марк сейчас говорил то, чего быть не может.

— Как, как… Вот так!– Бернес развел руками. — Мы сами не поняли. Это произошло в одно мгновение. Глазом не успели моргнуть. Сказал, сейчас, мороженого куплю. Тележка стояла… Ну, может, шагах в двадцати от нас. И все. Ни мороженного, ни Зайца. Кинулись минут через пять-десять, а его и след простыл.

— Какое мороженое? Какое «куплю»? Откуда у него деньги? — Я задавал вопросы друг за другом, без остановки, а сам думал, что за чушь несу? Ведь откровенная чушь, на самом деле.

Разве важно все это? Василий пропал. Вот — главное. Черт… Пропажа Василия вторична. Кого я пытаюсь обмануть? Пропал, да и хрен бы с ним. Но! Теперь внимательно осмысляем каждое слово. Василий пропал после того, как Бекетов велел Клячину решить проблему. В чем и есть основной затык! Совпадение? Очень сомневаюсь.

— Дык нам Панасыч выдал. Погоди… — Бернес метнулся к тумбочке, открыл дверцу, вынул оттуда что-то, и подскочил обратно ко мне. — Смотри… Я купил себе на память… Беречь буду. Внукам показывать…

Он с гордостью показал небольшую открытку с изображением Кремля. Я, честно говоря, еле сдержал огромное желание опустить Марка с небес на землю. Внукам он собрался показывать… До детей бы сначала дожить.

Однако, вовремя прижал язык. В конце концов, Бернес ни в чем не виноват. Зачем на нем срываться?

— Шикарно! Отлично! Великолепно! Обзавидуешься. А с Зайцем-то что? — Снова повторил я свой не очень умный вопрос.

Не очень умный по той причине, что ответа на него нет. Как и Зайца. Его тоже нет.

Чего я бестолковлюсь, в третий раз спрашивая одно и то же у Бернеса, непонятно. Ступор на меня напал, похоже. Новость была слишком неожиданной. Впрочем… Неожиданность, это — ладно. Новость была охренеть насколько плохой.

Отсутствию Василия, как элемента моей новой жизни, я рад, на самом деле. Но это должно было произойти иначе. Зайцева отчисляют из школы, меня больше никто не задрачивает своими подозрениями. Вот как все виделось в перспективе. Теперь же… Теперь же перспектива обернулась чем-то принципиально другим.

А я, между прочим, вернулся в Школу в очень хорошем настроении. Пока ехали с Клячиным обратно, успел согреться в машине. Размяк. Даже подремал. Открывал глаза только в те моменты, когда «Воронок» подкидывало на кочках.

Что любопытно, Николай Николаевич всю дорогу молчал. Может, не хотел меня теребить. Заметил, наверное, как я клевал носом. А состояние у меня было вполне закономерное. Столько дней подряд вставать ни свет ни заря… Естественно, после сытного обеда и прогулки по парку меня разморило.

С другой стороны, может, дело вовсе не во мне. Может, сам Клячин был не настроен на разговоры. Он вообще пребывал в непонятном расположении духа. Думал о чем-то своём. Выглядел замкнутым. С другой стороны, мало ли о чем он размышляет. Вот так решил я для себя и перестал обращать внимания на чекиста, благополучно продолжив дремать.

И только перед шлагбаумом, за которым начиналась территория школы, Клячин, наконец, заговорил.

— Как у вас с товарищем Бекетовым дела? Хорошо посидели? Почти три часа вместе провели… Расположен он к тебе, Алексей… — Николай Николаевич заглушил мотор и развернулся ко мне полубоком.

— Угу… — Я завозился, пытаясь взбодриться. Оказаться снова на улице сильно не хотелось. Особенно, после дрёмы.– Неплохо посидели. Больше про юность его разговаривали. Вернее, он разговаривал, а я слушал.

— Ему, наверное, приятно вспоминать прошлое. Оно у Игоря Ивановича, можно сказать, героическое.

Я с сомнением покосился на Клячина. Его фраза прозвучала немного двояко. С подтекстом. Мне показалось, про героическое прошлое Бекетова он высказался с едким сарказмом.

— Ну, а про тебя? Про тебя ничего не говорил? Может, рассказывал, почему принимает участие в твоей судьбе? — Спросил Николай Николаевич. Вот прямо не дает ему эта тема покоя… Настырный мужик, однако…

— Не… — Я потянулся и зевнул. — Только о себе все время. А мне как-то даже неудобно спрашивать. Потом когда-нибудь, при подходящих обстоятельствах снова поинтересуюсь. Сейчас уже и не особо важно, отчего товарищ старший майор государственной безопасности мне помогает. Ну, так-то…Положа руку на сердце.

Я посмотрел искоса на Клячина и при этом постарался, чтоб взгляд у меня получился с хитринкой. Типа, зачем париться о прошлом, когда в настоящем вон как все хорошо складывается. Из детского дома забрали. А мог бы, в лучшем случае, отправиться куда-нибудь на завод гайки крутит. На полное довольствие поставили. Жри, пей от пуза. Одежду выдали. И, кстати, очень приличную. Учить начали. Чего ещё желать? А то, что каждое утро с появления орущего Шипко начинается — так это мелочи. Можно и потерпеть. Да и все остальное — Цыганков с его понтами, физическая нагрузка, Эмма Самуиловна — как говорится, стерпится-слюбится.

— Согласен. — Кивнул Клячин. — Просто…Видишь ли, Алексей, как я и говорил, нравишься ты мне. Уважение вызываешь. Стержень в тебе имеется. Воля. Да и порядочность тоже несомненно присутсвует. А тут… Странно ведь, что Игорь Иванович так расположился к обычному пацану. Я его давно знаю. Согласись, очень странно. Переживаю за тебя. Ты пойми, времена нынче неспокойные. Исключительно ради твоего благополучия… Имей в виду, если что-то начнешь вспоминать, поделись сначала со мной. Мало ли. Договорились?

— Ох ты ж… — «Расчувствовался» я.

Даже задумался на мгновение, не пустить ли слезу. Потом решил, не надо. Слеза — слишком театрально. Клячин точно заподозрит, что я его за нос вожу. А мне роль юного дарования, которое влёт решает задачки, говорит на иностранных языках и отличается сообразительностью, но при этом страшно наивен в жизни, весьма даже по душе. Я, конечно, ее только перед Клячиным с Бекетовым исполняю, но с этими товарищами пока лучше так.

Однако, дабы показать чекисту, как сильно впечатлила меня его забота, подался вперед, схватив его руку, которая лежала на руле. Он ее оттуда не убирал, несмотря на то, что мы уже давно прибыли на место. Потом крепко сжал конечность оторопевшего Клячина и тряхнул несколько раз. С силой. Чтоб точно было понятно, насколько я благодарен за столь теплое отношение.

— Вот спасибо, Николай Николаевич! От души! Вовек не забуду. Вы мне теперь роднее всех родных. Ближе всех близких. Эх! Да что там! Буду называть Вас отцом. Нет… Отец, наверное, это — с моей стороны совсем уж… Рано… Вы пока обо мне имеете лишь общее представление. Тогда дядей! Наедине, конечно. Дядя Николай…Можно?